Вера Полозкова - Стихи Веры Полозковой разных лет Страница 8

@@@

Писать бы на французском языке –

Но осень клонит к упрощенным формам,

Подкрадываясь сзади с хлороформом

На полосатом носовом платке.

Поэтом очень хочется не быть.

Ведь выдадут зарплату в понедельник –

Накупишь книг и будешь жить без денег.

И только думай, где их раздобыть.

Я многого не стала понимать.

Встречалась с N – он непривычно тощий.

Он говорит по телефону с тещей

И странно: эта теща мне не мать.

Друзья повырастали в деловых

Людей, весьма далеких от искусства.

Разъехались. И пакостное чувство,

Что не осталось никого в живых.

И осень начинается нытьем

И вообще противоречит нормам.

Но в воздухе запахло хлороформом,

А значит, долгожданным забытьем.

Ночь с 14 на 15 августа 2004 года.

@@@

Шить сарафаны и легкие платья из ситца.

Не увязать в философии как таковой.

В общем, начать к этой жизни легко относиться –

Так как ее все равно не понять головой.

13 августа 2004 года.

@@@

С таких войн, как ты, никогда не прийти назад.

Впрочем, знаешь, тебе не стоит об этом думать.

С цифровых моих фотографий и пыль не сдунуть.

И не надо; я обойдусь без имен и дат.

Как на Вечный огонь придут на тебя смотреть –

Ты останешься от меня, когда я остыну.

Но пока я еще иду, я прошла лишь треть,

Пока солнце лучистой плетью сечет мне спину,

Пока я собираюсь к морю, но что с того –

Мне и там выводить стихи твои на обоях.

Я люблю тебя больше, чем ангелов и Самого,

И поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих –*

Еще дальше; пока саднит, пока голос дан,

Пока прочь бегу, но до пикселей помню лица,

И еще – не забыть Спасителя в чемодан.

Чтоб нигде не переставать за тебя молиться.

Ночь с 19 на 20 августа 2004 года.

* - Иосиф Бродский, "Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря..."

@@@

Уходи давай, пропадай по своим делам,

И ходи в старых майках - правда, больших рок-звездах.

Не смотри, как меня тут складывает пополам

И из каждой треклятой поры уходит воздух.

Ночь с 20 на 21 августа 2004 года.

@@@

НАСКАЛЬНОЕ

Сайде – на чай

Свиться струйкой водопроводной –

Двинуть к морю до холодов.

Я хочу быть такой свободной,

Чтобы не оставлять следов.

Наблюдая, как чем-то броским

Мажет выпуклый глаз заря,

Я хочу быть немного Бродским –

Ни единого слова зря.

***

«Все монеты – в море. Чтоб не пропить» -

И швыряют горстями из

Драных сумок деньги. И стало быть –

Вы приехали в Симеиз.

Два народа: семьи смешных мещан,

Что на море сварливят «Ляжь!»

И безумцы – бесятся сообща,

Убегают на голый пляж, -

Их глаза вращаются как шасси,

Заведенные ЛСД.

Я же пью свой кофе в «Дженнет кошеси»,

Что сварила моя Сайде.

***

Сумасшествием дышит ветер –

Честно, в городе карантин:

Здесь, наверное, каждый третий –

Из Кустурицевых картин.

Всяк разморен и позитивен.

Джа здесь смотрит из каждых глаз –

По полтиннику мятых гривен

Стоит правильный ганджубас.

Улыбаются; в драных тапках

Покоряют отвесный склон.

И девицы в цветастых шапках

Стонут что-то про Бабилон.

***

Рынок, крытый лазурным небом –

И немыслимо пахнет все:

Заглянуть сюда за тандырным хлебом –

И уйти навьюченной, как осел.

Здесь кавказцы твердят всегда о

Том, что встречи хотят со мной.

У меня на плече иероглиф «Дао»,

Нарисованный черной хной.

***

Кроме нас и избранных – тех, кто с нами

Делит побережье и пьет кагор,

Есть все те, кто дома – а там цунами,

И мы чуем спинами их укор.

Отче, скрась немного хотя бы часть им

Неисповедимых Твоих путей.

Ты здесь кормишь нас первосортным счастьем –

А на нашей Родине жжешь детей.

***

Море: в бурю почти как ртуть,

В штиль – как царская бирюза.

