Борис Пастернак - Свеча горела (сборник) Страница 8

«Дик прием был, дик приход…»

Дик прием был, дик приход,Еле ноги доволок.Как воды набрала в рот,Взор уперла в потолок.

Ты молчала. Ни за кемНе рвался с такой тугой.Если губы на замке,Вешай с улицы другой.

Нет, не на́ дверь, не в пробой,Если на сердце запрет,Но на весь одной тобойНемутимо белый свет.

Чтобы знал, как балки брусПо-над лбом проволоку,Что в глаза твои упрусь,В непрорубную тоску.

Чтоб бежал с землей знакомств,Видев издали, с путиГарь на солнце под замком,Гниль на веснах взаперти.

Не вводи души в обман,Оглуши, завесь, забей.Пропитала, как туман,Груду белых отрубей.

Если душным полднем желтМышью пахнущий овин,Обличи, скажи, что лжетЛжесвидетельство любви.

«Попытка душу разлучить…»

Попытка душу разлучитьС тобой, как жалоба смычка,Еще мучительно звучитВ названьях Ржакса и Мучкап.

Я их, как будто это ты,Как будто это ты сама,Люблю всей силою тщеты,До помрачения ума.

Как ночь, уставшую сиять,Как то, что в астме – кисея,Как то, что даже антресольПри виде плеч твоих трясло.

Чей шепот реял на брезгу?О, мой ли? Нет, душою – твойОн улетучивался с губВоздушней капли спиртовой.

Как в неге прояснялась мысль!Безукоризненно. Как стон.Как пеной, в полночь, с трех сторонВнезапно озаренный мыс.

Возвращение

«Как усыпительна жизнь!..»

Как усыпительна жизнь!Как откровенья бессонны!Можно ль тоску размозжитьОб мостовые кессоны?

Где с железа ночь согналКаплей копленный сигнал,И колеблет всхлипы звездВ апокалипсисе мост,Переплет, цепной обвалБалок, ребер, рельс и шпал.

Где, шатаясь, подаютРуки, падают, поют.Из объятий, и – опятьНе устанут повторять.

Где внезапно зонд вонзилВ лица вспыхнувший бензинИ остался, как загар,На тупых концах сигар…

Это огненный тюльпан,Полевой огонь бегонийЖадно нюхает толпа,Заслонив ладонью.

И сгорают, как в стыде,Пыльники, нежнее лент,Каждый пятый – инженерИ студент (интеллигенты).Я с ними не знаком.Я послан богом мучитьСебя, родных и тех,Которых мучить грех.

Под Киевом – пескиИ выплеснутый чай,Присохший к жарким лбам,Пылающим по классам.Под Киевом, в числеПесков, как кипяток,Как смытый пресный следКомпресса, как отек…Пыхтенье, сажу, жарНе соснам разжижать.Гроза торчит в бору,Как всаженный топор.Но где он, дроворуб?До коих пор? КакойТропой идти в депо?

Сажают пассажиров,Дают звонок, свистят,Чтоб копоть послужилаПустыней миг спустя.

Базары, озареньяНочных эспри и мглы,А днем, в сухой спирееВопль полдня и пилы.

Идешь, и с запасныхДоносится, как всхнык,И начали стиратьсяКлохтанья и матрацы.

Я с ними не знаком.Я послан богом мучитьСебя, родных и тех,Которых мучить грех.

«Мой сорт», кефир, менадо.Чтоб разрыдаться, мнеНе так уж много надо, –Довольно мух в окне.

Охлынет поле зренья,С салфетки набежит,От поросенка в хрене,Как с полусонной ржи.

Чтоб разрыдаться, мнеПо край, чтоб из редакцийТянуло табачкомИ падал жар ничком.

Чтоб щелкали с кольцаКлесты по канцеляриямИ тучи в огурцахС отчаянья стрелялись.

Чтоб полдень осязалСквозь сон: в обед трясутсяПо звону квизисанСтолы в пустых присутствиях,

И на лоб по жареСочились сквозь малинник,Где – блеск оранжерей,Где – белый корпус клиники.

Я с ними не знаком.Я послан богом мучитьСебя, родных и тех,Которых мучить грех.

Возможно ль? Этот полденьСейчас, южней губернией,Не сир, не бос, не голоденБлаженствует, соперник?

Вот этот, душный, лишний,Вокзальный вор, валандала,Следит с соседских вишенЗа вышиваньем ангела?

Синеет морем точек,И, низясь, тень без косточекБросает, горсть за горстьюИзмученной сорочке?

