Александр Твардовский - Страна Муравия (поэма и стихотворения) Страница 8

Механик рулевого усадил, Как будто вожжи в руки дал впервые. Встал на крыло и громко объявил: - Товарищи! Сегодня первый выезд...

И расступились люди у ворот, Машине путь с готовностью отмерив, Не только в то, что по земле пойдет, Что полетит - готовы были верить.

И трактор тронулся, и все, кто был в селе, Пошли за ним нестройною колонной. След в елочку ложился по земле, Дождем густым и холодком скрепленной...

За сотни лет здесь выходил народ Так поголовно только в памятные годы. С надеждами на урожайный год, С иконами, с попами - крестным ходом...

Запел механик, кто-то выше взял, Запели все - мужчины, женщины и дети "Интернационал"! "Интернационал"! И пели словно в первый раз на свете.

1931

* * *

Снег стает, отойдет земля, Прокатится громок густой. Дождь теплый хлынет на поля И смоет клочья пены снеговой. Запахнет тополем волнующе. Вздыхаешь, говоришь:

- Весна... - Но ждешь, но думаешь, Что пережил не всю еще Весну, какая быть должна.

1932

Как море, темнеет озимь, Весенний ветер шумит. В копейку лист на березе Еще дождем не умыт.

Лужицы на дороге Высохли, как на столе. Сеять самые сроки, Давать работу земле...

1932

ГОСТЬ

Верст за пятнадцать, по погоде жаркой, Приехал гость, не пожалев о дне. Гость со своей кошелкой и дегтярной, На собственных телеге и коне.

Не к часу гость. Бригада на покосе. Двух дней таких не выпадет в году. Но - гость! Хозяин поллитровку вносит, Яичница - во всю сковороду.

Хозяин - о покосе, о прополке, А гость пыхтел, никак решить не мог: Вносить иль нет оставшийся в кошелке Свой аржаной с начинкою пирог...

Отяжелев, сидел за самоваром, За чашкой чашку пил, вздыхая, гость. Ел мед с тарелки - теплый, свежий, с паром, Учтиво воск выплевывая в горсть.

Ждал, вытирая руки об колени, Что вот хозяин смякнет, а потом Заговорит о жизни откровенней, О ценах, о налогах, обо всем.

Но тот хвалился лошадями, хлебом, Потом повел, показывая льны, Да все мельком поглядывал на небо, Темнеющее с южной стороны.

По огородам, по садам соседним Вел за собою гостя по жаре. Он поднимал телят в загоне летнем, Коров, коней тревожил на дворе.

А скот был сытый, плавный, чистокровный; Как горница, был светел новый двор. И черные - с построек старых - бревна Меж новых хорошо легли в забор.

И, осмотрев фундамент и отметив, Что дерево в сухом - оно, что кость, Впервые, может, обо всем об этом На много лет вперед подумал гость.

Вплотную рожь к задворкам подступала С молочным, только налитым, зерном... А туча тихо землю затеняла, И вдруг короткий прокатился гром, Хозяин оглянулся виновато

И подмигнул бедово: - Что, как дождь?.. И гостя с места на покос сосватал: - Для развлеченья малость подгребешь."

Мелькали спины, темные от пота, Метали люди сено на воза, Гребли, несли, спорилася работа. В полях темнело. Близилась гроза.

Гость подгребал дорожку вслед за возом, Сам на воз ношу подавал свою, И на вопрос: какого он колхоза? Покорно отвечал: - Не состою...

Дождь находил, шумел высоко где-то, Еще не долетая до земли. И люди, весело ругая лето, С последним возом на усадьбу шли.

Хозяин рад был, что свою отлучку Он вместе с гостем в поле наверстал. И шли они, как пьяные, под ручку. И пыльный дождь их у крыльца застал...

Гость от дождя убрал кошелку в хату И, сев на лавку, стих и погрустнел: Знать, люди, вправду, будут жить богато, Как жить он, может, больше всех хотел.

1933

БУБАШКА

В ночь, как всегда, на месте он, Бубашка. Подворье обойдет, пробьет часы. Ружьишко дулом вниз - и нараспашку Армяк, отяжелевший от росы.

Чуть тянет холодком ночным от речки, Простывшей баней и сырым песком. Всю ночь Бубашка простоит, как свечка, Пока туман не встанет потолком...

И он гордится должностью привычной. Он тридцать лет хозяину служил, Ел за одним столом, и эту кличку Бубашка - от него же получил.

