Иоганн Гёте - Фауст Страница 7

Народ обступает их.

Отрадно вспомнить в светлый день,Как жертвовали вы собойДля населенья деревеньВ дни черной язвы моровой.Иного только потомуУжасный миновал конец,Что нам тогда избыть чумуПомог покойный ваш отец.Вас не пугал ее очаг,И — юноша еще тогда —Входили вы к больным в баракИ выходили без вреда.За близость с братиею низшейХранила вас десница свыше.

Храни вас господи и впредь,Чтоб не давали нам болеть.

Вам следует благодаритьТого, кто всех учил любить.

(Проходит с Вагнером дальше.)

Вы можете всем этим быть горды.Как вы любимы деревенским людом!Большое счастье — пожинать плодыСпособностей, не сгинувших под спудомВы появились — шапки вверх летят,Никто не пляшет, пораженный чудом,Вас пропускают, выстроившись в ряд,Еще немного, — позовут ребятИ станут перед вами на колени,Как пред святыней, чтимою в селенье,

Давай дойдем до этой крутизныИ там присядем. Часто я, бывало,На той скале сидел средь тишины,Весь от поста худой и отощалый.Ломая руки, я мольбой горел,Чтоб бог скорей избавил нас от мора.И положил поветрию предел.Так уповал и верил я в ту поруИ для меня насмешкою звучитТех тружеников искреннее слово,От их речей охватывает стыдИ за себя и за дела отцовы.Отец мой, нелюдим-оригинал,Всю жизнь провел в раздумьях о природе.Он честно голову над ней ломал,Хотя и по своей чудной методе.Алхимии тех дней забытый столп,Он запирался с верными в чуланеИ с ними там перегонял из колбСоединенья всевозможной дряни.Там звали «лилиею» серебро,«Львом» — золото, а смесь их — связью в браке.Полученное на огне добро,«Царицу», мыли в холодильном баке.В нем осаждался радужный налет.Людей лечили этой амальгамой,Не проверяя, вылечился ль тот,Кто обращался к нашему бальзаму.Едва ли кто при этом выживал.Так мой отец своим мудреным зельемСо мной средь этих гор и по ущельямСамой чумы похлеще бушевал.И каково мне слушать их хваленья,Когда и я виной их умерщвленья,И сам отраву тысячам давал.

Корить себя решительно вам нечем.Скорей была заслуга ваша в том,Что вы воспользовались целикомУменьем, к вам от старших перешедшим.Для сыновей отцовский опыт свят.Они его всего превыше ставят.Ваш сын ведь тоже переймет ваш взглядИ после новое к нему прибавит.

Блажен, кто вырваться на светНадеется из лжи окружной.В том, что известно, пользы нет,Одно неведомое нужно.Но полно вечер омрачатьСвоей тоскою беспричиннойСмотри: закат свою печатьНакладывает на равнину.День прожит, солнце с вышиныУходит прочь в другие страны.Зачем мне крылья не даныС ним вровень мчаться неустанно!На горы в пурпуре лучейЗаглядывался б я в полетеИ на серебряный ручейВ вечерней темной позолоте.Опасный горный перевалНе останавливал бы крыльев.Я море бы пересекал,Движенье этих крыл усилив.Когда б зари вечерней светГрозил погаснуть в океане,Я б налегал дружнее вследИ нагонял его сиянье.В соседстве с небом надо мной,С днем впереди и ночью сзади,Я реял бы над водной гладью.Жаль, нет лишь крыльев за спиной.Но всем знаком порыв врожденныйКуда-то ввысь, туда, в зенит,Когда из синевы бездоннойПеснь жаворонка зазвенит,Или когда вверху над боромПарит орел, или вдалиОсенним утренним просторомК отлету тянут журавли.

И на меня капризы находили,Но не припомню я таких причуд.Меня леса и нивы не влекут,И зависти не будят птичьи крылья.Моя отрада — мысленный полетПо книгам, со страницы на страницу.Зимой за чтеньем быстро ночь пройдет,Тепло по телу весело струится,А если попадется редкий том,От радости я на небе седьмом.

Ты верен весь одной струнеИ не задет другим недугом,Но две души живут во мне,И обе не в ладах друг с другом.Одна, как страсть любви, пылкаИ жадно льнет к земле всецело,Другая вся за облакаТак и рванулась бы из тела.О, если бы не в царстве грез,А в самом деле вихрь небесныйМеня куда-нибудь унесВ мир новой жизни неизвестной!О, если б плащ волшебный взяв,Я б улетал куда угодно! —Мне б царских мантий и державМилей был этот плащ походный.

Не призывайте лучше никогдаСуществ, живущих в воздухе и ветре.Они распространители вреда,Смертей повальных, моровых поветрий.То демон севера заладит дутьИ нас проймет простудою жестокой,То нам пойдет сушить чахоткой грудьТомительное веянье востока,То с юга из пустыни суховейНас солнечным ударом стукнет в темя,То запад целой армией дождейПовадится нас поливать все время.Не доверяйте духам темноты,Роящимся в ненастной серой дымке,Какими б ангелами добротыНи притворялись эти невидимки.Пойдемте, впрочем. На землю леглаНочная сырость, нависает мгла,Хорош по вечерам уют домашний!На что, однако, вы вперили взорИ смотрите как вкопанный в упор?

Заметил, черный пес бежит по пашне?[15]

Давно заметил. Что же из того?

Кто он? Ты в нем не видишь ничего?

Обыкновенный пудель, пес лохматый,Своих хозяев ищет по следам.

Кругами, сокращая их охваты,Все ближе подбирается он к нам.И, если я не ошибаюсь, пламяЗа ним змеится по земле полян.

Не вижу. Просто пудель перед нами,А этот след — оптический обман.

Как он плетет вкруг нас свои извивы!Магический их смысл не так-то прост.

Не замечаю. Просто пес трусливый,Чужих завидев, поджимает хвост.

Все меньше круг. Он подбегает. Стой!

Вы видите не призрак — пес простой.Ворчит, хвостом виляет, лег на брюхо.Все, как у псов, и не похож на духа.

Не бойся! Смирно, пес! Заемной! Не тронь!

Забавный пудель. И притом — огонь.Живой такой, понятливый и бойкий,Поноску знает, может делать стойку.Оброните вы что-нибудь, — найдет.За брошенною палкой в пруд нырнет.

Да, он не оборотень, дело ясно.К тому же, видно, вышколен прекрасно.

Серьезному ученому забавноИметь собаку с выучкой исправной.Пес этот, судя по его игре,Наверно, у студентов был в муштре.

Входят в городские ворота.