Дмитрий Быков - Последнее время Страница 7

1991 год

Футурологическое

Когда в огне переворотаРоссия встанет на дыбыИ постучит в мои воротаКостлявый перст моей судьбы,Когда от ярости горильей,От кирпича, от кумачаДрузей кухонных камарильяЗадаст, рыдая, стрекача,«Мы говорили, говорили!» —Нам, остающимся, крича;

Когда мы слезы с губ оближемИ напрощаемся сполна,Когда осядет по ПарижамУже четвертая волна —Что мне останется, осколку?Я, пребывая при своем,Не эмигрирую, посколькуКуда как тяжек на подъем:Я не умею жить в Париже.Разлука мне не по плечу.Я стану тише, глаже, ниже,Чтоб не продаться — замолчу.В стране дозволенной свободы,Переродившейся в вертеп,Я буду делать переводы,Чтоб зарабатывать на хлеб,И, отлучен от всех изданий,Стыдясь рыданий при жене,Искать дежурных оправданийУсевшимся на шею мне.Я сам себя переломаюИ, слыша хруст своих хрящей,Внушу себе, что принимаю,Что понимаю ход вещей,Найду предлоги для расплаты,Верша привычный самосуд…Мы вечно были виноваты —За это нам и воздадут.

И торжествующие стенькиС российской яростью роднойМеня затеют ставить к стенкеКакой-нибудь, очередной,И жертвой их чутья и злобыЯ пропаду ни за пятак:Добро б за что-нибудь! Добро быЗа что-нибудь — за просто так!Не дав минуты оклематься,Меня привычно пригвоздят,Хоть я бежал от прокламацийИ ненавидел самиздат,—Но прирученная ФемидаПривычно справит торжество,И то-то будет мне обида,Что я не сделал ничего,Когда в какой-то миг кошмарныйЯ успокоюсь в общем рвуИ даже гибелью бездарнойАплодисментов не сорву!

Прощай, свободная Россия,Страна замков, оград, ворот!Прощай, немытая стихия —Так называемый народ!Опять взамен закона дышло,И вместо песни протокол,И вместо колокола слышно,Как в драке бьется кол о кол!

Потом припомнят наши строки,Неизданные — до одной,—Во дни глобальной перестройки,Какой-нибудь, очередной,В стране безумного народа,Всегда готового вязать,Где есть последняя свобода —Свобода это предсказать.

1989 год

Эсхатологическое

Ты помнишь, мы сидели вчетвером.Пустынный берег был монументален.К Европе простирался волнолом.За ближним лесом начинался Таллин.Вода слегка рябила. Было леньПеремещать расслабленное тело.Кончался день, и наползала тень.Фигурная бутылка запотела.

Федотовы еще не развелись.От Темы к Семе не сбежала Тома,Чьи близнецы еще не родилисьИ не погнали Тому вон из дома.Бухтин не спился. Петя не погибПод колесом неназванной машины.Марину не увел какой-то тип.Сергей и Леша тоже были живы.

Тень наползала. Около водыРезвились двое с некрасивым визгом,Казавшимся предвестием беды.Федотов-младший радовался брызгамИ водорослям. Смех и голосаНеслись на берег с ближней карусели.На яхтах напрягали паруса,Но ветер стих, и паруса висели.

Эстония еще не развеласьС империей. Кавказ не стал пожаром.Две власти не оспаривали власть.Вино и хлеб еще давали даром.Москва не стала стрельбищем. ТолпаНе хлынула из грязи в квази-князи.Еще не раскололась скорлупаЗемли, страны и нашей бедной связи.

Тень наползала. Маленький уродСтоял у пирса. Жирная бабенкаВ кофейне доедала бутербродИ шлепала плаксивого ребенка.Пилось не очень. Я смотрел туда,Где чайка с криком море задевала,И взблескивала серая вода,Поскольку тень туда не доставала.

