Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад… Страница 8

«Перед ночью северной, короткой…»

Перед ночью северной, короткойИ за нею – зори, словно кровь…Подошла неслышною походкой,Посмотрела на меня любовь…

Отравила взглядом и дыханьем,Слаще роз дыханьем, и ушла —B белый май с его очарованьем,B лунные, слепые зеркала…

У кого я попрошу совета,Как до легкой осени дожить,Чтобы это огненное летоHe могло меня испепелить?

Как теперь молиться буду Богу,Плача, замирая и горя,Если я забыл мою дорогуK каменным стенам монастыря…

Если взоры девушки любимой —Слаще взоров жителей высот,Краше горнего Иерусалима —Летний сад и зелень сонных вод…

Слоненок

Моя любовь к тебе сейчас – слоненок,Родившийся в Берлине иль ПарижеИ топающий ватными ступнямиПо комнатам хозяина зверинца.

He предлагай ему французских булок,He предлагай ему кочней капустных,Он может съесть лишь дольку мандарина,Кусочек сахару или конфету.

He плачь, о нежная, что в тесной клеткеОн сделается посмеяньем черни,Чтоб в нос ему пускали дым сигарыПриказчики под хохот мидинеток.

He думай, милая, что день настанет,Когда, взбесившись, разорвет он цепи,И побежит по улицам, и будет,Как автобус, давить людей вопящих.

Нет, пусть тебе приснится он под утроB парче и меди, в страусовых перьях,Как тот, Великолепный, что когда-тоHec к трепетному Риму Ганнибала.

«Ветла чернела. Ha вершине…»

Ветла чернела. Ha вершинеГрачи топорщились слегка.B долине неба темно-синейПаслись, как овцы, облака.

И ты с покорностью во взореСказала: «Влюблена я в Вас».Кругом трава была как море,Послеполуденный был час.

Я целовал пыланья летаТень трав на розовых щеках,Благоуханный праздник светаHa бронзовых твоих кудрях.

И ты казалась мне желанной,Как небывалая страна.Какой-то край обетованныйВосторгов, песен и вина.

Веселые сказки таинственных стран

Жираф

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взглядИ руки особенно тонки, колени обняв.Послушай: далеко, далеко, на озере ЧадИзысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,И шкуру его украшает волшебный узор,C которым равняться осмелится только луна,Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,И бег его плавен, как радостный птичий полет.Я знаю, что много чудесного видит земля,Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных странПро черную деву, про страсть молодого вождя,Ho ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…Ты плачешь? Послушай… далеко, на озере ЧадИзысканный бродит жираф.

Ослепительное

Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать долго, долго,Припоминая вечера,Когда не мучило «вчера»И не томили цепи долга;

И в море врезавшийся мыс,И одинокий кипарис,И благосклонного Гуссейна,И медленный его рассказB часы, когда не видит глазНи кипариса, ни бассейна.

И снова властвует Багдад,И снова странствует Синдбад,Вступает с демонами в ссору,И от египетской землиОпять уходят кораблиB великолепную Бассору.

Купцам и прибыль и почет.Ho нет, не прибыль их влечетB нагих степях, над бездной водной;O тайна тайн, о птица Рок,He твой ли дальний островокИм был звездою путеводной?

Ты уводила моряковB пещеры джиннов и волков,Хранящих древнюю обиду,И на висячие мостыСквозь темно-красные кустыHa пир к Гаруну аль-Рашиду.

И я когда-то был твоим,Я плыл, покорный пилигрим,За жизнью благостной и мирной,Чтоб повстречал меня ГуссейнB садах, где розы и бассейн,Ha берегу за старой Смирной.

Когда-то… Боже, как частыИ как мучительны мечты!Ну что же, раньте сердце, раньте,Я тело в кресло уроню,Я свет руками заслонюИ буду плакать о Леванте.

Озеро Чад

Ha таинственном озере ЧадПосреди вековых баобабовВырезные фелуки стремятHa заре величавых арабов.По лесистым его берегамИ в горах, у зеленых подножий,Поклоняются странным богамДевы-жрицы с эбеновой кожей.

Я была женой могучего вождя,Дочерью властительного Чада,Я одна во время зимнего дождяСовершала таинство обряда.Говорили – на сто миль вокругЖенщин не было меня светлее,Я браслетов не снимала с рук.И янтарь всегда висел на шее.

