Антон Дельвиг - Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года Страница 6

Я песнию простой:

"Что ты, пастушка, приуныла?

Не пляшешь, не поешь?

К коленам руки опустила,

Идешь и не идешь?

Во взоре, в поступи томленье,

В ладе пылает кровь,

Ты и в тоске и в восхищенья!

Наверно, то любовь?

Но ты закрылася руками!

Мне отвечаешь: нет!

Не закрывай лица руками,

Не отвечай мне: нет!

Я слышал, Хлоя, от пастушек,

Кто в нас волнует кровь,

Я слышал, Хлоя, от пастушек

Рассказы про любовь!"

Кругом свежее разливался

Цветов пустынный дух,

И проходящий улыбался

Мне весело пастух:

"Не улыбайся, проходящий

Веселый пастушок,

Не вечно скачет говорящий

С цветами ручеек,

Взгляни на бедного Дафниса,

Он смолк и приуныл!

Несчастного забыла Ниса,

Он Нису не забыл!"

Так ты, Фантазия, учила

Ребенка воспевать,

К свирели пальцы приложила,

Велела засвистать!

Невинный счастлив был тобою,

Когда через цветы

Вела беспечною рукою

Его, играя, ты.

Как сладко спящего покрыла

В последний раз ты сном

И грудь младую освежила

Махающим крылом.

Я вскрикнул, грезой устрашенный,

Взглянул – уж ты вдали,

Летишь, где неба свод склоненный

Падет за край земли.

С тех пор ты мчишься все быстрее,

А все манишь меня!

С тех пор прелестней ты, живее,

Уныл и томен я.

Жестокая, пустыми ль снами

Ты хочешь заменить

Все, что младенчества я днями

Так мало мог ценить.

Кем ты, волшебница, явилась

Мне с утренней звездой

И, застыдившись, приклонилась,

Обвив меня рукой,

К плечу прелестными грудями?

Скажи, кто окропил

Меня горячими слезами

И, скрывшись, пробудил?

Чей это образ несравненный?

Кто та, кем я дышу?

О ней, грозою окруженный,

На древе я пишу;

Богов усердными мольбами

Ее узреть молю.

Чего не делаешь ты с нами!

Увы, и я люблю.

Между 1814 и 1817

38. БОГИНЯ ТАМ И БОГ ТЕПЕРЬ

(К Савичу)

Прозаик милый,

О Савич мой,

Перед тобой,

Собравшись с силой,

Я нарисую,

Махнув пером,

Всегда младую,

С златым венцом,

С златою лирой

И по плечам

С златой порфирой,

Богиню Там.

Она витает

(Поверь ты мне?)

В той стороне,

Отколь блистает,

При тишине

Лесов заглохших

И вод умолкших

В покойном сне

Предтеча Феба,

Камен царя,

В цветах заря,

Аврора неба,

Откинув дверь,

Там выпускает,

Но бог Теперь_

Ее встречает

И зло кидает

К благим дарам.

Богиня ж Там,

Как ты, незлобна!

И не одной

Она душой

Тебе подобна,

Но тож мила

И весела,

И так прелестно

Как, Савнч, ты

Поет мечты

О неизвестной

Дал_и_, дал_и_?

Внимай пиита:

Он чародей -

Судьбой открыта

Грядущих дней

Ему завеса,

Он от Зевеса

Богиню Там_

Принял в подругу

Своим мечтам.

Тебе ж, как другу,

Принес от ней

О! сверток дней.

Ты прочитаешь

И в нем узнаешь,

Кто будешь впредь,

Но не краснеть

От слов пророка:

"По воле рока

Ты будешь петь,

Как ночью мая

Поет младая,

В тени древес,

Любви певица,

Когда царица

Ночных небес

Из вод катится

И мрачный лес

Не шевелится;

Когда ж в крови

Зажгутся муки

Святой любви,

То смело руки

Ты на клавир,

И слаще лир

Прольются звуки

Твоей души.

Тогда ж в тиши

Ты, одинокой,

В стихах пиши

Письмо к жестокой

И ты поэт.

Прошепчет "нет"

Она сердито.

О, не беда!

Полуоткрытой

Верь, скажет "да!"

И ты, счастливый,

От городов

Уйдешь под кров

Домашней ивы,

Блаженный час!

О днях грядущих

Не суетясь,

В местах цветущих

Ты будешь жить

И воздух пить

С душистой розой.

Ты свежей прозой

Семьи простой

Опишешь радость,

Души покой,

И чувства сладость

Рассыплешь ты

На все листы".

О Савич милый!

То будет – верь,

Когда Теперь,

Сей бог унылый,

Богиню Там_

Не повстречает,

Не примешает

К ее дарам

Полезной муки,

Слезы и скуки.

Между 1814 и 1817

39. ДИФИРАМБ

Други, пусть года несутся,

О годах не нам тужить!

Не всегда и грозди вьются!

Так скорей и пить, и жить!

Громкий смех над докторами!

При плесканьи полных чаш

Верьте мне, Игея с нами,

Сам Лиэй целитель наш!

