Даниил Хармс - Я родился в камыше… (сборник) Страница 6

На днях буду в городе. Обязательно хочу увидеть вас. Привет Валентине Ефимовне и Якову Семёновичу.

О Пушкине

Трудно сказать что ни будь о Пушкине тому, кто ни чего о нём не знает. Пушкин великий поэт. Наполеон менее велик, чем Пушкин. И Бисмарк по сравнению с Пушкиным ничто. И Александры I и II, и III просто пузыри по сравнению с Пушкиным. Да и все люди по сравнению с Пушкиным пузыри, только по сравнению с Гоголем Пушкин сам пузырь.

А потому, вместо того, что бы писать о Пушкине, я лучше напишу вам о Гоголе.

Хотя Гоголь так велик, что о нём и написать то ничего нельзя, поэтому я буду всё таки писать о Пушкине.

Но после Гоголя писать о Пушкине как то обидно. А о Гоголе писать нельзя. Поэтому я уж лучше ни о ком ничего не напишу.

«Я сидел на крыше Госиздата…»

Я сидел на крыше Госиздата и наблюдал, всё-ли в порядке, потому что едва чего не досмотришь, как чего ни будь да случится. Нельзя город оставлять без призора.

А кто за городом смотреть будет, как не я? Если где беспорядок какой, так сейчас-же мы его и прекратим.

Сустав дозорных на крыше Госиздата

Первое правило: Дозорным может быть мужчина обэриутского вероисповедания, обладающий нижеследующими приметами:

1). Роста умеренного.

2). Смел.

3). Дальнозорок.

4). Голос зычный и властный.

5). Могуч и без обиняков.

6). Уметь улавливать ухом всякие звуки и не тяготится скукой.

7). Курящий или, в крайнем случае, не курящий.

Второе правило (что он должен делать):

1). Дозорный должен сидеть на самой верхней точке крыши и, не жалея сил, усердно смотреть по сторонам, для чего предписывается не переставая вращать голову слева направо, и наоборот, доводя её в обе стороны до отказа позвонков.

2). Дозорный должен следить за порядком в городе, как-то:

а). Чтобы люди ходили не как попало, а так, как им предписано самим Господом Богом.

б). Чтобы люди ездили только на таких экипажах, которые для этого специально приспособлены.

с). Чтобы люди не ходили по крышам, карнизам, фронтонам и другим возвышенностям.

Примечание: Плотникам, малярам и другим дворникам дозволяется.

Третье правило (что дозорный не должен делать):

Дозорный не должен

1). Ездить по крыше верхом.

2). Заигрывать с дамами.

3). Вставлять свои слова в разговоры прохожих.

4). Гоняться за воробьями или перенимать их привычки.

5). Обзывать милиционеров фараонами.

6).

7). Скорбеть.

Четвертое правило (право Дозорного):

Дозорный имеет право

1). Петь

2). Стрелять в кого попало.

3). Выдумывать и сочинять, а также записывать и не громко читать, или запоминать наизусть.

4). Осматривать панораму.

5). Уподоблять жизнь внизу муравейнику.

6). Рассуждать о книгопечатании.

7). Приносить с собой пастель.

Пятое правило. Дозорный обязан

К пожарным относиться с почтением.

Всё

Утро

Да, сегодня я видел сон о собаке.

Она лизала камень, а потом побежала к реке и стала смотреть в воду.

Она там видела что ни будь?

Зачем она смотрит в воду?

Я закурил папиросу. Осталось ещё только две.

Я выкурю их, и больше у меня нет.

И денег нет.

Где я буду сегодня обедать?

Утром я могу выпить чай: у меня есть еще сахар и булка. Но папирос уже не будет. И обедать негде.

Надо скорее вставать. Уже половина третьего.

Я закурил вторую папиросу и стал думать, как бы мне сегодня по обедать.

Фома в семь часов обедает в Доме Печати. Если притти в Дом Печати ровно в семь часов, встретить там Фому и сказать ему: «Слушай, Фома Антоныч, я хотел бы, чтобы ты накормил меня сегодня обедом. Я должен был получить сегодня деньги, но в сберегательной кассе нет денег». Можно занять десятку у профессора. Но профессор, пожалуй, скажет: «Помилуйте, я вам должен, а вы занимаете. Но сейчас у меня нет десяти. Я могу дать вам только три». Или нет, профессор скажет: «У меня сейчас нет ни копейки». Или нет, профессор скажет не так, а так: «Вот вам рубль, и больше я вам ничего не дам. Ступайте и купите себе спичек».

Я докурил папиросу и начал одеваться.

Звонил Володя. Татьяна Александровна сказала про меня, что она не может понять, что во мне от Бога и что от дурака.

Я надел сапоги. На правом сапоге отлетает подметка.

Сегодня воскресение.

