Александр Пушкин - Том 1. Стихотворения 1813-1820 Страница 8

Бова*

Часто, часто я беседовалС болтуном страны Эллинския*И не смел осиплым голосомС Шапеленом и с РифматовымВоспевать героев севера.Несравненного ВиргилияЯ читал и перечитывал,Не стараясь подражать емуВ нежных чувствах и гармонии.Разбирал я немца КлопштокаИ не мог понять премудрого!Не хотел я воспевать, как он;Я хочу, чтоб меня понялиВсе от мала до великого.За Мильтоном и КамоэнсомОпасался я без крил парить:Не дерзал в стихах бессмысленныхХерувимов жарить пушками,С сатаною обитать в раю,Иль святую богородицуВместе славить с Афродитою.Не бывал я греховодником!Но вчера, в архивах рояся,Отыскал я книжку славную,Золотую, незабвенную,Катехизис остроумия,Словом: Жанну Орлеанскую.Прочитал, — и в восхищенииПро Бову пою царевича.

О Вольтер! о муж единственный!Ты, которого во ФранцииПочитали богом некиим,В Риме дьяволом, антихристом,Обезьяною в Саксонии!Ты, который на РадищеваКинул было взор с улыбкою,Будь теперь моею музою!Петь я тоже вознамерился,Но сравняюсь ли с Радищевым?

Не запомню, сколько лет спустяПосле рождества Спасителя,Царь Дадон со славой царствовалВ Светомире, сильном городе.Царь Дадон венец со скипетромНе прямой достал дорогою,Но убив царя законного,Бендокира Слабоумного.(Так, бывало, верноподданныВеличали королей своих,Если короли беспечныеНе в постеле и не ночкоюПочивали с камергерами).Царь Дадон не СлабоумногоБыл достоин злого прозвища,Но тирана неусыпного,Хотя, впрочем, не имел его.Лень мне все его достоинстваИ пороки вам показывать:Вы слыхали, люди добрые,О царе, что двадцать целых летНе снимал с себя оружия,Не слезал с коня ретивого,Всюду пролетал с победой,Мир крещеный потопил в крови,Не щадил и некрещеного,И, в ничтожество низверженныйАлександром, грозным ангелом,Жизнь проводит в униженииИ, забытый всеми, кличетсяНыне Эльбы императором:Вот таков-то был и царь Дадон.

Раз, собрав бородачей совет(Безбородых не любил Дадон),На престоле пригорюнившись,Произнес он им такую речь:«Вы, которые советамиОблегчили тяжесть скипетра,Усладили участь царскую(Не горька она была ему),Мудрые друзья, сподвижники!К вам прибегнуть я решаюся:Что мне делать ныне? — Слушайте».

Все привстали, важно хмуряся,Низко, низко поклонилисяИ, подправя ус и бороду,Сели на скамьи дубовые.

«Вам известно, — продолжал Дадон, —Что искусством и неправдоюЯ достиг престола шаткогоБендокира Слабоумного,Сочетался с Милитрисою,Милой женкой Бендокировой,И в темницу посадил Бову,Принца крови, сына царского.Легче, легче захватить былоСлабоумного златой венец,Чем, надев венец на голову,За собою удержать его.Вот уже народ бессмысленный,Ходя в праздники по улицам,Меж собой не раз говаривал:Дай бог помочь королевичу.Ведь Бова уже не маленький,Не в отца своей головушкой,Нужды нет, что за решеткою,Он опасен моим замыслам.Что мне делать с ним? скажите мне,Не оставить ли в тюрьме его?»

Всё собранье призадумалось,Все в молчанье потупили взор.То-то, право, золотой совет!Не болтали здесь, а думали:Арзамор, муж старый, опытный,Рот открыл было (советовать,Знать, хотелось поседелому),Громко крякнул, но одумалсяИ в молчанье закусил язык,Ко лбу перст приставя тщательно.Лекарь славный, Эскулапа внук,Эзельдорф, обритый шваб, зевал,Табакеркою поскрипывал,Но молчал, — своей премудростиОн пред всеми не показывал.Вихромах, Полкан с Дубынею,Стража трона, славны рыцари,Все сидели будто вкопаны.Громобурь, известный силою,Но умом непроницательный,Думал, думал и нечаянноЗадремал… и захрапел в углу.Что примера лучше действует?Что людьми сильней ворочает?Вот зевнули под перчаткоюХрабрый Мировзор с Ивашкою,И Полкан, и Арзамор седой…И ко груди преклонилисяТихо головами буйными…Глядь, с Дадоном задремал совет…Захрапели многомыслящи!

