Михаил Кузмин - Сети (Первая книга стихов) (издание 1923 года) Страница 7

Декабрь 1907

II

Вожатый

Victori Duci[4]

Я цветы сбираю пестрые…

Я цветы сбираю пестрыеИ плету, плету венок,Опустились копья острыеУ твоих победных ног.

Сестры вертят веретенамиИ прядут, прядут кудель.Над упавшими знаменамиРазостлался дикий хмель.

Пронеслась, исчезла конница,Прогремел, умолкнул гром.Пала, пала беззаконница —Тишина и свет кругом.

Я стою средь поля сжатого.Рядом ты в блистаньи лат.Я обрел себе Вожатого —Он прекрасен и крылат.

Ты пойдешь стопою смелою,Поведешь на новый бой.Что захочешь — то и сделаю:Неразлучен я с тобой.

«Лето Господнее — благоприятно»…

«Лето Господнее — благоприятно».Всходит гость на высокое крыльцо.Все откроется, что было непонятно.Видишь в чертах его знакомое лицо?

Нам этот год пусть будет високосным,Белым камнем отмечен этот день.Все пройдет, что окажется наносным.Сядет путник под сладостную сень.

Сердце вещее мудро веселится:Знает, о знает, что близится пора.Гость надолго в доме поселится,Свет горит до позднего утра.

Сладко вести полночные беседы.Слышит любовь небесные слова.Утром вместе пойдем мы на победы —Меч будет остр, надежна тетива.

Пришел издалека жених и друг…

Пришел издалека жених и друг.Целую ноги твои!Он очертил вокруг меня свой круг.Целую руки твои!

Как светом отделен весь внешний мир.Целую латы твои!И не влечет меня земной кумир.Целую крылья твои!

Легко и сладостно любви ярмо.Целую плечи твои!На сердце выжжено твое клеймо.Целую губы твои!

Взойдя на ближнюю ступень…

Взойдя на ближнюю ступень,Мне зеркало вручил Вожатый;Там отражался он как тень,И ясно золотели латы;А из стекла того струился день.

Я дар его держал в руке,Идя по темным коридорам.К широкой выведен реке,Пытливым вопрошал я взором,В каком нам переехать челноке.

Сжав крепко руку мне, повелПотоком быстрым и бурливымДалеко от шумящих селК холмам спокойным и счастливым,Где куст блаженных роз, алея, цвел.

Но ярости пугаясь вод,Я не дерзал смотреть обратно;Казалось, смерть в пучине ждет,Казалось, гибель — неотвратна.А все темнел вечерний небосвод.

Вожатый мне: «О друг, смотри —Мы обрели страну другую.Возврата нет. Я до зариС тобою здесь переночую».(О сердце мудрое, гори, гори!)

«Стекло хранит мои черты;Оно не бьется, не тускнеет.В него смотря, обрящешь тыТо, что спасти тебя сумеетОт диких волн и мертвой темноты».

И пред сиянием лицаЯ пал, как набожный скиталец.Минуты длились без конца.С тех пор я перстень взял на палец,А у него не видел я кольца.

Пусть сотней грех вонзался жал…

Пусть сотней грех вонзался жал,Пусть — недостоин,Но светлый воин меня лобзалИ я спокоен.

Напрасно бес твердит: «Приди:Ведь риза — драна!»Но как охрана горит в грудиБлаженства рана.

Лобзаний тех ничем не смыть,Навеки в жилах;Уж я не в силах как мертвый бытьВ пустых могилах.

Воскресший дух неумертвим,Соблазн напрасен.Мой вождь прекрасен, как серафим,И путь мой — ясен.

Одна нога — на облаке, другая на другом…

Одна нога — на облаке, другая на другом,И радуга очерчена пылающим мечом.

Лицо его как молния, из уст его — огонь.Внизу, к копью привязанный, храпит и бьется конь.

Одной волной взметнулася морская глубина,Все небо загорелося, как Божья купина.

«Но кто ты, воин яростный? тебя ли вижу я?Где взор твой, кроткий, сладостный, как тихая струя?

Смотри, ты дал мне зеркало, тебе я обручен,Теперь же морем огненным с тобою разлучен».

Так я к нему, а он ко мне: «Смотри, смотри в стеклеВ один сосуд грядущее и прошлое стекло».

А в зеркале по-прежнему знакомое лицо.И с пальца не скатилося обетное кольцо.

И поднял я бестрепетно на небо ясный взор —Не страшен, не слепителен был пламенный простор.

И лик уж не пугающий мне виделся в огне,И клятвам верность прежняя вернулася ко мне.

С тех пор всегда я не один…

С тех пор всегда я не один,Мои шаги всегда двойные,И знаки милости простыеДает мне Вождь и Господин.С тех пор всегда я не один.

Пускай не вижу блеска лат,Всегда твой образ зреть не смею —Я в зеркале его имею,Он так же светел и крылат.Пускай не вижу блеска лат.

Ты сам вручил мне этот дар,И твой двойник не самозванен,И жребий наш для нас не страненО ту броню скользнет удар.Ты сам вручил мне этот дар.

Когда иду по строкам книг,Когда тебе слагаю пенье,Я знаю ясно, вне сомненья,Что за спиною ты приник,Когда иду по строкам книг.

На всякий день, на всякий час —Тебя и дар твой сохраняю,Двойной любовью я сгораю,Но свет один из ваших глазНа всякий день, на всякий час.

Январь 1908

III

Струи

Сердце, как чаша наполненная, точит кровь…

Сердце, как чаша наполненная, точит кровь;Алой струею неиссякающая течет любовь;Прежде исполненное приходит вновь.

Розы любви расцветающие видит глаз.Пламень сомненья губительного исчез, погас,Сердца взывающего горит алмаз.

Звуки призыва томительного ловит слух.Время свиданья назначенного пропел петух.Лёта стремительного исполнен дух.

Слабостью бледной охваченного подниму.Светом любви враждующую развею тьму.Силы утраченные верну ему.

Истекай, о сердце, истекай!

Истекай, о сердце, истекай!Расцветай, о роза, расцветай!Сердце, розой пьяное, трепещет.

От любви сгораю, от любви;Не зови, о милый, не зови:Из-за розы меч грозящий блещет.

Огради, о сердце, огради.Не вреди, меч острый, не вреди:Опустись на голубую влагу.

Я беду любовью отведу,Я приду, о милый, я придуИ под меч с тобою вместе лягу.

На твоей планете всходит солнце…

На твоей планете всходит солнце,И с моей земли уходит ночь.Между нами узкое оконце,Но мы время можем превозмочь.

Нас связали крепкими цепями,Через реку переброшен мост.Пусть идем мы разными путями —Непреложен наш конец и прост.

Но смотри, я — цел и не расколот,И бесслезен стал мой зрящий глаз.И тебя пусть не коснется молот,И в тебе пусть вырастет алмаз.

Мы пройдем чрез мир, как Александры,То, что было, повторится вновь,Лишь в огне летают саламандры,Не сгорает в пламени любовь.

Я вижу — ты лежишь под лампадой…

Я вижу — ты лежишь под лампадой;Ты видишь — я стою и молюсь.Окружил я тебя оградойИ теперь не боюсь.

Я слышу — ты зовешь и вздыхаешь,Ты слышишь мой голос: «Иду».Ограды моей ты не знаешьИ думаешь, вот приду.

Ты слышишь звуки сонатыИ видишь свет свечей,А мне мерещатся латыИ блеск похожих очей.

Ты знал, зачем протрубили трубы…