Светлый мозель восхищенье

Изливает в нашу кровь!

Пейте ж с ним вы мук забвенье

И болтливую любовь.

Выпили? Еще! Веселье

Пышет розой по щекам,

И беспечное похмелье

Уж манит Эрота к нам.

Между 1814 и 1817

Люблю я задумываться,

Внимая свирели,

Но слаще мне вслушиваться

В воздушные трели

Весеннего жаворонка!

С какою он сладостию

Зарю величает!

Томлением, радостию

Мне душу стесняет

Больную, измученную!

Всю зиму окованная

Земля оживает,

И, им очарованная,

Сильнее пылает

Любовью живительною.

Как ловит растерзанная

Душа его звуки!

И, сладко утешенная,

На миг забыв муки,

На небо не жалуется!

Между 1814 и 1817

За мрачными Стигийскими брегами,

Где в тишине Элизиум цветет,

Минувшие певцы гремят струнами,

Их шумный глас минувшее поет.

Толпой века в молчании над ними,

Облокотясь друг на друга рукой,

Внимают песнь и челами седыми

Кивают, бег воспоминая свой.

И изредка веками сонм почтенный

На мрачный брег за Эрмием грядет -

И с торжеством в Элизиум священный

Тень Гения отцветшего ведет.

Их песнь гремит: "Проклят, проклят богами,

Кто посрамил стихами муз собор!"

О, горе! он чугунными цепями,

Как Прометей, прикован к темю гор;

Вран зависти льет хлад в него крылами

И сердце рвет, и фурий грозный взор

Разит его: "Проклят, проклят богами!"

С шипеньем змей их раздается хор.

– О юноша с невинною душою,

Палладою и Фебом озарен,

Почто ступил ты дерзкою ногою

За Кипрою, мечтами ослеплен?

Почто, певец, когда к тебе стучалась

Прелестница вечернею порой,

И тихо грудь под дымкой колебалась,

И взор светлел притворною слезой,

Ты позабыл твой жребий возвышенный

И пренебрег душевной чистотой,

И, потушив в груди огонь священный,

Ты Бахуса манил к себе рукой.

И Бассарей с кистями винограда

К тебе пришел, шатаясь на ногах.

С улыбкой рек: "Вот бедствиям отрада,

Люби и пей на дружеских пирах".

Ты в руки ковш – он выжал сок шипящий,

И Грация закрылася рукой,

И от тебя мечтаний рой блестящий

Умчался вслед невинности златой.

И твой удел у Пинда пресмыкаться,

Не будешь к нам ты Фебом приобщен!

Блажен, кто мог с невинностью пробраться

Чрез этот мир, возвышенным пленен.

Между 1814 и 1817

42. РАЗГОВОР С ГЕНИЕМ

Кто ты, светлый сын небес!

Златокудрый, быстрокрылый?

Кто тебя в сей дикий лес,

Сей скалы в вертеп унылый,

Под обросший мхами свод,

К бездне, где с рожденья мира

С эхом гор поток ревет,

Приманил от стран эфира?

Что твой пламенник погас?

Что твой образ омрачился?

Что жемчуг скорбящих глаз

По щекам засеребрился?

Почему твое чело

Потемнело, развенчалось?

Или быстрое крыло

От паренья отказалось?

Не найдешь и на земли

Ты веселое жилище!

Вот, где розы расцвели -

Там родное пепелище,

Там страна, где я расцвел,

Где, лелеемый мечтою,

Я любовь и радость пел,

Побежим туда со мною.

Смертный я, и в сих местах,

Посвященных запустенью,

Чувствую холодный страх,

Содрогаюся биенью

Сердца робкого в груди.

Здесь я как-то заблудился.

Добрый бог! со мной поди

К тем садам, где я родился.

Гений

Нет, туда мы не пойдем,

Там прольем мы только слезы,

То не твой уж светит дом,

Не твои блистают розы!

Там тебя отцу не ждать,

Там заботливо к порогу

Не подходит часто мать

И не смотрит на дорогу,

Там младенец имя "брат"

Лепетать не научился,

Чтоб отца внезапно взгляд

Прояснел и ослезился;

Там и резвый хоровод

Возле хижины пустынной

Не сестра твоя ведет

Песней звонкой и невинной, -

Рок привел к чужой стране

Челн с твоей семьей родимой.

Может, горести одне

Примут в пристань их незримо?

Может? Нет, ты обоймешь

(Будет веры исполненье!)

Мать, отца – всех, кем живешь,

С кем и муки – наслажденье!

А меня ужели ты

Не узнаешь? Я твой Гений,

Я учил тебя мечты

Напевать в домашней сени;

Сколько смертных – столько нас;

Мы, посланники Зевеса,

Охраняем, тешим вас

От пелен до врат Айдеса!

Но, любя, – ужель судьбе

Нам покорствовать не больно?

Не привязанный к тебе,

Я бы, неба житель вольный,

Полетел к родной стране,

К ним, к товарищам рожденья,