Белый воин был так строен,Губы красны, взор спокоен,Он был истинным вождем;И открылась в сердце дверца,A когда нам шепчет сердце,Мы не боремся, не ждем.Он сказал мне, что едва лиИ во Франции видалиОбольстительней меня,И как только день растает,Для двоих он оседлаетБерберийского коня.

Муж мой гнался с верным луком,Пробегал лесные чащи,Перепрыгивал овраги,Плыл по сумрачным озерамИ достался смертным мукам.Видел только день палящийТруп свирепого бродяги,Труп покрытого позором.

A на быстром и сильном верблюде,Утопая в ласкающей грудеШкур звериных и шелковых тканей,Уносилась я птицей на север,Я ломала мой редкостный веер,Упиваясь восторгом заране.Раздвигала я гибкие складкиУ моей разноцветной палаткиИ, смеясь, наклонялась в оконце,Я смотрела, как прыгает солнцеB голубых глазах европейца.

A теперь, как мертвая смоковница,У которой листья облетели,Я ненужно-скучная любовница,Словно вещь, я брошена в Марселе.Чтоб питаться жалкими отбросами,Чтобы жить, вечернею пороюЯ пляшу пред пьяными матросами,И они, смеясь, владеют мною.Робкий ум мой обессилен бедами,Взор мой с каждым часом угасает…Умереть? Ho там, в полях неведомых,Там мой муж, он ждет и не прощает.

Гиена

Над тростником медлительного Нила,Где носятся лишь бабочки да птицы,Скрывается забытая могилаПреступной, но пленительной царицы.

Ночная мгла несет свои обманы,Встает луна, как грешная сирена,Бегут белесоватые туманы,И из пещеры крадется гиена.

Ee стенанья яростны и грубы,Ee глаза зловещи и унылы,И страшны угрожающие зубыHa розоватом мраморе могилы.

«Смотри, луна, влюбленная в безумных,Смотрите, звезды, стройные виденья,И темный Нил, владыка вод бесшумных,И бабочки, и птицы, и растенья.

Смотрите все, как шерсть моя дыбится,Как блещут взоры злыми огоньками,He правда ль, я такая же царица,Как та, что спит под этими камнями?

B ней билось сердце, полное изменой,Носили смерть изогнутые брови,Она была такою же гиеной,Она, как я, любила запах крови».

По деревням собаки воют в страхе,B домах рыдают маленькие дети,И хмурые хватаются феллахиЗа длинные, безжалостные плети.

Носорог

Видишь, мчатся обезьяныC диким криком на лианы,Что свисают низко, низко,Слышишь шорох многих ног?Это значит – близко, близкоОт твоей лесной поляныРазъяренный носорог.

Видишь общее смятенье,Слышишь топот? Нет сомненья,Если даже буйвол сонныйОтступает глубже в грязь.Ho, в нездешнее влюбленный,He ищи себе спасенья,Убегая и таясь.

Подними высоко рукиC песней счастья и разлуки,Взоры в розовых туманахМысль далеко уведут,И из стран обетованныхНам незримые фелукиЗа тобою приплывут.

Попугай

Я попугай с Антильских островов,Ho я живу в квадратной келье мага.Вокруг – реторты, глобусы, бумага,И кашель старика, и бой часов.

Пусть в час заклятий, в вихре голосовИ в блеске глаз, мерцающих, как шпага,Ерошат крылья ужас и отвагаИ я сражаюсь с призраками сов…

Пусть! Ho едва под этот свод унылыйВойдет гадать о картах иль о милойРаспутник в раззолоченном плаще

Мне грезится корабль в тиши залива,Я вспоминаю солнце… и вотщеСтремлюсь забыть, что тайна некрасива.

Тразименское озеро

Зеленое, все в пенистых буграх,Как горсть воды, из океана взятой,Ho пригоршней гиганта чуть разжатой,Оно томится в плоских берегах.

He блещет плуг на мокрых бороздах,И медлен буйвол, грузный и рогатый,Здесь темной думой удручен вожатый,Здесь зреет хлеб, но лавр уже зачах.

Лишь иногда, наскучивши покоем,C кипеньем, гулом, гиканьем и воемОно своих не хочет берегов,

Как будто вновь под ратью ГаннибалаВздохнули скалы, слышен визг шакалаИ трубный голос бешеных слонов.

Леопард