Игорь Иртеньев - Повестка дна (сборник) Страница 7

«Дело, помню, было на Болотной…»

Дело, помню, было на Болотной,Где в тот день, законности столпы,Мы шеренгой выстроились плотнойПротив обезумевшей толпы.

Что могли мы с голыми рукамиПротивопоставить той толпе,Прущей с абордажными крюками,Кирками, ломами и т. п.?

– Только, умоляю, без насилья, –Крикнул командир нам в мегафон.– А иначе не поймет Россия,Свой покрытый славою ОМОН.

Дать отпор их озверевшей бандеМы должны одной лишь силой слов,Ведь не зря учил нас мудрый Ганди:«All You Need, товарищи, Is Love».

Сможет в это трудное мгновеньеУмягчить смятение умовТолько хоровое исполненьеРанее разученных псалмов.

Но пока споемте для начала,Вместо «Со святыми упокой…»,«Во поле березонька стояла…»– Три-четыре! И взмахнул рукой.

И взметнулась песня над столицейГолубицей ввысь под облака,И суровых инсургентов лицаПосветлели в этот миг слегка.

И толпа, что бешено орала,Вдруг спустила пыл на тормозах,И летели наземь либералы,Утирая слезы на глазах.

«– Чижик-пыжик, где ты, падла, был…»

– Чижик-пыжик, где ты, падла, былВ грозный час суровых испытаний?На Фонтанке, сука, водку пил?Трахал телок с друганами в бане?

Кокс тянул в мохнатую ноздрю,Под столом ширнувшись для начала,В час, когда последнюю зарю,Хлебом-солью родина встречала?

Или голым на столе плясалВ «Маяке» с Ефремовым Мишаней?Отвечай, пернатый. Что, приссал?Ну так слушай, чмо, тогда ушами.

Тут игра серьезная пошла,Собрались мы тут не смеха ради,Тут у нас пудовые делаДень и ночь большие крутят дяди.

Мы тебе напомним, коль забыл,Что бывает иногда по пьянке,Где, когда, с каким заданьем былТы шестого мая на Фонтанке.

– Отпустите, дяденьки, меня,Я ж для вас практически безвредный,Мне бы только горстку ячменя,Я всего лишь чижик-пыжик бедный,

Не губите молодость мою,Дяденьки, на кой оно вам надо,А уж я такого напою,Что и сами будете не рады.

«На днях я наблюдал из автозака…»

На днях я наблюдал из автозака,В лучей закатных вычурной игре,Как закатали мусора Бальзака,Причем не просто де, но Оноре.

А вслед за ним в лучах последних солнца,Ногою отоварив по балде,Они упаковали и Альфонса,Но в не привычном смысле, а Доде.

Отдавши дань традициям лицейским,Которым с юных лет привержен был:– Друзья, – я обратился к полицейским, –Умерьте охранительный свой пыл.

Мы как-никак живем в столичном граде,Среди цивилизованных людей,Неверно лишь к уваровской триадеСводить многообразие идей.

В вас порча сталинизма не изжита,Вот что я вам замечу, господа,Того гляди вы и Андре так Жида,Свинтите, как последнего жида.

Мне ваша импонирует готовность,Отстаивать уклад исконный наш,Но существует все-таки духовность.Тут старший мне сказал: – Отзынь, папаш,

Коли не хочешь получить по репе,То лучше мозги не долби тут мне, –И потянулся к той духовной скрепе,Что у него висела на ремне.

К юноше

Окончен бал, погасли свечи,Смахнули крошки со стола,Умолкли пламенные речи,Не перешедшие в дела.

Все постепенно входит в норму,На заданный выходит курсИ обретает снова форму,Привычный цвет, знакомый вкус

Того кондового болота,Что на одной шестой ЗемлиПосредством армии и флотаМы углубляли, как могли.

Я не подвержен ностальгииПо затонувшему совку,Пускай скорбят о нем другие,Впадая в светлую тоску.

И пусть я шляпу не снимаюВ знак уважения к нему,Но их хоть как-то понимаю.Тебя вот только не пойму,

Когда ты в благородном ражеПылаешь праведным огнем,Хотя его не видел даже,Поскольку не родился в нем.

А я не только в нем родился,Но прожил сорок с гаком лет,Пока вконец не убедился,Что счастья в жизни нет как нет.

И не рассказывай мне басниПро то, что не было прекраснейСтраны, чем твой СССР.Я сед, а ты, приятель, – сер.

«Я много знал людей хороших…»

Я много знал людей хороших,При этом столько же плохих,Но так они друг с другом схожи,Что различить мне трудно их.

Живут на свете – и спасибо,Все остальное – ерунда.А вы их различить смогли бы?И как, скажите, если – да?

