Николай Некрасов - Том 3. Стихотворения 1866-1877 Страница 8

С работы*

«Здравствуй, хозяюшка! Здравствуйте, детки!Выпить бы. Эки стоят холода!»— «Ин ты забыл, что намедни последкиВыпил с приказчиком?» — «Ну, не беда!

И без вина отогреюсь я, грешный,Ты обряди-ка савраску, жена,Поголодал он весною, сердечный,Как подобрались сена.

Эк я умаялся!.. Что, обрядила?Дай-ка горяченьких щец».— «Печи я нынче, родной, не топила,Не было, знаешь, дровец!»

— «Ну и без щей поснедаю я, грешный.Ты овсеца бы савраске дала, —В лето один он управил, сердечный,Пашни четыре тягла.

Трудно и нынче нам с бревнами было,Портится путь… Ин и хлебушка нет?…»— «Вышел родной… У соседей просила,Завтра сулили чем свет!»

— «Ну, и без хлеба улягусь я, грешный.Кинь под савраску соломки, жена!В зиму-то вывез он, вывез, сердечный,Триста четыре бревна…»

Эпитафия («Зимой играл в картишки…»)*

Зимой играл в картишкиВ уездном городишке,А летом жил на воле,Травил зайчишек грудыИ умер пьяный в полеОт водки и простуды.

1868

«Не рыдай так безумно над ним…»*

Не рыдай так безумно над ним,Хорошо умереть молодым!

Беспощадная пошлость ни тениПоложить не успела на нем,Становись перед ним на колени,Украшай его кудри венком!Перед ним преклониться не стыдно,Вспомни, сколькие пали в борьбе,Сколько раз уже было тебеЗа великое имя обидно!А теперь его слава прочна:Под холодною крышкою гробаНа нее не наложат пятнаНи ошибка, ни сила, ни злоба…

Не хочу я сказать, что твой братНе был гордою волей богат,

Но, ты знаешь: кто ближнего любитБольше собственной славы своей,Тот и славу сознательно губит,Если жертва спасает людей.Но у жизни есть мрачные силы —У кого не слабели шагиПеред дверью тюрьмы и могилы?Долговечность и слава — враги.

Русский гений издавна венчаетТех, которые мало живут,О которых народ замечает:«У счастливого недруги мрут,У несчастного друг умирает…».

(7 августа 1868)

Мать («Она была исполнена печали…»)*

Она была исполнена печали,И между тем, как шумны и резвыТри отрока вокруг нее играли,Ее уста задумчиво шептали:«Несчастные! зачем родились вы?Пойдете вы дорогою прямоюИ вам судьбы своей не избежать!»Не омрачай веселья их тоскою,Не плачь над ними, мученица-мать!Но говори им с молодости ранней:Есть времена, есть целые века,В которые нет ничего желанней,Прекраснее — тернового венка…

Дома — лучше!*

В Европе удобно, но родины ласкиНи с чем несравнимы. Вернувшись домой,В телегу спешу пересесть из коляскиИ марш на охоту! Денек не дурной,

Под солнцем осенним родная картинаОтвыкшему глазу нова…О матушка Русь! ты приветствуешь сынаТак нежно, что кругом идет голова!

Твои мужики на меня выгонялиЗверей из лесов целый день,А ночью возвратный мой путь освещалиПожары твоих деревень.

«Душно! Без счастья и воли…»*

Душно! без счастья и волиНочь бесконечно длинна.Буря бы грянула, что ли?Чаша с краями полна!

Грязь над пучиною моря,В поле, в лесу засвищи,Чашу народного горяВсю расплещи!..

«Наконец не горит уже лес…»*

Наконец не горит уже лес,Снег прикрыл почернелые пенья,Но помещик душой не воскрес,Потеряв половину именья.

Приуныл и мужик. «Чем я буду топить?» —Говорит он, лицо свое хмуря.«Ты не будешь топить — будешь пить», —Завывает в ответ ему буря…

1870

Притча*

Прислушайте, братцы! Жил царь в старину,Он царствовал бодро и смело.Любя бескорыстно народ и страну,Задумал он славное дело:

Он вместе с престолом наследовал храм,Где царства святыни хранились;Но храм был и тесен и ветх; по угламЛетучие мыши гнездились;

Сквозь треснувший пол прорастала полынь,В нем многое сгнило, упало,И места для многих народных святыньДавно уже в нем не хватало…

И новый создать ему хочется храм,Достойный народа и века,Где б честь воздавалась и мудрым богамИ славным делам человека.

И сделался царь молчалив, нелюдим,Надолго отрекся от светаИ начал над планом великим своимРаботать в тиши кабинета.

И бог помогал ему — план поражалИзяществом, стройной красою,И царь приближенным его показалИ был возвеличен хвалою.