Земля еще не треснула. ВодаЕще не закипела в котловинах.Не брезжила хвостатая звезда,Безумцы не плясали на руинах,И мы с тобой, бесплотных две души,Пылинки две без имени и крова,Не плакали во мраке и тишиБескрайнего пространства мировогоИ не носились в бездне ледяной,Стремясь нащупать тщетно, запоздалоТот поворот, тот винтик роковой,Который положил всему начало:Не тот ли день, когда мы вчетверомСидели у пустынного залива,Помалкивали каждый о своемИ допивали таллинское пиво?

Нет, не тогда. Но даже этот день,Его необъяснимые печали,Бесшумно наползающая тень,Кофейня, лодки, карлик на причале,Неясное томление, испуг,Седой песок, пустующие дачи —Все было так ужасно, милый друг,Что не могло бы кончиться иначе.

1993 год

Постэсхатологическое

Владимиру Вагнеру

Наше свято место отныне пусто. Чуть стоят столбы, висят провода.С быстротой змеи при виде мангуста, кто могли, разъехались кто куда.По ночам на небе видна комета — на восточном крае, в самом низу.И стоит такое тихое лето, что расслышишь каждую стрекозу.

Я живу один в деревянном доме. Я держу корову, кота, коня.Обо мне уже все позабыли, кроме тех, кто никогда не помнил меня.Что осталось в лавках, беру бесплатно. Сею рожь и просо, давлю вино.Я живу, и время течет обратно, потому что стоять ему не дано.

Я уже не дивлюсь никакому диву. На мою судьбу снизошел покой.Иногда листаю желтую «Ниву», и страницы ломаются под рукой.Приблудилась дурочка из деревни: забредет, поест, споет на крыльце —Все обрывки песенки, странной, древней, о милом дружке да строгом отце.

Вдалеке заходят низкие тучи, повисят в жаре, пройдут стороной.Вечерами туман, и висит беззвучье над полями и над рекой парной.В полдень даль размыта волнами зноя, лес молчит, травинкой не шелохнет,И пространство его резное, сквозное на поляне светло, как липовый мед.

Иногда заедет отец Паисий, что живет при церковке, за версту,—Невысокий, круглый, с усмешкой лисьей, по привычке играющий в простоту.Сам себе попеняет за страсть к винишку, опрокинет рюмочку — «Лепота!» —Посидит на веранде, попросит книжку, подведет часы, почешет кота.

Иногда почтальон постучит в калитку — все, что скажет, ведаю наперед.Из потертой сумки вынет открытку — непонятно, откуда он их берет.Все не мне, неизвестным; еры да яти; то пейзаж зимы, то портрет царя,К Рождеству, дню ангела, дню печати,с Валентиновым днем, с седьмым ноября.

Иногда на тропе, что давно забыта и, не будь меня, уже заросла б,Вижу след то ли лапы, то ли копыта,а вглядеться — так, может, и птичьих лап,И к опушке, к темной воде болота, задевая листву, раздвинув траву,По ночам из леса выходит кто-то и недвижно смотрит, как я живу.

1991 год

Семейное счастие

Печорин женился на Вере,Устав от бесплодных страстей,Грушницкий женился на Мэри,Они нарожали детей.Семейное счастие кротко,Фортуна к влюбленным щедра:У Веры проходит чахотка,У Мэри проходит хандра.

Как жаль, что такого исходаБезвременье нам не сулит!Судьба тяжела, как свобода,Беспомощна, как инвалид.Любовь переходной эпохиБежит от кольца и венца:Финалы, как правило, плохи,И сын презирает отца.

Должно быть, есть нечто такоеИ в воздухе нашем самом,Что радость тепла и покояНе ладит с угрюмым умом.Терпите и Бога молите,Смиряя гордыню свою,Чтоб Левин женился на КитиИ время вошло в колею!

Когда бы меж листьев чинарыУкрылся дубовый листок!Когда б мы разбились на пары,Забыв про бурлящий Восток,Дразнящий воинственным кликом!О Боже, мы все бы снесли,Когда бы на Севере дикомПрекрасные пальмы росли!

Но в Персию едет Печорин,И зря воровал Азамат,И воздух простуженный черен,И автор навек неженат.Грустить о своих половинах,Томиться привычной тоской,—Покамест на наших руинахНе вырастет новый Толстой.

1995 год