«Минула страсть, и нет возврата…»

Накануне подачи декларации о доходах несколько депутатов Госдумы развелись с женами, превратившись в неимущих холостяков.

Минула страсть, и нет возврата,И прежним клятвам – грош цена,Ну что ж, невелика утрата,Прощай, наперсница разврата,Отныне лишь любовью братаМогу любить тебя, жена,

И то лишь только временами.К чему вся эта суета?Ведь все, что было между нами,Как то: недвижимость, счета,Контрольные пакеты акций,Что так досталось тяжелоИ с чем так нелегко расстаться,Куда-то раз – и все ушло.

Невероятно до смешного,Был целый мир – и нет его,Вдруг ни заводика свечного,Ни пароходика речного,Ни даже клубика ночного –Ну абсолютно ничего.

Зато как славно и легко нам,Поди-ка с нас чего возьми,Ведь мы чисты перед законом,А также Богом и людьми.

Полураздетые, босые,Мы ваша совесть, честь и власть.И пусть клеветники РоссииНавек свою захлопнут пасть.

На смерть NN

Сегодня умер скверный человек,Изломанный, завистливый и злобный,Он обливал помоями коллег,Но сочинитель был весьма способный.

Талантливый, мне скажут. Может быть…Эпитеты оставим некрологу.Ему я морду обещал на днях набить,Но не успел. И слава Богу.

«Вот я стою, не в меру полн…»

Вот я стою, не в меру полн,Потупив очи сиротливо,На берегу простынных волнНа фоне энского залива.

Зачем я здесь? и кто я тут?Что облик мой напоминает?Как вообще меня зовут?Из окружающих не знает,

Боюсь, практически никто.Былая gloria sic transit,Она ушла как в решето,И вряд ли чью-то память дразнит.

Хотя бы кто свой взор возделПри виде бывшего кумира.Забвенье – тяжкий мой уделВ пустыне чахлой микромира.

А ведь когда-то был кудряв,Но все поблекло ныне разом –Мой плащ дыряв, мой стих корявИ все сильней бастует разум.

И все он ближе, этот день,Когда уйду неторопливоЯ с брега энского заливаВ Танатоса глухую сень.

«Осенний ветер листья гонит…»

Осенний ветер листья гонит,Стучится в черное окно,Никто давно уж мне не зво́нитИ не звони́т никто давно.

Не то чтоб все меня забылиИли стал вдруг всем не мил,Но кто в тюрьме, а кто в могиле,А кто и вовсе пол сменил.

«Буря мглою небо кроет…»

Буря мглою небо кроет,Вихри снежные крутя.Тот, кто с мылом рук не моет,Тот рискует, не шутя.

Руки мыть необходимоРаз, как минимум, в году,Ведь руками хлеб едим мы,Как и прочую еду.

Ими женщин обнимаем,Сеем, пашем и куем,Ими деньги мы снимаем,А потом в карман суем.

У кого они нечисты,Пусть пеняет на судьбу,Хрен возьмут его в чекисты,Будь семь пядей он во лбу.

Знал бы раньше я об этом,Драил руки б от душиИ не вкалывал поэтомЗа несчастные гроши,

А пошел служить в наружку,Что гораздо веселей.…Выпьем, добрая подружкаБедной юности моей.

«Чтоб краше стало нашим жить соседям…»

Чтоб краше стало нашим жить соседямПо заповедной средней полосе,Давайте все куда-нибудь уедем,Куда неважно, важно, чтобы все.

Чтоб там, куда в итоге мы приедем,Хотя подозреваю, что не все,Предстала жизнь неведомым соседямВ досель еще невиданной красе.

«Привет, немытая Россия…»

Привет, немытая Россия,Я снова твой, я снова тут,Кого, чего ни попроси я,Мне всё как есть и пить дадут.

Два года за хребтом СионаКормил я по приютам вшей,Пока меня народ ЗаконаОттуда не попер взашей.

Не нужен нам поэт Иртеньев,У нас своих тут пруд пруди,По части этой херотениМы всей планеты впереди.

Хоть Рабинович ты по слухам,Да и по паспорту еврей,Но ты не наш ни сном, ни духом,Чужой, как рылом, так и ухом,

Так что вали отсель быстрей.Не видят проку, друг сердешный,В тебе ни Кнессет, ни Моссад,Ступай в свой край глухой и грешный,

Покинь наш плодоносный сад.

Концы с концами еле-елеЧтобы свести, с большим трудомПродал я виллу в КармиэлеИ в Хайфе трехэтажный дом.

И вновь ступни свои босыеНаправил к прежним берегам,Прими меня, моя Россия,Я за плетни твои косыеЛюбую родину продам.

Ария возвращенца