Николай Векшин - Три с половиной мушкетера (сборник) Страница 7

Стр.60. «… вытеснившими из жизни женщин склада Натальи Гончаровой, Татьяны Лариной, Кити Левиной, Софьи Толстой…». Тут в кучу навалены литературные герои и реальные женщины. Персонажи (Татьяна Ларина и Кити Левина) не могли быть «вытеснены из жизни» никакими «феминистками». Что же касается Гончаровой и Толстой, то они обе были далеко не ангелы. Гончарова крутила шашни с царем Николаем и с Дантесом, а Толстая так прессовала мужа, что Лев Николаевич сбежал из дома и умер.

Стр.61. «Не пресловутый заговор большевиков разрушил социальные и нравственные основы жизни, а труды и лекции высоколобых интеллектуалов Серебряного века: С. Булгакова, А. Богданова, А. Луначарского, Н. Бердяева». Насчёт упомянутых авторов осмелюсь не согласиться. До революции их мало кто читал. «Основы жизни» были разрушены безвольным неумным царём, ввергшим Россию в ненужную народу войну и затем – буржуазными партиями, совершившими Февральскую революцию.

Стр. 61. «Стены канонического православия начали обваливаться не только от богохульства Емельяна Ярославского и Демьяна Бедного, а во многом от деятельности реформаторов христианства: Л. Толстого, В. Розанова, Д. Мережковского». Никакое богохульство не может «обвалить» религию. Это могут вызвать только социально-политические перемены. В предреволюционный период «обвал» в значительной мере устроили сами церковники. Народ видел, что священники живут очень сыто, владеют 30 %-ми лучших земель, защищают интересы монархии, противятся просвещению и науке, подавляют другие конфессии. Кстати, что касается Л. Толстого, то он был не против христианства, он был против засилья церковного мракобесия.

Стр. 63. «Там, где Цветаева восхищается бунтом пушкинских героев, сверхчеловеком, мода на которого была тотальной в её эпоху, Достоевский видит русское решение вопроса, проклятого вопроса по народной вере и правде: смирись, гордый человек и, прежде всего, сломисвою гордыню…». Во-первых, такие слова Достоевский писал после каторги, которая его сломила, превратив из народовольца в ренегата. Его роман «Бесы» – плевок в собственное прошлое, в своих товарищей по борьбе (см. http://www.proza.ru/2012/12/28/811). Во-вторых, Цветаевой был близок бунт, т. к. она жила в эпоху разложения монархии и становления капитализма. «Пир во время чумы и гордыня были ближе дщери Серебряного века Марине Цветаевой, нежели достоевское евангельское толкование Пушкина» (про Цветаеву см. http://www.proza.ru/2012/10/02/463). Я думаю, что Достоевский умудрился узреть в пушкинской «Капитанской дочке» нечто евангельское, т. к. ему надо было перед царём свои народнические грехи замаливать.

Стр. 85–113. Куняев правильно рассказывает о том, что у Анны Ахматовой была куча любовников и любовниц и что она не была верной женой и хорошей матерью. Однако называть Бродского любимцем Ахматовой (стр.100) – слишком смело. Он даже как поэт ей был не слишком мил. Ахматова несколько раз довольно пренебрежительно отзывалась о «рыжем» и его поэзии. (Пародию на стихи Бродского см. http://www.stihi.ru/2010/11/16/5193).

Стр. 109. «Борис Пастернак, уравнял в середине 30-х годов двухголосную фугу, две равновеликие силы истории – поэтическую и политическую, то есть себя и Сталина…». Ну, это чрезвычайная гипербола. Пастернак был робок и никогда не равнял себя со Сталиным, нигде про него в стихах не упоминал (про поэзию и прозу Пастернака см. http://www.proza.ru/2010/12/18/414 и http://www.stihi.ru/2011/06/15/3186). Только О.Мандельштам действительно смело проехался ехидным стишком по «кремлевскому горцу».

Стр.148–155. Куняев пишет о Вознесенском: «Именно он изо всех шестидесятников ухитрился одновременно с прославлением Ленина… отбивать поклоны сивиллам, командорам и прочим деятелям искусства Серебряного века любой ориентации: коммунистической, педерастической, сионистской, атеистической и т. д.». Здесь неточность: Андрей Вознесенский был такой вовсе не один (о стихах Вознесенского см. http://www.stihi.ru/2009/08/04/1412). К сожалению, поэтических вертухаев у нас в стране всегда хватало.