Я: медового цвета грудь

И сандалового – глаза.

***

Жить здесь. Нырять со скал на открытом ветре.

В гроты сбегать и пережидать грозу.

В плотный туман с седой головы Ай-Петри

Кутать худые плечи – как в органзу.

Долго смотреть, пока не начнет смеркаться,

Как облака и камни играют в го.

А мужчины нужны для того, чтобы утыкаться

Им в ключичную ямку – больше ни для чего.

***

Кофе по-турецки, лимона долька,

Сулугуни и ветчина.

Никого не люблю – тех немногих только,

На которых обречена.

Там сейчас мурашками по проспекту

Гонит ветер добрых моих подруг.

И на первых партах строчат конспекты

По двенадцать пар загорелых рук.

Я бы не вернулась ни этим летом,

Ни потом – мой город не нужен мне.

Но он вбит по шляпку в меня – билетом,

В чемодане красном, на самом дне.

Тут же тополя протыкают бархат

Сюртука небес - он как решето;

Сквозь него холодной Вселенной пахнет

И глядит мерцающее ничто.

Ночи в Симеизе – возьми да рухни,

С гор в долину – и никого в живых.

И Сайде смеется из дымной кухни

И смешно стесняется чаевых.

8-10 сентября 2004 года.

@@@

Мне рассказали сегодня о мужчине, который не может иметь детей - и это не лечится, и так всегда было. И большинству было бы все равно, но он считает себя инвалидом, и долго пытался привыкнуть, и какие-то эпизодические девушки служат просто одноразовой посудой. Когда был поставлен окончательный диагноз, он пил жестоко и жестоко страдал.

И потом долго думал и подписал с собой важный контракт. Он работает три месяца, не допускает ни слабинки, ни промаха; общается с друзьями, ездит куда-то на пикники, водит в рестораны случайных девчушек, читает великие книги; зимой лыжи, летом байдарки, поездки и еще черт-в-ступе; главное условие - одному по возможности не оставаться.

Когда накатывает, он бросает все к черту и неделю пьет. Адски. Пьет, плачет и бьет посуду. Пьет до реальной потери сознания. Людей в дом не пускает.

Потом отлеживается в ванной, отмывает квартиру, три дня сидит на зеленом чае и приходит в себя. И снова пашет, радуется, рубится и берет от жизни все.

И страшное даже не в этом. А в том, что когда мне это рассказали, первой мыслью в голове было - вот почему я хочу жить одна. Чтобы в эту неделю никто меня не видел.

21/09/04

@@@

Жить надо без суфлеров, зато с антрактами –

Пусть все уйдут есть булки и шоколад.

Я буду слушать, кутаясь в свой халат,

Как он берет дыхание между тактами

Самой простой и искренней из баллад.

Небо поизносилось и прогибается,

Пузом накрыв обломки больших держав.

Дыры в нем – с море Беринга или Баренца! –

Я ощущаю, как она улыбается,

Ночью, на кухне, трубку плечом зажав.

Поизносилось, служит бедняцким пологом,

Даже стекляшки реденькие дрожат.

Время за воротник меня тащит волоком.

И голова набита тоской как войлоком,

Словно у старых плюшевых медвежат.

21 сентября 2004 года.

@@@

(Лене Погребижской в ДР)

Нам бы хотелось слушать, как сквозь шумы

Ты раздаешься рифмами исступленными.

Просто почаще думай о нас, а мы

Будем твоими полными стадионами.

Всматриваться в афиши, на каждой вдруг

Взгляд узнавая, брови, ресницы, волосы.

Знать, что в конце тоннеля - не свет, а звук.

Звук

Твоего

Голоса.

Ночь с 28 на 29 сентября 2004 года.

@@@

Да что у меня, нормально все, так, условно.

Болею уже, наверно, недели две.

Мы вроде и говорим с тобой, а дословно

Известно все, как эпиграф к пустой главе.

Не видимся совершенно, а чувство, словно

Ношу тебя, как заложника, в голове.

Пора, мое солнце, слишком уж много разниц

Растрескалось – и Бог ведает, почему.

И новое время ломится в дом и дразнит

И хочет начаться, тычется носом в тьму.

Как будто к тебе приходит нежданный праздник,

А ты разучилась радоваться ему.

Пора, мое солнце, глупо теперь прощаться,