То правда, ввернули в хвалебную речьСидевшие тут староверы,Что можно бы старого часть уберечь,Что слишком широки размеры,

Но царь изменить не хотел ничего:«За всё я один отвечаю!..»И только что слухи о плане егоПрошли по обширному краю,

На каждую отрасль обширных работНашлися способные людиИ двинулись дружной семьею в походС запасом рабочих орудий.

Давно они были согласны вполнеС царем, устроителем края,Что новый палладиум нужен стране,Что старый — руина гнилая.

И шли они с гордо поднятым челом,Исполнены честного жара;Их мускулы были развиты трудомИ лица черны от загара.

И вера сияла в очах их; горяКо славе отчизны любовью,Они вдохновенному плану царяГотовились жертвовать кровью!

Рабочие люди в столицу пришли,Котомки свои развязали,Иные у старого храма легли,Иные присели — и ждали…

Но вот уже полдень — а их не зовут!Безропотно ждут они снова,Царь мимо проехал, вельможи идут —А всё им ни слова, ни слова!

И вот уже скучно им праздно сидеть,Привыкшим трудиться до поту,И день уже начал приметно темнеть, —Их всё не зовут на работу!

Увы! не дождутся они ничего!Пришельцы царю полюбились,Но их испугались вельможи егоИ в ноги царю повалились:

«О царь! ты прославишься в поздних веках!За что же ты нас обижаешь?Давно уже преданность в наших сердцахК особе своей ты читаешь.

А это пришельцы… Суровость их лицПророчит недоброе что-то,Их надо подальше держать от столиц,У них на уме не работа!

Когда ты на площади ехал вчераИ мы за тобой поспешали,Тебе они громко кричали: ура!На нас же сурово взирали.

На площади Мира сегодня в ночиОни совещалися шумно…Строение храма ты нам поручи,А им доверять — неразумно!..»

Волнуют царя и боязнь и печаль,Он слушает с видом суровым:И старых, испытанных слуг ему жаль,И вера колеблется к новым…

И вышел указ… И за дело тогдаВзялись празднолюбцы и воры…А люди, сгоравшие жаждой трудаИ рвеньем, сдвигающим горы,

Связали пожитки свои — и пошлиСтыдом неудачи палимы,И скорбь вавилонскую в сердце несли,Ни с чем уходя, пилигримы,

И целая треть не вернулась домой:Иные — в пути умирали,Иные бродили по царству с сумойИ смуты в умах поселяли,

Иные скитались по чуждым странам,Иные в столице осталисьИ зорко следили, как строился храм, —И втайне царю удивлялись.

Строители храма не плану царя,А собственным целям служили,Они пожалели того алтаря,Где жертвы богам приносили,

И многое, втайне ликуя, спасли,Задавшись задачею трудной,Они благотворную мысль низвелиДо уровня ветоши скудной.

В основе труда подневольного ихЛежала рутина — не гений…Зато было много эффектов пустыхИ бьющих в глаза украшений…

Сплотившись в надменный и дружный кружокЛишь тех отличая вниманьем,Кто их заслонить перед троном не могЭнергией, разумом, знаньем,

Они не внимали советам благимЛюдей, понимающих дело,Советы обидой казалися им.Царю говорят они смело:

О царь, воспрети ты пустым крикунамЯзвить нас насмешливым словом!Зане невозможно судить по частямО целом, еще не готовом!..

Указ роковой написали, прочли,И царь утвердил его тут же,Забыв поговорку своей же земли,Что «ум хорошо, а два лучше!».

Но смело нарушил жестокий ЗаконОдин гражданин именитый.Служил бескорыстно отечеству онИ был уже старец маститый.

Измлада он жизни умел не жалеть,Не знал за собой укоризныИ детям внушал, что честней умереть,Чем видеть бесславье отчизны;

По мужеству воин, по жизни монахИ сеятель правды суровой,О «новом вине и о старых мехах»Напомнив библейское слово,

Он истину резко раскрыл пред царем,Но слуги царя не дремали,Успев овладеть уже царским умом,Улик они много собрали:

Отчизны врагом оказался старик —Чужда ему преданность, вера!И царь, пораженный избытком улик,Казнил старика для примера!

И паника страха прошла по стране,Всё головы долу склонило,И строилось зданье в немой тишине,Как будто копалась могила…

Леса убирают — убрали…  и вот«Готово!» — царю возвещают,И царь по обширному храму идет,Вельможи его провожают…

Но то ли пред ним, что когда-то в мечтеОчам его царским являлосьВ такой поражающей ум красоте?Что неба достойным казалось?

Над чем, напрягая взыскательный ум,Он плакал, ликуя душою?Нет! Это не плод его царственных дум!..Царь грустно поник головою.

Ни в целом, ни в малой отдельной черте,Увы! он не встретил отрады!Но всё ж в несказанной своей добротеСтроителям роздал награды.

И тотчас им разойтись приказал,А сам, перед капищем сидя,О плане великом своем тосковал,Его воплощенья не видя…

1870–1871