Александр Иванченко - Дань любви. Стихи Страница 8

Я в солидарности с тобой под дождь пойду.

И с детской шалостью по лужам в одночасье,

С тобою, моя осень я в зрелость «плюс» зайду.

Осенний дождь на стеклах окон ляжет крапом,

Собрать, мне предлагая всю по крапинке печаль.

Я, напротив, седины прикрыв длиннополою шляпой,

Нарушив разлуку, на дождь убегу. Ты встречай!

Край родной

Черемуха

Запах белой черемухи вскружит голову в час,

Перед нею «соседки» разыграли лишь фарс.

Я уверен, что в амбре эликсир есть любви —

Ни тоски, ни печали, аромат лишь вдохни.

Поэтической душой, сонет сложен с соловьем.

Любимой, под черемухой, в пылу произнесен.

Свидетелями станут нам, и звезды, и луна,

Побыть в фате черемухи весна тебе дала.

Насыщен воздух счастьем, ты не зевай, лови!

Продлится эйфории драйв до утренней зари.

Нектар и цвет черемухи, дурманя, манит нас:

«О, дамы! В „токсикозе“, мы, без ума от вас!!!»

Роща

В родном степном краю природа развернула

Тенистой рощи холст с заявкой на шедевр;

Дорога пыльной лентою с охотою свернула,

«Поклон» отбив развесистым коронам древ.

Уютно, тихо здесь, спокойно и прохладно,

Хоть за спиной в степи, гуляет летний зной.

Холенны ветви влагою, по ярусам все ладно

Сплели шатер: лист к листику, в закрой.

Бросил луч затею к почве прикоснуться,

Рикошетом дразнит «зайчик» бликом глаз;

Дичь, степенней павы, под минор снуются,

Пением сонатным, чувств порыв показ.

Воздух чист, прозрачен, в звуке нету фальши,

В «фильтрах» листвы вязнут: рокот, шум и гам.

Отдохнув в блаженстве, путь уходит дальше,

Славя в благодарность, сей природный рай.

Родное село

Село родное Марьевкой зовется.

Здесь каждый дорог, милый уголок.

Хоть каждый в верности ему клянется,

Изменою грешим, сбегая в городок.

Хоть мы вдали, ты в нас живешь, в душе,

И память часто нам стучит в виски,

И шлейф воспоминаний горло сушит,

Зажаты между «не могу» и «хочется» в тиски.

Степь с шалфеем, полынью, ромашкой,

По русалочьи локоном вьется ковыль,

Кряж, не тронутый лемешной вспашкой,

Где шиповник на склоне уныло застыл.

Под кроной вербы, так манящей нас в детство

Криница с жемчужной студеной водой.

А чтоб остудиться – прекрасное средство,

К пруду босоногой несемся гурьбой.

Хочу к тебе, село, припасть к воде криницы,

Чтоб утолить всю жажду за минувшие года,

Живя сейчас не здесь – не в дальней загранице,

Но с краем отчим связь не рвалась никогда.

Селу родному поклонюсь сердечно,

Хочу сказать ему душевное – прости.

Болею за тебя, ты в сердце и навечно,

Спешу с визитом, юность навестить.

Росы на травах зовут

Росы на травах зовут меня в детство,

В лета, бесшабашной сандальной поры,

Чтоб сбежать из дома, все прекрасны средства —

Что может быть прекрасней для нас, детворы?!

Те летние дни проживались так долго,

Что за день везде был отмечен наш след

И, чаще ног босых в пыли где угодно,

В саду, в огородах был незваный обед.

От стражей спасали нас быстрые пятки,

В пруду растворялась, что с нас смыта соль;

А вечером, как водится, в жмурках и прятках;

Валила усталость, без жалоб на боль.

Росы на травах зовут меня в детство,

Туда, где был счастлив, мальчонок босой.

Хочу еще прожить хоть день, … средство

Мне б раздобыть… Айда, братцы со мной!!!

России

К России-матушке претензий не имею,

Чего не скажешь о властителях, вождях.

И грязью поливать, отнюдь не смею —

Все, что история воздвигла на столпах.

Тебе горемычной быть, Россия, негоже

Прошла лихолетия, чрез смурные века.

С тобой и судьбы бунтарством так схожи —

Что с лавой вулкана дуэтом горная река.

Многострадальная Россия, Величава Русь:

Волга, Дон-батюшка, мой родной Миус.

Многогранно воспета, наша Родина-мать,

Кто прославил сонетом, кто собрал гимном рать.

Ты сахарной костью, Россия, для многих,

Кто стал самозванцем на главных ролях.

И нет тебя краше в ковыльных просторах,

В березовых рощах, ромашках в полях.

Долг сыновий – священен, и это бесспорно,

И в мыслях, в поступках главенствует Он.

Горжусь я Россией, ей предан безмерно,

Любимой Отчизне земной мой поклон.

Огонь

Что на огонь смотреть, возможно, долго, вечно,

Не первый я открыл вам сей «большой» секрет,

И этот феномен чарующий видение, конечно,

И трудно однозначный дать нам на него ответ.

Огонь, он, и стихия, и что невинный ребенок,

Разрушить может и в прогрессе – чародей.

Мы любим языки костра почти, что с пеленок

И много приносит горя при пожаре для людей.

На языки огня смотреть приятно очень,

Мечтать о вечном или создавать в доме уют,

И, если дружен с ним, союз с огнем твой прочен —

Не громовержец, а кузнец судьбы его зовут.

Мне нравится треск дров, как их съедает пламя,

И тленность, что сгорит, уж точно сгнить не сможет,

И в сердце есть огонь, и в кумаче кровь-знамя,

И в пламенности чувств, что разум в лавры сложит.

Память

Семидесятая весна

Семидесятую весна, цветущий месяц май,

Парадами с салютами Победу отмечай.

Сирень с черемухой на плитах обелиска,

В честь павшим героям поклонимся низко.

Фронтовики торопятся нам передать завет —

На их плечах Победа, от павших амулет.

Счастливая и с горечью, кто дожил, слеза:

Разгонит вмиг сомнения майская гроза.

Не гнутся ветераны под грузом тех наград,

Героев грудь завешана, не знавшая преград,

Что Родина отметила их подвиг и отвагу —

За мужество в бою, за Сталинград и Прагу.

Ветер вольготно трепещет Победы знамена,

В тесном строю за колонной идет колона…

Цветы в руках, на ликующих лицах улыбки —

Семидесятая весна, Мир на века, не зыбкий!

А, что же было, если

А, что же было, если бы отцы и деды

Не стали кровь на фронте проливать?

Как жили бы и те, кто «прут» на нас, соседи,

Европа вся могла бы процветать?

Пусть кто-то скажет – было б всё прекрасно,

Цветет Германия и жизнь там рай,

И жертвы ради брена все напрасны,

И от Ламанша до Курил был Рейха край.

Пожалуй, вам так просто не отвечу —

А набатом порву я свой голос,

Чтоб собрать всех павших на встречу —

Их слова лишь дадут всходов колос.

А, если б не было тех страшных жертв войны?

Цена Победы – кровь семьи народов,

Мы поклониться павшим и живым должны,

В их честь салют под мирным небосводом.

Юбиляру Надежде Павловне Рябушко

Восемь на десять, иль ей восемнадцать?

Тут, ненароком, так можно «нарваться»,

Глядя в глаза, ну, ни как не понять,

Хоть Павловной Надю давно величать.

При встречах, босая, стеснялась девчонка,

Конец ознакомительного фрагмента.