Долго спать было советникам,Если б немцу не пришлось из рукТабакерку на пол выронить.Табакерка покатиласяИ о шпору вдруг удариласьГромобуря, крепко спавшего,Загремела, раздвоилася,Отлетела в разны стороны…Храбрый воин пробуждается,Озирает всё собрание…Между тем табак рассыпался,К носу рыцаря подъемлется,И чихнул герой с досадою,Так что своды потрясаются,Окна все дрожат и сыплются,И на петлях двери хлопают…Пробуждается собрание!

«Что тут думать, — закричал герой:Царь! Бова тебе не надобен,Ну, и к черту королевича!Решено: ему в живых не быть.После, братцы, вы рассудите,Как с ним надобно разделаться».Тем и кончил: храбры воиныРечи любят лаконически.«Ладно! мы тебя послушаем,—Царь промолвил, потянувшися,—Завтра, други, мы увидимся,А теперь ступайте все домой».

Оплошал Дадон отсрочкою.Не твердил он верно в азбуке:Не откладывай до завтраго,Что сегодня можешь выполнить.Разошлися все придворные.Ночь меж тем уже сгущалася,Царь Дадон в постелю царскуюВместе с милой лег супругою,С несравненной Милитрисою,Но спиной оборотился к ней:В эту ночь его величествуНе играть, а спать хотелося.

Милитрисина служаночка,Зоя, молодая девица,Ангел станом, взором, личиком,Белой ручкой, нежной ножкою,С госпожи сняв платье шелково,Юбку, чепчик, ленты, кружева,Всё под ключ в комоде спряталаИ пошла тихонько в девичью.Там она сама разделася,Подняла с трудом окошечкоИ легла в постель пуховую,Ожидая друга милого,Светозара, пажа царского:К темной ночке обещался онИз окна прыгнуть к ней в комнату.Ждет, пождет девица красная;Нет как нет всё друга милого.Чу! бьет полночь — что же Зоинька?Видит — входят к ней в окошечко…Кто же? друг ли сердца нежного?Нет! совсем не то, читатели!Видит тень иль призрак старогоВенценосца, с длинной шапкою,В балахоне вместо мантии,Опоясанный мочалкою,Вид невинный, взор навыкате,Рот разинут, зубы скалятся,Уши длинные, ослиныеНад плечами громко хлопают;Зоя видит и со трепетомУзнает она, читатели,Бендокира Слабоумного.

Трепетна, смятенья полная,Стала на колени Зоинька,Съединила ручку с ручкою,Потупила очи ясные,Прочитала скорым шёпотомТо, что ввек не мог я выучить:Отче наш и Богородице,И тихохонько промолвила:«Что я вижу? Боже! Господи…О Никола! Савва мученик!Осените беззащитную.Ты ли это, царь наш батюшка?Отчего, скажи, оставил тыНыне царствие небесное?»

Глупым смехом осветившися,Тень рекла прекрасной Зоиньке:«Зоя, Зоя, не страшись, мой свет.Не пугать тебя мне хочется,Не на то сюда явился яС того света привидением.Весело пугать живых людей,Но могу ли веселиться я,Если сына Бендокирова.Милого Бову царевича,На костре изжарят завтра же?»

Бедный царь заплакал жалобно.Больно стало доброй девушке.«Чем могу, скажи, помочь тебе,Я во всем тебе покорствую».— «Вот что хочется мне, Зоинька!Из темницы сына выручи,И сама в жилище мрачноеСядь на место королевича,Пострадай ты за невинного.Поклонюсь тебе низехонькоИ скажу: спасибо, Зоинька!»

Зоинька тут призадумалась:За спасибо в темну яму сесть!Это жестко ей казалося.Но, имея чувства нежные,Зоя втайне согласиласяНа такое предложение.

Так, ты прав, оракул Франции*,Говоря, что жены, слабыеПротив стрел Эрота юного,Все имеют душу добрую,Сердце нежно непритворное.«Но скажи, о царь возлюбленный!—Зоя молвила покойнику,—Как могу (ну, посуди ты сам)Пренестись в темницу мрачную,Где горюет твой любезный сын?Пятьдесят отборных воиновДнем и ночью стерегут его.Мне ли, слабой робкой женщине,Обмануть их очи зоркие?»

«Будь покойна, случай на́йдется,Поклянись лишь только, милая,Не отвергнуть сего случая,Если сам тебе представится».— «Я клянусь!» — сказала девица.Вмиг исчезло привидение,Из окошка быстро вылетев.Воздыхая тихо, ЗоинькаОпустила тут окошечкоИ, в постели успокоившись,Скоро, скоро сном забылася.

К Батюшкову*