Николай Майоров - Мы были высоки, русоволосы… Страница 7

1938

Баллада о Чкалове

Всего неделю лишь назадОн делал в клинике доклад.

Он сел за стол напротив нас,Потом спросил: «Который час?»

Заговорив, шел напролом,И стало тесно за столом.

И каждый понял, почемуТак тесно в воздухе ему.

И то ли сон, горячка то ль,Но мы забыли вдруг про боль.

Понять нельзя и одолеть,Как можно в этот день болеть.

Врачи забыли про больных,И сестры зря искали их.

Йод засох и на столеЛежал как память о земле,

Где людям, вышедшим на смерть,Хоть раз в году дано болеть.

Докладчик кончил. И потомОн раны нам схватил бинтом,

Он проводил нас до палат.Ушел. И вот — пришел назад.

И врач склонился над столом,Над ним — с поломанным крылом.

И было ясно, что емуТеперь лекарства ни к чему.

И было тихо. Он лежалИ никому не возражал.

Был день, как он, и тих, и прост,И жаль, что нету в небе звезд.

И в первый раз спокойный врачНе мог сказать сестре: «Не плачь!».

1938

Песня

Ее сложил маляр, а впрочем,Она, быть может, потомуПортовым нравилась рабочим,Что за нее вели в тюрьму.Ломали пальцы, было мало —Крошили зуб, грозили сжечь.Но и в огне не умиралаЖивая песенная речь.Матросы взяли песню этуИ из своей родной земли,Бродя волной морской по свету,В чужую землю завезли.А тот маляр потом был сослан.Бежал. На озере одномОн пойман был, привязан к весламИ вместе с лодкой шел на дно.И, умирая, вспомнил, видно,Свой край, и песню, и жену.

Такую песню петь не стыдно,Коль за нее идут ко дну.

1939

Памятник

Им не воздвигли мраморной плиты.На бугорке, где гроб землёй накрыли,Как ощущенье вечной высоты,Пропеллер неисправный положили.

И надписи отгранивать им рано —Ведь каждый, небо видевший, читал,Когда слова высокого чеканаПропеллер их на небе высекал.

И хоть рекорд достигнут ими не был,Хотя мотор и сдал на полпути —Остановись, взгляни прямее в небоИ надпись ту, как мужество, прочти.

О, если б все с такою жаждой жили!Чтоб на могилу им взамен плитыКак память ими взятой высотыИх инструмент разбитый положили

И лишь потомпоставили цветы.

1938

Быль военная

Ночь склонилася над рожью,Колос слепо ловит тьму.Ветер тронул мелкой дрожьюТрав зеленую кошму.

Тишина котенком бродитОт реки до дальних троп.У соседки в огородеДремлет ласковый укроп.

Мой товарищ курит трубку,Говорит не торопясь.О боях, о жаркой рубкеНачинается рассказ.

Только вот глаза прикрою,Память снова говорит.Под днепровскою волноюНе один товарищ спит.

И пройди по всем курганам —Бой кровавый не забыт,И курганы носят раны от снарядов и копыт.

Мы не раз за трубкой вспомнимБыль военную годов,Как в упор в каменоломнюК нам тянулось семь штыков.

Как прорвались мы гранатой —Все снесли в огонь и дым.Даже мост спиной горбатойВстал в испуге на дыбы.

… Мой товарищ, мой ровесник,Мой любимый побратим,Этой славы, этой песниНикому не отдадим.

1936

Часы

Я не знаю, час который.Летний день уходит в дым.Может, нам расстаться скоро,Может, часик посидим?Против озера большогоУ смеющейся водыЗапоем с тобою снова,Что мы оба молоды.Не гляди в часы. Не надо.Я часам твоим не рад,Ниагарским водопадомБрызги времени летят.И подумай — кто осудит?Погуляем до росы.Может, бросим и забудемРасставанья и часы?С ветром ночь уже шепталась,Падал с трав кристалл росы,Но любовь не умещаласьНи в слова и ни в часы.

