Иосиф Бродский - Остановка в пустыне Страница 7

«Под вечер он видит, застывши в дверях…»

Под вечер он видит, застывши в дверях:два всадника скачут в окрестных полях,как будто по кругу, сквозь рощу и гать,и долго не могут друг друга догнать.То бросив поводья, поникнув, устав,то снова в седле возбужденно привстав,и быстро по светлому склону холма,то в рощу опять, где сгущается тьма.

Два всадника скачут в вечерней грязи,не только от дома, от сердца вблизи,друг друга они окликают, зовут,небесные рати за рощу плывут.И так никогда им на свете вдвоемсквозь рощу и гать, сквозь пустой водоем,не ехать ввиду станционных постов,как будто меж ними не сотня кустов!

Вечерние призраки! — где их следы,не видеть двойного им всплеска воды,их вновь возвращает к себе тишина,он знает из окриков их имена.По сельской дороге в холодной пыли,под черными соснами, в комьях земли,два всадника скачут над бледной рекой,два всадника скачут: тоска и покой.

Пустая дорога под соснами спит,смолкает за стеклами топот копыт,я знаю обоих, я знаю давно:так сердце звучит, как им мчаться дано.

Так сердце стучит: за ударом удар,с полей наплывает холодный угар,и волны сверкают в прибрежных кустах,и громко играет любимый состав.

Растаял их топот, а сердце стучит!Нисходит на шепот, но все ж не молчит,и, значит, они продолжают скакать!Способны умолкнуть, не могут — смолкать.

Два всадника мчатся в полночную мглу,один за другим, пригибаясь к седлу,по рощам и рекам, по черным лесам,туда, где удастся им взмыть к небесам.

Июльскою ночью в поселке темно.Летит мошкара в золотое окно.Горячий приемник звенит на полу,и смелый Гиллеспи подходит к столу.

От черной печали до твердой судьбы,от шума в начале до ясной трубы,от лирики друга до счастья врагана свете прекрасном всего два шага.

Я жизни своей не люблю, не боюсь,я с веком своим ни за что не борюсь.Пускай что угодно вокруг говорят,меня беспокоят, его веселят.

У каждой околицы этой страны,на каждой ступеньке, у каждой стены,в недальное время, брюнет иль блондин,появится дух мой, в двух лицах един.

И просто за смертью, на первых порах,хотя бы вот так, как развеянный прах,потомков застав над бумагой с утра,хоть пылью коснусь дорогого пера.

Два всадника скачут в пространстве ночном,кустарник распался в тумане речном,то дальше, то ближе, за юной тоскойнесется во мраке прекрасный покой.

Два всадника скачут, их тени парят.Над сельской дорогой все звезды горят.Копыта стучат по заснувшей земле.Мужчина и женщина едут во мгле.

«Огонь, ты слышишь, начал угасать…»

Огонь, ты слышишь, начал угасать.А тени по углам — зашевелились.Уже нельзя в них пальцем указать,прикрикнуть, чтоб они остановились.Да, воинство сие не слышит слов.Построилось в каре, сомкнулось в цепи.Бесшумно наступает из углов,и я внезапно оказался в центре.Все выше снизу взрывы темноты.Подобны восклицательному знаку.Все гуще тьма слетает с высоты,до подбородка, комкает бумагу.Теперь исчезли стрелки на часах.Не только их не видно, но не слышно.И здесь остался только блик в глазах,застывших неподвижно. Неподвижно.Огонь угас. Ты слышишь: он угас.Горючий дым под потолком витает.Но этот блик — не покидает глаз.Вернее, темноты не покидает.

Глаголы

Меня окружают молчаливые глаголы,похожие на чужие головыглаголы,голодные глаголы, голые глаголы,главные глаголы, глухие глаголы.

Глаголы без существительных. Глаголы — просто.Глаголы,которые живут в подвалах,говорят — в подвалах, рождаются — в подвалахпод несколькими этажамивсеобщего оптимизма.

Каждое утро они идут на работу,раствор мешают и камни таскают,но, возводя город, возводят не город,а собственному одиночеству памятник воздвигают.

И уходя, как уходят в чужую память,мерно ступая от слова к слову,всеми своими тремя временамиглаголы однажды восходят на Голгофу.

И небо над нимикак птица над погостом,и, словно стояперед запертой дверью,некто стучит, забивая гвоздив прошедшее,в настоящее,в будущее время.

Никто не придет, и никто не снимет.Стук молоткавечным ритмом станет.

Земли гипербол лежит под ними,как небо метафор плывет над нами!

Стихи под эпиграфом

«То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку…»

Каждый пред Богомнаг.Жалок,наги убог.В каждой музыкеБах,В каждом из насБог.Ибо вечность —богам.Бренность —удел быков…Богово станетнамСумерками богов.И надо небомрискнуть,И, может быть,невпопадЕще не раз насраспнутИ скажут потом:распад.И мызавоемот ран.Потомвзалкаем даров…У каждого свойхрам.И каждому свойгроб.Юродствуй,воруй,молись!Будь одинок,как перст!..…Словно быкам —хлыст,вечен богамкрест.

Песенка о Феде Добровольском

Желтый ветер манчжурский,говорящий высокоо евреях и русских,закопанных в сопку.

О, домов двухэтажныхтускловатые крыши!О, земля-то все та же.Только небо — поближе.

Только минимум света.Только утлые птицы,словно облачко смертинад землей экспедиций.

И глядит на Восток,закрываясь от ветра,черно-белый цветокдвадцатого века.

Проплывают облака

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,над серебряными деревьями звенящие, звенящие голоса,в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,В сумеречном воздухе исчезающие небеса?

Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьеви негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве.Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?

«Проплывают облака, проплывают облака и гаснут…» —это дети поют и поют, черные ветви шумят,голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.

Только мокрые листья летят на ветру, спешат из рощи,улетают, словно слышат издали какой-то осенний зов.«Проплывают облака…» — это дети поют ночью, ночью,от травы до вершин всё — биение, всё — дрожание голосов.

Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит,привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,среди черных ветвей облака с голосами, с любовью…«Проплывают облака…» — это дети поют обо всем.

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,блестящие нити дождя, переплетаются звенящие голоса,возле узких вершин в новых сумерках, на мгновениевидишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?

Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей,где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,всё рыдать и рыдать, и смотреть всё вверх, быть ребенком ночью,и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.

Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет,только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

А. А. Ахматовой