Стр. 161. «У подлинных русских поэтов (Н. Рубцов… Г. Горбовский… Ст. Куняев…), вышедших из простонародья, таких охранных грамот не было». Под «охранной грамотой» Куняев имеет ввиду поэмы о Ленине, которые были у Вознесенского, Евтушенко, Рождественского и др. Во-первых, не вижу ничего плохого в стихах о Ленине, если стихи качественные (например, поэма Маяковского – великолепная, причем, и с точки зрения стихосложения, и смысла). Другое дело, что ленинские поэмы Вознесенского, Евтушенко и Рождественского не слишком удачны. Во-вторых, в длинном списке «подлинных русских поэтов» я не встретил ни одного сколь-нибудь выдающегося. По какому принципу Куняевым был сформирован список? По «русскости»? В чем «подлинность»? Зато Куняев смело вписал в список свою фамилию. Пусть не обижается на меня прекрасный публицист Куняев, но поэт он весьма средний, увы. До Рождественского, Евтушенко и Ахмадулиной ему как до неба.

Стр.162. Куняев ругает Булата Окуджаву за стихотворный цикл о Ленине. То, что стихи слабые (ещё хуже, чем у Вознесенского), это факт. Но нельзя ругать Окуджаву за то, что стихи именно о Ленине. Ведь, как отметил сам Куняев (с.163) «искренне сказано и без подтекста». Что касается «комиссаров в пыльных шлемах», то этот стих Окуджавы, как мне кажется, очень удачный, песня получилась отличная. Кстати, из текста песни не ясно, над кем склонились комиссары – над своим товарищем или над белым офицером. По-видимому, тут Окуджава сыграл с цензорами в поддавки.

Стр. 164. Стихотворение «Кухарка» Куняев называет «паскудным антинародным стишком» и утверждает, что в нём «Окуджава предал Ленина, скурвился». Ничего подобного. Стих – политическая сатира на власть, хороший здоровый юмор насчёт того, что кухарка, её дети и внуки плохо управляли государством. По сути стих верный, да и по форме вполне недурственный. Никакой антинародности и тем более паскудности в нём нет. По-видимому, у Куняева иногда бывают проблемы с чувством юмора.

Стр. 169. Расстрельное письмо, подписанное 42-мя писателями («Известия», 5 октября 1993) против Российского парламента, действительно позорное и антигуманное, но Куняев напрасно ставит Ахмадулину, Окуджаву и других честных поэтов в один ряд с отвратительной маргинальной Новодворской, которая радовалась победе Ельцина с Гайдаром, потому что ненавидела всё советское. Я уверен, что поэты и писатели не читали письмо внимательно, ибо таков российский менталитет: подписывать, не читая. Тем более они не ожидали жутких последствий силового решения вопроса. Большинство из них не желало крови. А если кто и желал, то потом, наверное, раскаялся.

Стр. 200. Здесь и в других местах Куняев противопоставляет Пушкина поэтам Серебряного века, утверждая, что они, в отличие от него, томились не духовной жаждой, а греховной. Но на самом-то деле почти все поэты томятся сразу обеими жаждами. И Пушкин тут, если не забывать факты из его биографии, не исключение.

Стр. 203. «В том же номере (журнал «Перевал», № 1, 1906) – громадная статья Н. Минского, где он лихо глумится над православием, самодержавием и народным смирением». Не глумится, а иронизирует и анализирует. Минский ярко выразил те настроения и мысли, которые были в то время у русской интеллигенции по поводу реакционности церкви и монархии.

Стр. 207. «Эпохи великих революций… Никто, кроме Высшей Воли, не способен управлять этим потоком». А вот это уже, батенька, полный мистицизм. Революциями управляют вожди, выражающие чаяние народов. Не надо сваливать социально-экономические потрясения на Бога.

Стр. 212. «До пошлостей Пушкин не опускался никогда». И буквально через несколько строк Куняев сам себе противоречит: «Вспомним «Гаврилиаду» Пушкина». Прошу прощения, но «Гаврилиада» не просто пошлая, она похабная. То, что сюжетец забавный и слог лёгкий, нисколько не делает поэму приличной и нравственной. И вообще в полном собрании сочинений великого поэта разнообразных пошлостей (которые он писал в альбомчики дамам и приятелям в письмах) более чем предостаточно. И по жизни Пушкин высокой моралью блистал отнюдь не всегда.

Стр.212. «После рокового 14 декабря 1825 года Пушкин словно бы перерождается, осознав свою великую ответственность за каждый поступок, за каждую мысль и перед Богом, и перед Россией». Во-первых, Пушкин в декабре 1825 года поступил как предатель: не поехал в столицу на подмогу своим восставшим друзьям, хотя до этого сам же их науськивал на бунт (о декабристах и Пушкине см. http://www.proza.ru/2011/12/04/664). Когда многих потом сослали в Сибирь, он написал им знаменитое послание, в котором выразил свою поддержку. Говоря о «перерождении» Пушкина, Куняев противоречит самому себе (стр. 61): «Великий поэт в конце жизни попал в сети, расставленные выродками из сатанинского содомитского клана». Раз уж попал поэт в содомиты, то о каком нравственном «перерождении» может идти речь?