Александр Башлачев - Посошок Страница 6

Хозяйка

Сегодня ночью — дьявольский мороз.Открой, хозяйка, бывшему солдату.Пусти погреться, я совсем замерз!Враги сожгли мою родную хату.

Перекрестившись истинным крестом,Ты молча мне подвинешь табуретку,И самовар ты выставишь на столНа чистую крахмальную салфетку.

И калачи достанешь из печи,С ухватом длинным управляясь ловко.Пойдешь в чулан — забрякают ключи,Вернешься со своей заветной поллитровкой.

Я поиграю на твоей гармони —Рвану твою трехрядку от души.— Чего сидишь, как будто на иконе?А ну, давай, пляши, пляши, пляши!

Когда закружит мои мысли хмель,И «День Победы» я не доиграю,Тогда уложишь ты меня в постель,Потом сама тихонько ляжешь с краю.

А через час я отвернусь к стене.Пробормочу с ухмылкой виноватой:— Я не солдат. Зачем ты веришь мне?Я все наврал — цела родная хата.

И в ней есть все — часы и пылесос,И в ней вполне достаточно уюта.Я обманул тебя. Я вовсе не замерз:Да тут ходьбы всего на три минуты.

Известна цель визита моего —Чтоб переспать с соседкою-вдовою.А ты ответишь: — Это ничего…И тихо покачаешь головою.

И вот тогда я кой-чего пойму,И кой о чем серьезно пожалею.И я тебя покрепче обнимуИ буду греть тебя, пока не отогрею.

Да, я тебя покрепче обнимуИ стану сыном, мужем, сватом, братом.Ведь человеку трудно одному,Когда враги сожгли родную хату.

Верка, Надька и Любка

Когда дважды два было только четыре,Я жил в небольшой коммунальной квартире.Работал с горшком, и ночник мне светил,Но я был дураком и за свет не платил.

Я грыз те же книжки с чайком вместо сушки,Мечтал застрелиться при всех из Царь-пушки,Ломал свою голову в виде подушки.Эх, вершки-корешки! От горшка до макушкиОбычный крестовый дурак.— Твой ход, — из болот зазывали лягушки.Я пятился задом, как рак.

Я пил проявитель, я пил закрепитель,Квартиру с утра превращал в вытрезвитель,Но не утонул ни в стакане, ни в кубке.Как шило в мешке — два смешка, три насмешки —Набитый дурак, я смешал в своей трубкеИ разом в орла превратился из решки.И душу с душком, словно тело в тележке,Катал я и золотом правил орешки,Но чем-то понравился Любке.

Муку через муку поэты рифмуют.Она показала, где раки зимуют.Хоть дело порой доходило до драки —Я Любку люблю! А подробности — враки.Она даже верила в это сама.Мы жили в то время в холерном бараке —Холерой считалась зима.

И Верка-портниха сняла с Любки мерку —Хотел я ей на зиму шубу пошить.Но вдруг оказалось, что шуба — на Верку.Я ей предложил вместе с нами пожить.

И в картах она разбиралась не в меру —Ходила с ума эта самая Вера.Очнулась зима и прогнала холеру.Короче стал список ночей.Да Вера была и простой и понятной.И снегом засыпала белые пятна.Взяла агитацией в корне нагляднойИ воском от тысяч свечей.

И шило в мешке мы пустили на мыло.Святою водой наш барак затопило.Намылились мы, но святая водаНа метр из святого и твердого льда.

И Вера из шубы скроила одеяло.В нем дырка была — прямо так и сияла.Закутавшись в дырку, легли на кроватьИ стали, как раки, втроем зимовать.

Но воду почуяв — да сном или духом —В матросской тельняшке явилась Надюха.Я с нею давно грешным делом матросил,Два раза матрасил — да струсил и бросил.

Не так молода, но совсем не старуха,Разбила паркеты из синего льда.Зашла навсегда попрощаться Надюха,Да так и осталась у нас навсегда.

Мы прожили зиму активно и дружно.И главное дело — нам было не скучно,И кто чем богат, тому все были рады.Но все-таки просто визжали они,Когда рядом с ритмами советской эстрадыЯ сам, наконец, взял гитару в клешни.

Не твистом свистел мой овраг на горе.Я все отдавал из того, что дано.И мозг головной вырезал на коре:Надежда плюс Вера плюс Любаплюс тетя Сережа плюс дядя Наташа —Короче, не все ли равно.

Я пел это в темном холодном баракеИ он превращался в обычный дворец.Так вот что весною поделывают раки!И тут оказалось, что я — рак-отец.

Сижу в своем теле, как будто в вулкане.Налейте мне свету из дырки окна!Три грации, словно три грани в стакане,Три грани в стакане, три разных мамани,три разных мамани, а дочка одна.

Но следствия нет без особых причин.Тем более, вроде не дочка, а сын.А может, не сын, а может быть — брат,Сестра или мать, или сам я — отец,А может быть весь первомайский парад!А может быть город весь наш — Ленинград…

Светает. Гадаю и наоборот.А может быть — весь наш советский народ.А может быть, в люльке вся наша страна!Давайте придумывать ей имена.