Возможно ль? Те вот ивы –Их гонят с рельс шлагбаумами –Бегут в объятья дива,Обращены на взбалмошность?

Перенесутся за ночь,С крыльца вдохнут эссенцииИ бросятся хозяйничатьПорывом полотенец?

Увидят тень орешникаНа каменном фундаменте?Узнают день, сгоревшийС восхода на свиданьи?

Зачем тоску упрямить,Перебирая мелочи?Нам изменяет память,И гонит с рельсов стрелочник.

У себя дома

Жар на семи холмах,Голуби в тлелом сенце.С солнца спадает чалма:Время менять полотенце(Мокнет на днище ведра)И намотать на купол.

В городе – говор мембран,Шарканье клумб и кукол.Надо гардину зашить:Ходит, шагает масоном.Как усыпительно – жить!Как целоваться – бессонно!

Грязный, гремучий, в постельПадает город с дороги.Нынче за долгую степьВеет впервые здоровьем.Черных имен духотыНе исчерпать.Звезды, плацкарты, мосты,Спать!

Елене

Я и непечатнымСловом не побрезговал бы,Да на ком искать нам?Не на ком и не с кого нам.

Разве просит арумУ болота милостыни?Ночи дышат даромТропиками гнилостными.

Будешь – думал, чаял –Ты с того утра виднеться,Век в душе качаясьЛилиею, праведница!

Луг дружил с замашкойФауста, что ли, Гамлета ли,Обегал ромашкой,Стебли по ногам летали.

Или еле-еле,Как сквозь сон овеиваяЖемчуг ожерельяНа плече Офелиином.

Ночью бредил хутор:Спать мешали перистыеТучи. Дождик куталНиву тихой переступью

Осторожных капель.Юность в счастье плавала, какВ тихом детском храпеНаспанная наволока.

Думал, – Трои б век ей,Горьких губ изгиб целуя:Были дивны векиЦарственные, гипсовые.

Милый, мертвый фартукИ висок пульсирующий.Спи, царица Спарты,Рано еще, сыро еще.

Горе не на шуткуРазыгралось, навеселе.Одному с ним жутко.Сбесится, – управиться ли?

Плачь, шепнуло. Гложет?Жжет? Такую ж на щеку ей!Пусть судьба положит –Матерью ли, мачехой ли.

Как у них

Лицо лазури пышет над лицомНедышащей любимицы реки.Подымется, шелохнется ли сом, –Оглушены. Не слышат. Далеки.

Очам в снопах, как кровлям, тяжело.Как угли, блещут оба очага.Лицо лазури пышет над челомНедышащей подруги в бочагах,Недышащей питомицы осок.

То ветер смех люцерны вдоль высот,Как поцелуй воздушный, пронесет,То, княженикой с топи угощен,Ползет и губы пачкает хвощомИ треплет речку веткой по щеке,То киснет и хмелеет в тростнике.

У окуня ли ёкнут плавники, –Бездонный день – огромен и пунцов.Поднос Шелони – черен и свинцов.Не свесть концов и не поднять руки…

Лицо лазури пышет над лицомНедышащей любимицы реки.

Лето

Тянулось в жажде к хоботкамИ бабочкам и пятнам,Обоим память оботкавМедовым, майным, мятным.

Не ход часов, но звон цеповС восхода до заходаВонзался в воздух сном шипов,Заворожив погоду.

Бывало – нагулявшись всласть,Закат сдавал цикадамИ звездам и деревьям властьНад кухнею и садом.

Не тени, – балки месяц клал,А то бывал в отлучке,И тихо, тихо ночь теклаТрусцой, от тучки к тучке.

Скорей со сна, чем с крыш; скорейЗабывчивый, чем робкий,Топтался дождик у дверей,И пахло винной пробкой.

Так пахла пыль. Так пах бурьян.И, если разобраться,Так пахли прописи дворянО равенстве и братстве.

Вводили земство в волостях,С другими – вы, не так ли?Дни висли, в кислице блестя,И винной пробкой пахли.

Гроза, моментальная навек

А затем прощалось летоС полустанком. Снявши шапку,Сто слепящих фотографийНочью снял на память гром.

Меркла кисть сирени. В этоВремя он, нарвав охапкуМолний, с поля ими трафилОзарить управский дом.

И когда по кровле зданьяРазлилась волна злорадстваИ, как уголь по рисунку,Грянул ливень всем плетнем,

Стал мигать обвал сознанья:Вот, казалось, озарятсяДаже те углы рассудка,Где теперь светло, как днем!

Послесловье