Антология - Диалоги снаружи и внутри Страница 6

Когда я Сольвейг

Когда я Сольвейг, воздух свеж и сиз,колюч от лап пронзающих деревьеви заштрихован – так, что только иззверей кому возможно выйти к двери.

Когда я Сольвейг, чужды городадуше моей, оскалившейся дико,прозрачной, как озерная вода,и плачущей, как тает кубик льда,от в соснах заблудившегося крика.

Когда я Сольвейг, голос твой дрожит,дурной мой Пер, гонимый злой молвою.Позволь мне, друг, твою заштопать жизнь,брат нелюдимый, здесь расположись —в тепле огня и терпком духе хвои…

Когда я Сольвейг, ты – уже не плох,совсем иное я пою отныне:пусть люди знают, Пуговичник, Бог,что путь мой солнечный и лыжный непрерывен!..

На маяк

До сих пор впечатление, будто выходишь к доске,до сих пор вызывают, и жизнь преподносит урокив ежедневном зубрении… В кровь обиваю пороги,ты в тумане одна – яркий флаг на моем маякев красном платье своем выпускном… Почему до сих пор,по какому веленью, богов каких проклятой волемой бумажный кораблик так редко находит свой порт?Потому что тебе не понравилась книжка Пиньоля?

Мой смотритель, поверенный всех моих мизерных дел,я в шторма пробираюсь на свет, катастрофы минуя!Буревестник садится на тонкую руку к тебе —это я окунаюсь в густую житейскую бурю.Это я рада встрече и счастлива дружбе, когдакрики чаек пронзительны над воцарившимся штилем…Маякни! – По колено мне будет большая вода!И приду, как столетьями в гавань суда заходили.

Д’Арк

Ты ныне выдумана или позабытаокажешься, как канувшая ночь, —в моих мечтах всегда стучат копыта,а Францию не в силах превозмочьвраги, пока ты войска во главеи у Христа за пазухой. Живаяв моих строках: и не забронзовев,и до агонии, предательски сгорая.Не меркнет блеск твоих сребристых лат,и знамя вслед вовек не потускнеет.У завоеванных оказывалась врат,и покорились райские той деве,которую Набоков обожал[3],как ночью с нею бывший лотарингец,которая, пылавшая душатакая же, сестрой была Марине[4]…Как скромен рядом с их стихами мой,едва выходит должная осанна!Крести меня мечом, склоняюсь, Жанна!Пребудь со мной и страстной, и святой.

На 30 декабря

Шагать, бодрясь, по ледяному насту,без сна, не признавая полумеры,от белой мглы не опуская век…Не сдамся Королевы Снежной царству,пылающая нежностью и веройтак, что и на подлете тает снег.

Когда мне с ним и день нещадно краток,малышка перед страшным словом «Вечность»,что не мираж в пороше, вдалеке…С любимым – не любителем перчаток —могу, подняв забрало, ей навстречуидти и руку греть в своей руке.

Капризам Герды рьяно потакая,живет мой Кай, а я его из пленаспасать берусь. Дворца холодный сводне устрашит! Футболка намокаетв районе сердца, оседают стены —я так его люблю, что тает лед.

Неявный диалог

Илья Бондаренко. пос. Скуратовский, Тульская обл

Я пил чай из блюдца,Пил из чашки,Пил из кастрюлиИ черной канистры,Пил в людных местах в манжетах.И где не было никаких людей.Пил, сидя верхом на танке,Пил на блошином рынке,Я выпил весь чай.Я выполнил свой долг.

© Бондаренко И., 2015

Букет

Мы виделись раз в неделю,Я без нее дичал.И пуговицы летели,Когда я ее встречал.За полчаса до экспрессаВ груди ускорялся ритм,Ее приносили рельсыИ не было больше рифм.Я в тот бесконечный вечерЗаранее знал вагон,И поезд ведром картечиПросыпался на перрон.Тогда протолкнувшись ближеК вагону и в муть окнаСмотрю сквозь стекло и вижуОна выходит! Она!

И красный букет небрежно(А я гляжу на нее)Она вдруг бросает междуМатрацами на белье.Осиленная неделяПод ворохом разных делНазло текла еле-елеЯ ждал ее и хотел.Мечты разлетелись пухомЛишь яркий букет пестрил,Насыщенный мерзким духомТого, кто его дарил.И в это мгновенье сгинутьВладела мной мысль, уйти,Чтоб горько смотрела в спину,И чтоб кричала «прости!».