Трагикомический роман

Часы остановились в час.Как скучно нам лежать в постели.Как жаль, что наше «Ркацители»Нас не спасает в этот раз.

Скрипит пружинами диван.В углу опять скребутся мыши.Давай очнемся и вдвоем напишемТрагикомический роман.

Давай придумаем сюжет,В котором нам найдется место,В котором можно будет интересноПрожить хотя бы пару лет.

Я буду к зависти толпыТебя любить любовью страстной,Когда исчезнет мой проклятый насморк,А также скука и клопы.

На океанских берегахДля нас пристанище найдется,И нам с тобой больше не придетсяВсе время думать о деньгах.

Не будем думать о вине,Не будем печь топить дровами,А будем там дружить с медведями и львами,Забыв о будущей войне.

Ведь нет границ у странных стран.И наши перья мы не сложим.Тьмы низких истин, как всегда, дорожеНас возвышающий роман.

Итак, мы пишем наш роман,Творим немыслимое чудо…А на немытую посудуПолзет усатый таракан.

Слет-симпозиум

Куда с добром деваться нам в границах нашей области?У нас — четыре Франции, семь Бельгий и Тибет.У нас есть место подвигу. У нас есть место доблести.Лишь лодырю с бездельником у нас тут места нет.

А так — какие новости? Тем более, сенсации…С террором и вулканами здесь все наоборот.Прополка, культивация, мели-мели-орация,Конечно, демонстрации. Но те — два раза в год.

И все же, доложу я вам без преувеличения,Как подчеркнул в докладе сам товарищ Пердунов,Событием высокого культурного значенияСтал пятый слет-симпозиум районных городов.

Президиум украшен был солидными райцентрами —Сморкаль, Дубинка, Грязовец и Верхний Самосер.Эх, сумма показателей с высокими процентами!Уверенные лидеры, опора и пример.

Тянулись Стельки, Чагода. Поселок в ногу с городом —Угрюм, Бубли, Кургузово, потом — Семипердов.Чесалась Усть-Тимоница. Залупинск гладил бороду.Ну, в общем, много было древних, всем известных городов.

Корма — забота общая. Доклад — задача длинная.Удои с дисциплиною, корма и вновь корма.Пошла чесать губерния. Эх, мать моя, целинная!Как вдруг — конвертик с буквами нерусского письма.

Президиум шушукался. Сложилась точка зрения:— Депеша эта — с Запада. Тут бдительность нужна.Вот в Тимонице построен институт слюноварения.Она — товарищ грамотный и в аглицком сильна…

— С поклоном обращается к вам тетушка Ойропа.И опосля собрания зовет на завтрак к ней.— Товарищи, спокойнее! Прошу оставить ропот!Никто из нас не завтракал — у нас дела важней.

Ответим с дипломатией — мол, очень благодарные,Мол, ценим, и так далее, но, так сказать, зер гут!Такие в нашей области дела идут ударные,Что даже в виде исключения не вырвать пять минут.

И вновь пошли нацеливать на новые свершения.Была повестка муторной, как овсяной кисель.Вдруг телеграмма: «Бью челом! Примите приглашениеДавайте пообедаем. Для вас накрыт Брюссель.»

Повисло напряженное, гнетущее молчание.В такой момент — не рыпайся, а лучше — не дыши!И вдруг оно прорезалось — голодное урчаниеВ слепой кишке у маленького города Шиши!

Бедняга сам сконфузился. В лопатки дует холодом.А между тем урчание все громче, все сочней.— Позор ему — приспешнику предательского голода!Никто из нас не завтракал — дела для нас важней!

— Товарищи, спокойнее! Ответим с дипломатией.Но ярость благородная вскипала, как волна.— Ту вашу дипломатию в упор к отцу и матери! —Кричала с места станция Октябрьская Весна.

— Ответим по-рабочему. Чего там церемониться?Мол, на корню видали мы буржуйские харчи! —Так заявила грамотный товарищ Усть-ТимоницаИ хором поддержали ее Малые Прыщи.

Трибуну отодвинули и распалили прения,Хлебали предложения, как болтанку с пирогом.Объявлен был упадочным процесс пищеварения,А сам Шиши — матерым, но подсознательным врагом.

— Пущай он, гад, подавится Иудиными корками!Чужой жратвы не надобно. Пусть нет — зато своя!Кто хочет много сахару — тому дорога к Горькому!А тем, кто с аппетитами — положена статья.

И населенный пункт тридцать седьмого километраШептал соседу радостно: — К стене его! К стене!Он — опытный и искренний поклонник стиля «ретро»,Давно привыкший истину искать в чужой вине.

И диссидент Шиши горел красивым синим пламенем.— Ату его, вредителя! Руби его сплеча!И был он цвета одного с переходящим знаменем,Когда ему товарищи слепили строгача.

А впрочем, мы одна семья — единая, здоровая.Эх, удаль конармейская ворочает столы!Президиум — «Столичную», а первый ряд — «Зубровую»,А задние — чем бог послал, из репы и свеклы.

Потом по пьяной лавочке пошли по главной улице.Ругались, пели, плакали и скрылись в черной мгле.

В Мадриде стыли соусы,В Париже сдохли устрицыИ безнадежно таяло в Брюсселе крем-брюле.

Подвиг разведчика