Я иду по Литейному мимо книжных магазинов. Вчера я просил о чуде. Да да, вот если бы сейчас произошло чудо.

Начинает итти полу снег полу дождь. Я останавливаюсь у книжного магазина и смотрю на ветрину. Я прочитываю десять названий книг и сейчас же их забываю.

Я лезу в карман за папиросами, но вспоминаю, что у меня их больше нет.

Я делаю надменное лицо и быстро иду к Невскому, постукивая тросточкой.

Дом на углу Невского красится в отвратительную желтую краску. Приходится свернуть на дорогу. Меня толкают встречные люди. Они все недавно приехали из деревень и не умеют еще ходить по улицам. Очень трудно отличить их грязные костюмы и лица.

Они топчатся во все стороны, рычат и толкаются.

Толкнув нечайно друг друга, они не говорят «простите», а кричат друг другу бранные слова.

На Невском страшная толчея на панелях. На дороге же довольно тихо. Изредка проезжают грузовики и грязные легковые автомобили.

Трамваи ходят переполненные. Люди висят на подножках. В трамвае всегда стоит ругань. Все говорят друг другу ты. Когда открывается дверца, то из вагона на площадку веет теплый и вонючий воздух. Люди вскакивают и соскакивают в трамвай на ходу. Но этого делать еще не умеют, и скачат задом наперед. Часто кто нибудь срывается и с ревом и руганью летит под трамвайные колеса. Миллиционеры свистят в свисточки, останавливают вагоны и штрафуют прыгнувших на ходу. Но как только трамвай трогается, бегут новые люди и скачат на ходу, хватаясь левой рукой за поручни.

Сегодня я проснулся в два часа дня. Я лежал в кровате до трех, не в силах встать. Я обдумывал свой сон: почему собака посмотрела в реку и что она там увидела. Я уверял себя, что это очень важно: обдумать сон до конца. Но я не мог вспомнить, что я видел дальше во сне, и я начинал думать о другом.

Вчера вечером я сидел за столом и много курил. Передо мной лежала бумага, чтобы написать что то. Но я не знал, что мне надо написать. Я даже не знал, должны быть это стихи, или рассказ, или рассуждение. Я ничего не написал и лег спать. Но я долго не спал. Мне хотелось узнать, что я должен был написать. Я перечислял в уме все виды словестного искусства, но я не узнал своего вида. Это могло быть одно слово, а может быть, я должен был написать целую книгу. Я просил Бога о чуде, чтобы я понял, что мне нужно написать. Но мне начинало хотеться курить. У меня оставалось всего четыре папиросы. Хорошо бы хоть две, нет, три оставить на утро.

Я сел на кровате и закурил.

Я просил Бога о каком то чуде.

Да да, надо чудо. Все равно какое чудо.

Я зажег лампу и посмотрел вокруг. Все было попрежднему.

Да ничего и не должно было измениться в моей комнате.

Должно измениться что то во мне.

Я взглянул на часы. Три часа семь минут. Значит, спать я должен по крайней мере до половина двенадцатого. Скорей спать!

Я потушил лампу и лег.

Нет, я должен лечь на левый бок.

Я лег на левый бок и стал засыпать.

Я смотрю в окно и вижу, как дворник метет улицу.

Я стою рядом с дворником и говорю ему, что, прежде, чем написать что либо, надо знать слова, которые надо написать.

По моей ноге скачет блоха.

Я лежу лицом на подушке с закрытыми глазами и стараюсь заснуть. Но слышу, как скачет блоха, и слежу за ней. Если я шевельнусь, я потеряю сон.

Но вот я должен поднять руку и пальцем коснуться лба. Я поднимаю руку и касаюсь пальцем лба.

И сон прошел.

Мне хочется перевернуться на правый бок, но я должен лежать на левом.

Теперь блоха ходит по спине. Сейчас она укусит.

Я говорю: Ох, ох.

Закрытыми глазами я вижу, как блоха скачет по простыне, забирается в складочку и там сидит смирно, как собачка.

Я вижу всю мою комнату, но не сбоку, не сверху, а всю сразу, зараз. Все предметы ораньжевые.

Я не могу заснуть. Я стараюсь ни о чем не думать. Я вспоминаю, что это невозможно, и стараюсь не напрягать мысли. Пусть думается о чем угодно. Вот я думаю об огромной ложке и вспоминаю басню о татарине, который видел во сне кисель, но забыл взять в сон ложку. А потом увидел ложку, но забыл… забыл… забыл… Это я забыл, о чем я думал. Уж не сплю ли я? Я открыл для проверки глаза.

Теперь я проснулся. Как жаль, ведь я уже засыпал и забыл, что это мне так нужно. Я должен снова стараться заснуть. Сколько усилий пропало зря. Я зевнул.