Народ, проводницы, срокиСвиданьям и отпускам,Но огненные потокиТекли по моим щекам.И где-то тогда томилсяГлавенствовший ухажер.Тут поезд остановилсяКак взгоряченный хор.«Что, ждешь моей теплой встречи…» —Подумал, ступив назад.Но выдавив «добрый вечер»,Я вдруг опустил глаза.А после темно и тошно,И горечь во мне цвелаУжасно взбесило то, чтоОна и не поняла.Шепнула: «Привет, любимый?»Я ждал, что еще соврет,Вокзал гремел Хиросимой,И-и… – мы пошли вперед.

Два пассажира

Два пассажира спорят, не даваяДруг другу досказать в трамвайном гаме.Едва один откроет рот, зевая —Другой туда уместится с ногами.Два пассажира видных, как жар-птицыНа жердочке последнего трамвая.Прикладываясь с горлышка к водице,Оттаявшей у старого сарая.И в череде невзрачных остановокИ в пепле остывающих моментовЧерпают мир ковшом из установокУспевших запылится аргументов.Два индивида в остром нетерпеньеНе соглашаются о сущности либидоЖивые образцы совокупленияДругими представителями вида.

Игра

Двор. Железный жираф. Зябко и тряско.

Этот меткий мороз снова целит в суставы и кости.

Невидимые футболисты то и дело поднимают пыль.

Деревья ведут неторопливую беседу:

1 – е д е р е в о:

Я полон внимания.

2 – е д е р е в о:

А если так?!!

И швыряет на стол лист с пятью заостренными

вершинами.

1 – е д е р е в о:

Нас не пугают злые погоды.

Не восклицать нам робко: «пальто бы…»

3 – е д е р е в о, пропуская ход:

Азарт хорош для молодых,

Мне надо фору, передых.

1 – е дерево, сбрасывая еще 2 листа:

Слушайте все, что я могу насвистеть на толстых и

тонких струнах.

Ветер усиливается.

1 – е д е р е в о:

Я пою.

2 – е д е р е в о:

Во вдохе – жизнь,

А выдох смертен

Шашлык Земли

Одень на вертел.

1 – й П р о х о ж и й:

О ветер, ветер, будь здоров!

И в барабаны бей ковров!

Деревья могут только тихать

А гонги временные – лихать.

3 – е д е р е в о, роняет тонкую ветвь с тремя желтыми листьями:

Душа глядится в кляксы луж

Я выиграл! – Козырный муж!

1-е дерево закатывается мелким хохотом листьев.

3 – е д е р е в о:

Сейчас, тогда, в любое время,

Слаба, беспомощна мораль, —

Что толку ставить ногу в стремя

Когда тебе кобылу жаль!?

2 – е д е р е в о:

Конец – всегда конец.

Вы слышите, где-то играет песня?

1 – е д е р е в о:

Трубы загробное мычалово

Милей, чем Юлия Началова.

3 – е д е р е в о, указывает 2-му на 1-е дерево:

Он милый парень, переливается черно-зеленым

в пробирке двора и водит хоровод созвездий.

2 – е д е р е в о:

Певец! Певец!

1 – е д е р е в о:

Я не больше певец, чем ветер, дождь или солнце,

чем волна, окатившая склон. Каждая песня что-

то значит. Без нее не полно существование.

Тишина – певец, без нее не было бы пауз, и все

звуки смешались бы в единый гул. Я не знаю, что

есть такого ценного у вас. Я Пою – равно – Я

имею.

И силой буйной кроны выбью

Сухую пробищу двора.

3 – е д е р е в о:

И что видно наверху?

1-е дерево:

Там птичий звон небесной пылью

Разносит в облаках «Пора».

2 – е д е р е в о:

Тускнеют солнечные нити.

Он был моим, теперь ничей.

Ладонь листа в кулак сожмите!

Казну оставил казначей.

Теперь казнит и строит козни.

1 – е д е р е в о:

Казнить надумал – так казни!

Только, чтоб не было возни.

3 – е д е р е в о:

Без боли – нет смерти.

Проверено! Верьте!

2 – е д е р е в о:

Так, значит, конец?

2 – й п р о х о ж и й:

Дворовый детский стадион

Что молодость – лишь слайды, клипы.

Она закончилась, как сон,

Раскланявшись со мной у липы.

Что здесь осталось? Только стужа,

Болезни, предвкушенье бурь.

Что бьет в нас изнутри наружу,

Мы бьем назад – снаружи внутрь.

2 – е д е р е в о:

Что слышу братья, слышу и немею —

В своем богатстве сам же погребен,

Кружба ворон над всем, что я имею,

И цвет листа уже здесь ни при чем!

Усиливается холодный ветер, начинается дождь.

2 – й п р о х о ж и й:

У каждого окна… нет, точно, у каждого окна —

предметы хвастовства одни и те ж. Оттого окна

сделались похожими друг на друга.