1937

В Михайловском

Смотреть в камин. Следить, как угольСтал незаметно потухать.И слышать, как свирепо вьюгаСтучится в ставни.И опятьПеребирать слова, как память,И ставить слово на реброИ негритянскими губамиТрепать гусиное перо.Закрыть глаза, чтоб злей и резчеВставали в памяти твоейСтихи, пирушки, мир и вещи,Портреты женщин и друзей,Цветных обоев резкий скос,Опустошенные бутылки,И прядь ласкаемых волосЗабытой женщины, и ссылки,И всем, чем жизнь ее пестра,Как жизнь восточного гарема.… И досидеться до утраНад недописанной поэмой.

1937

Апрель

Ту улицу Московской называли,Она была, пожалуй, не пряма,Но как-то по-особому стоялиЕе простые, крепкие дома,И был там дом с узорчатым карнизом.Купалась в стеклах окон бирюза.Он был, насквозь распахнут и пронизанЛучами солнца, бьющими в глаза.По вечерам — тягуче, неумелоИз-под шершавой выгнутой рукиШарманка что-то жалостное пела —И женщины бросали пятаки.Так детство шло.А рядом, на базаре,Народ кричал. И фокусник слепойПроглатывал ножи за раз по паре.Вокруг — зеваки грудились толпой.Весна плыла по вздыбившимся лужам.Последний снег — темнее всяких саж —Вдруг показался лишним и ненужнымИ портившим весь уличный пейзаж.Его сгребли. И дворники, в холстовыхПередниках, его свезли туда,Где третий день неистово, со стономЛомала льдины полая вода.

1937

Что я видел в детстве

Косых полатей смрад и вонь.Икона в грязной серой раме.И средь игрушек детский коньС распоротыми боками.Гвоздей ворованных полсвязки.Перила скользкие. В углуОглохший дед. За полночь — сказки.И кот, уснувший на полу.Крыльцо, запачканное охрой.И морды чалых лошадей.Зашитый бредень. Берег мокрый.С травой сцепившийся репей.На частоколе черный воронИ грядка в сорной лебеде.Река за хатою у бора,Лопух, распластанный в воде.Купанье — и попытка спеться.На берегу сухая дрожь.Девчонка, от которой ждешьУлыбки, сказанной от сердца.

… Все это шло, теснилось в память,Врывалось в жизнь мою, покаЯ не поймал в оконной рамеВ тенетах крепких паука.О, мне давно дошло до слуха:В углу, прокисшем и глухом,В единоборстве билась мухаС большим мохнатым пауком.И понял я, что век от века,Не вняв глухому зову мук,Сосал, впиваясь в человека,Огромный, холеный паук.

И я тогда, давясь от злобы,Забыв, что ветер гнал весну,Клялся, упершись в стенку гроба,В котором отчим мой уснул.Клялся полатями косыми,Страданьем лет его глухих,Отмщеньем, предками босыми,Судьбой обиженного сына,Уродством родичей своих, —Что за судьбу, за ветошь бедствийСпрошу я много у врага!

Так шло, врывалось в память детство,Оборванное донага.

1939

Дождь прошел

Врешь, сестра, —Мне жить с тобой не вместе!Не стыди ты парня,Что с утраПотянуло к розовой невесте,Как к вратам апостола Петра.Снится мне она в подушках белых,В желтых лентах,В бусах из стекла,И идет от царственного телаЗапах еле слышного тепла.Вот она!Ее не жалят змеи,К ней в ладони падают орлы,Я б взглянул,Да — глаз поднять не смею,Что-то веки дюже тяжелы.Крылья рук ее порозовели.Чтоб скучать царевне не пришлось,Там садовникГармонист СавелийХодит с лейкойПромеж двух берез.Грядок нет,А есть трава густая,Так густа,Что только, охнув, лечь…Слушай — ты!Садовника оставим,Не о нем завел я эту речь.На меня повеяло ветрами.Золотой,Нездешней стороны.… Дождь пошел,И бьются стекла в раме.На Неве мосты разведены.

1938