Алексей Евтушенко - Избавление Страница 6

Еще по жилам юность загудит.

Асфальт, фонарь, чуть начатая ночь —

Подлунной сцены скудное убранство.

Готов был даже Музу приволочь

И, как шарманщик маленькую дочь,

Заставить петь под окнами романсы.

ВСТРЕЧА ВТОРАЯ. Женщина.

Похолодало… Слушай, не спеши.

Мне одиноко на кривом бульваре.

В такую ночь недолго согрешить —

Луна в зените, голова в угаре.

Нет никого па сотню лет вокруг:

Убийцы, недоучки да калеки.

Ты мне лицом напомнил человека,

Который птиц умел кормить из рук.

Он думал, можно честно побеждать…

Признайся, я пока не постарела?

Дала в дорогу хлеба и деньжат…

Быть может, пуля мимо пролетела?

Колода карт и кофе натощак,

А он – по слухам – спит в земле далекой…

Дробимый, ненаглядный, синеокий!

Семь лет назад вернуться обещал.

Я истово молила о любви

Луну, апрель, прохожего и Бога.

Шептала: "Я готова, позови…

(Девчонка-две-косички, недотрога).

Терпенья чаша выпита до дна.

Могу рожать. Умею веселиться.

Чего тебе, молоденький, не спится

Не видишь, что ли – женщина одна?

Иди сюда. Поговори со мной.

Дай руку мне. Ну, что же ты? Смелее…

Пусть не бывает счастья под луной,

Но этот город утешать умеет".

Монолог третий

Всего минута – площадь пересечь.

Сердечной мышце – сорок сокращений.

Лишь ощущенье верности сберечь

И твердо знать, что Родина священна,

И справедливость выдержать оплеч.

Трава пробьется к небу сквозь базальт,

И эта площадь станет вновь поляной.

А мы с тобой так трудно и так рьяно

Торопимся и не глядим назад.

Ликуй, пророк! Сбылись твои слова

На зависть всем Кассандрам и Сивиллам.

Гляди, добро повсюду победило,

Но с чьих-то плеч скатилась голова.

Стабильно правят мудрые вожди.

Но сталкивались лбы, надежды, годы.

На вид – стоит хорошая погода.

Па слух – идут бесцветные дожди.

Предназначенье мало угадать,

И телу недостаточно закалки —

Вступает в силу детская считалка

Про то, что зайчик вышел погулять.

Охотники обучены стрельбе,

И с вечера накормлены собаки.

Что остается умному тебе? —

Не промахнуться в человечьей драке.

Швыряю взгляд но площади пустой,

Ищу вокруг ошибку или камень.

Спасенье где-то рядом с облаками,

По справлюсь ли, бескрылый, с высотой?

Воспоминание третье

На кухне, где кончается "сегодня"

И сразу начинается "вчера"

За часом час… К любви и непогоде,

И к первой неосознанной свободе

Успеем возвратиться до утра.

Дождь не заставит ждать и волноваться —

Уж с вечера дышалось тяжелей.

Так за любовь – отраду юных дней

И за свободу – спутницу дождей

Поднимем тост, покуда бьет двенадцать.

Помолодею. Здравствуйте, друзья.

Я рад, что помню имена и песни.

У памяти единственный изъян —

О будущем ни слова, хоть ты тресни!

А прошлое так близко в этот раз,

Что может оказаться настоящим.

Воистину, кто ищет, тот обрящет,

Движения по-прежнему изящны,

Но кто простит морщины возле глаз?

Друзьям желаю зиму одолеть —

Все остальное будет им по силам.

И я словам предпочитаю плеть,

Когда в лицо приходится смотреть

На перепутьях этим… шестикрылым.

Скучна разлука, встречи коротки.

До октября добрался – ну и ладно.

Хороший запах: кофе и лаванда.

И на душе спокойно и отрадно,

Когда коснешься дружеской руки.

ВСТРЕЧА ТРЕТЬЯ. Палач

Как важно выбрать правильно топор.

Как важно свой удар представить прежде.

Эх, не могу привыкнуть до сих пор…

Да снизойдет к преступнику надежда!

Большое солнце. Ратуша. Народ.

Шершавость досок чувствую ступнями.

Король лениво шевельнет бровями,

И связанного вытолкнут вперед.

Мне наплевать на звание и пол,

Я – исполнитель самой главной роли.

Монах глаза возводит на костел

И что-то шепчет о земной юдоли.

Топор легко присох к моим рукам.

(И почему у них потеет шея?)

Не бойся, бедолага, я сумею.

Одним ударом. Р-раз! И – пополам.

Как милость, прозвучала тишина,

Взлетел топор, блеснул в глаза и в души…

Сегодня невозможная луна.

Нет, не заснуть. Волнуюсь или трушу?

