[СТЕНА] - Николай Александрович Гиливеря Страница 7

Как хорошо мне,

когда природа даёт понять,

позволяет забыть о себе;

позволяет на время стать частью

её душистого ознаменованья.

Общие черты

Хорошо,

если твои мысли

принесли кому-то свои смыслы,

хотя бы в каком-то промежуточном смысле.

Бросающие вызов смутным суждениям,

и как ловушки: хлопая,

обездвиживают движимых голодом крыс.

Обрыв бесчестья на пути самокритики

в карикатурных усмешках неслышащих ушей;

слышат сознание и подсознание,

а в нём обиталище настоящих богов.

То есть себя,

то есть не люд,

то есть прислушайся.

Проводя пальцем по чужим дорогам,

ступай туда, куда приписывали поражение.

Там найдёшь жизнь без зелёных полей,

орущих людей, где узнаешь,

что ты и мир — одна матерь.

Был рождён

Хищному зверю

неизвестны понятия

пощады или зверства.

Он не берёт излишек,

он ни во что не верит.

По венам его течёт

кровь природы.

Так он задуман,

так был рождён

под небесным сводом.

Думы Волхвов

Рождённый под знаком неба,

вдохнувший вечернего воздуха,

кричит о своём рождении.

Он знает всех людей в лицо,

он любит их.

Здесь каждый ему брат, отец

и мать, сестра, племянник –

святейший странник.

В безмолвии скрывается

его бескорыстная память.

Тёплая вода окрашивает темя –

это дождь благословляет сына.

Заранее слёзы тот свои льёт,

страшные сны предвидя.

Как часть природы:

что человек, что дождь, что всё

подобное являет чудо и одинаково

упрёк…

Как урок, природа — человек –

друг — друга убивает, жрёт.

Не в силах уступить тропу

добровольного изгнания.

Так Волхвы придут к рождённому

под знаком неба,

что вдохнул вечерний воздух,

кричащего о своём появлении.

Увидят участь, окрещенную солнцем,

и с горечью сглотнув слюну,

поймут: дитя, рождённое сегодня –

ещё один винтик, один организм природы,

с судьбой особой,

но такой же жестокой, как у многих.

Невский

Площадь любви, улица тоски –

здесь музыканты просят монет.

Здесь, за витриной магазина,

сидит рабочий человек.

А под ногами только плитка,

только толпы ног на ней.

А вдали играет скрипка –

звуки юности моей.

Слева, справа рой домов –

историческое знамя;

в них живут отцы отцов –

коренные монсеньёры.

Что не угол — павильон

под открытым небом.

А за следующим углом

налетают браконьеры!

Уют

Всё тело ломит, в голове бардак.

Не выспаться мне больше

в родительском доме.

На диване, что отец покупал.

На подушках,

что мать взбивала.

Равновесие

Стоишь в тени света,

смотришь — закрыв глаза.

Чудо проходит мимо

в пустых глазах.

Милосердие часто жестоко,

а в любви, говорят, что бьют.

От тепла веет холодом,

если это тепло чужих рук.

Слово — острое, так говорят,

и ослепший прозреет сразу.

Так безногий танцует в такт,

а убийца молится богу.

Так рождается динамика жизни,

так восполняется процесс равно-

весия, что похож немного на

статику, имеющую вес

всепоглощающего месива.

Тихая ночь

Тихая светлая ночь.

Ничего не может быть лучше,

чем ходить босиком в темноте,

где давно уже не было солнца.

Фонари заменяют его

вдалеке, освещая дорогу.

Просвещая мысли людей

тем, которым не спится сегодня.

Впереди густой слой темноты,

страха нет –

телом движет влечение.

Что же скрыто там?

Что ждёт впереди?

Возможно, все та же дорога,

если только это не смерть,

уходящая от нас на рассвете.

А ночь всё также прекрасна,

даже листик не хочет шуршать.

Тишину соблюдает природа,

ей ведь тоже иногда нужно спать.

Бесконечная нить сновидений

точно связкой прошла по домам.

В них покоятся взрослые и дети,

и только жизнь кипит в головах.

Я хотел бы

До того, как зайдёт солнце,

я хотел бы увидеть лица:

счастливые, светлые лица.

Сидящие в тени на лавке

с обласканными сердцами.

А ещё, среди солнца

и его тепла вездесущего,

я хотел бы увидеть старуху

не просящую, но дающую.

До того, как взойдёт солнце,

я хотел бы услышать шум ночи,

её тишину и спящих,

крепко и тихо храпящих –

новый день устало ждущих,

но не скорбящих.

До того, как уйдёт в закат

моя жизнь — моё дыхание,

я хотел бы увидеть лица:

счастливые, светлые лица…

Больше, чем просто

Говорят — человек грешен.

Да. Он грешен,

часто бывает жестоким,

немилосердным.

Под напором соблазнов

забывает человек,

как быть человеком.

Не зверем.

Чьё главное отличие –

мысли, рассуждения.

Стабильный откат –

мне больно.

Человек может больше,

чем просто бывает.

В парафиновой свече

горит души-остров,

но огонь ослабевает.

Да и нет

Любой отрезок замкнут

с разных сторон — хвостов.

Любой цикл прекрасен –

даже с плохим концом.

Изгибы отрезков сложны

в своём многообразии,

но по сути (по конструкции)

внутри –

они линейно прямы.

Да и нет — аксиома бесспорна,

проще некуда, на ней всё стоит.

Но как же хочется чуда:

волнистых, кривых, запятых.

Слова на поле битвы

Перо –

бритва на листах,

что являются

полем для битвы.

Слова в доспехах

с заточенными

чернилами-пиками,

пробегая строчку за строчкой:

оставляют на полях

заметки — оборванный табун!

Совсем молодые мысли

кричат свои лозунги громко

и быстро!

Авангардная линия — их стихия.

Кишит разгром

Зачёркнутые слова

словно кратеры бывшего

[только что взрыва]

разлились чернилами,

кляксами-крысами.

Листок за листком

завоёвывается ниша,

мысли и смыслы

становятся чище.

На сон грядущий прочти их,

только не быстро.

Эмоциональное чистилище

Уже давно пропала гордость.

Из глубины души слышу я…

совесть.

Она съедает эмоции,

настроение в целом,

и всё разум вторит:

«исправь это, ты не бесполезен!»

Разве? Руки в крови

собственного невежества!

Белеют костяшки от злости,

но не более

и кожа рвётся,

но на этом всё вроде.

Лицо перерождения

Греется у костра лицо, лишенное навязчивой идеи

к трансформации.

Тело — лёд, словно и ненастоящее — падает в огонь,

воспламеняясь, как сухое полено.

А далее, лёгкий дымок затухшего костра.

Лицо перерождения должно быть в копоти, да