Как важно выбрать правильно топор,

Как важно свой удар представить прежде.

На улице со мною всякий вежлив,

Но с кем сынишку выпустить во двор?

Монолог четвертый

Газеты и учебники соврут…

Свернул, поднялся, вышел под аркаду.

Старинный парк, прохладная отрада —

Пристанище, прибежище, приют.

Утихли птицы в суете листвы,

Недолго ждать росистого рассвета.

Кончается поэзия, увы.

Причесана Эвтерпа и одета.

Мы с ней еще пройдемся в этот час

По темным и запутанным аллеям.

Луна клонится, ежится, алеет…

Одна усталость примиряет нас.

Руки коснулась, – дальше не ходи.

Легко вбежала по шальным ступеням,

Не обеднеют дети и дожди,

Поэты пятнистые олени.

Смешалось всё: деревья и вода,

Аллея, балюстрада, дерзновенье.

Внимай скорее лунному мгновенью —

Все духи тьмы уже летят сюда.

В движении меняется восторг.

Фигура. Мрамор. Плиты и перила.

Ваятель наваждение исторг,

И статуя глаза навек открыла

И так застыла посреди луны…

Мои шаги уже не узнавая.

Среди травы, деревьев и развалин

Следы свиданья будут не видны.

Воспоминание четвертое

Глаза закрою – низкий потолок,

Пространство, отведенное под сцену,

Немой рояль – от дров на волосок,

Окно на крышу – воздуха глоток,

Для зрителей скамейки по колено.

Реальный мир, предметная среда.

За стенами – деревья, ветер, звезды.

А я в "среду" вколачиваю гвозди.

И не было смешливей и серьезней,

И благодарней зрителя тогда.

Умри, актер! И будет жить любовь

В последнем подзабытом монологе.

Массовка хлещет клюквенную кровь,

Кассир жует картонную морковь,

Цветы летят и падают под ноги.

Живи, театр! Скоро я умру

На выдохе, на точке, на поклоне.

Опять по кругу грешников погонят.

Один хотел, другой сидел на тропе,

А я любил красивую игру.

По-прежнему волнуюсь каждый раз.

Очнусь в ночи – пока еще не старый.

Кому смеяться выпадет из пас?

Эй, режиссер! Используя соблазн,

Поставим жизнь! Я напишу сценарий.

ВСТРЕЧА ЧЕТВЕРТАЯ. Прохожий.

Тьма покидает землю. Жди забот.

Гляди назад, где смелые забавы

Мешали ощутить всё бремя славы,

Которая, конечно же, придет.

Ах, молодость! Советам вопреки

Мы тратим силы на вино и женщин.

А времени всё меньше, меньше, меньше…

Но замыслы и чувства высоки.

Опять костлявой гостьи не боюсь,

Мне сыновья мои грехи простили.

Но всякий раз одолевает грусть

По вечерам в неприбранной квартире.

Потянет на знакомые места,

Где юность пролетела без оглядки.

Я сам с собой тогда играю в прятки.

Не нахожу. Безмолвье. Чистота.

Ступени стерты – ходят испокон.

Дом покосился, вывеска забыта.

Высокий храм на холм присел сердито

Под тяжестью пожара, войн, икон.

И смерть не в смерть, и старость ни к чему,

И мозг устал от мыслей и болезней.

Не задавай вопроса "почему?",

По городу гулять куда полезней.

Отступление

Люблю пустое небо октября

В широком блеске яркого заката.

Ровесник клен, припомним тех ребят,

Кого друзьями называл когда-то.

Припомним дни, событья, имена,

Дождь площадей, туман горбатых улиц.

Не доберется до Итаки Улисс,

Но долго, долго будет ждать она.

Ровесник клен, исполнимся вдвоем

Всей красотою осени беспечной.

Мы прорастаем в городе другом

Корнями в землю, а ветвями в вечность.

Мы над обрывом, где внизу река,

А дальше – степь от края и до края.

Где за спиною, красками играя,

Закат напрасно ищет облака.

Ровесник клен, пройдёт немного дней,

Последний лист сорвет ноябрь хмурый.

Мы станем старше, собраннее, злей —

Тяжелый взгляд и крепкая фигура.

Исчезнет за дождями силуэт

Изящных башен с тонкими крестами…

Три осени ложатся между нами,

А километрам вовсе счета нет.

Монолог последний

День распахнулся, как всегда, с небес.

С востока глянул изумленным оком.

Нашарил крыши, развернулся боком,

Решил проблемы и в сердца залез.

Как быстро изменилось всё вокруг!

Дома сменили лица на фасады,

Возникли звуки: гомон, звон и стук,

Смыкались руки и крестились взгляды.

Луна бледнеет льдинкой на снегу —

Последняя свидетельница ночи.

Мой век недолгий стал еще короче

(К чему никак привыкнуть не могу).