Он прожил жизнь, не разъезжал по свету, Не знал он, где кончался Брянский лес... И странно старику, что к жизни этой Большой у всех открылся интерес.

Рассказывай, как жил ты, как трудился, Как двор хозяйский по ночам стерег, Как лошадьми хозяйскими гордился, Как прожил жизнь, да так и не женился, Не захотел жениться без сапог.

И, закурив, чтоб дрема не напала, Он вспомнит детство, побирушку-мать... И многое, что без него, пожалуй, Уж некому теперь и вспоминать...

В годах старик, но отдыха не просит, Пошли теперь такие старики. И носит важно, с уваженьем носит Общественный армяк и сапоги.

И видит - жизнь тянувший, как упряжку, Под кличкой лошадиною батрак, Что только сам себя зобет Бубашкой, А все его уже зовут не так...

1933

Рожь отволновалась. Дым прошел. Налило зерно до половины.

Колос мягок, но уже тяжел, И уже в нем запах есть овинный...

1933

* * *

Он до света вставал, как хозяин двора, Вся деревня слыхала первый скрип на колодце. Двадцать лет

он им воду носил и дрова, Спал и ел как придется. И ни пасхи, ни духова дня ему не было Что работнику трудно своему ничего.

А чтоб части невестка потом не потребовала, До последнего дня не женили его. Он возился с конями, хомутами, чересседельниками, Ездил с возом на мельницу, в лес с топором. И гордился, гордился богачами брательниками, Конями, сбруей, богатым двором. Так бы доля его, неизбывная, темная, И тянулась весь век; но бывают дела: Приманила его одна разреденная, И женила его на себе, и в колхоз привела.

1933

БРАТЬЯ

Лет семнадцать тому назад Были малые мы ребятишки. Мы любили свой хутор, Свой сад. Свой колодец, Свой ельник и шишки.

Нас отец, за ухватку любя, Называл не детьми, а сынами. Он сажал нас обапол себя И о жизни беседовал с нами.

- Ну, сыны? Что, сыны? Как, сыны? И сидели мы, выпятив груди, Я с одной стороны, Брат с другой стороны, Как большие, женатые люди.

Но в сарае своем по ночам Мы вдвоем засыпали несмело. Одинокий кузнечик сверчал, И горячее сено шумело...

Мы, бывало, корзинки грибов, От дождя побелевших, носили, Ели желуди с наших дубов В детстве вкусные желуди были!..

Лет семнадцать тому назад Мы друг друга любили и знали. Что ж ты, брат? Как ты, брат? Где ж ты, брат?

На каком Беломорском канале?..

1933

ХОЗЯИН

Поплевав, он затягивал крепко супонь, Выбирал из-под войлока смятую гриву, Перевязывал повод повыше - и конь С запрокинутой мордой стоял терпеливо.

А хозяин под сено засовывал кнут, Не спеша самокрутку вертел на дорогу И усаживал бабу и, сеном ее подоткнув, Сам садился - свешивал правую ногу. И, вожжой без нужды поправляя шлею, Выезжал за околицу - Кум королю.

С полдороги - первые встречи: Добрые люди с базара назад. Бабы спустили платки на плечи, На всю округу песни кричат.

Хозяин едет, спешить не спешит, Хватит времени праздник справить. А к дому - плашмя он в телеге лежит, Баба, на корточки вставши, правит.

Конь один знает, что кнут в передке. Едет хозяин, Спит хозяин. Пьян хозяин, И нос в табаке...

А в избе, что сгнила у него без сеней, Только голые стены да куча детей. А коровку - единственный хвост на дворе На холстах, на веревках таскал в январе.

Двор стоял, точно шапка у пьяницы, криво, Мыши с голоду дохли, попадая в сусек. И скрипел журавель на колодце тоскливо, Чтобы помнил о жизни своей человек...

1934

УСАДЬБА

Над белым лесом - край зари багровой. Восходит дым все гуще и синей. И сразу оглушает скрип здоровый Дверей, шагов, колодцев и саней.

На водопой проходят кони цугом. Морозный пар клубится над водой, И воробьи, взлетая полукругом, Отряхивают иней с проводов.

И словно на строительной площадке На доски, на леса - легла зима. И в незаполненном еще порядке Стоят большие новые дома.

Они выглядывают незнакомо На улице огромного села, Где только дом попа и называли домом, А церковь главным зданием была;

Где шли к воде поодиночке клячи И, постояв, отказывались пить; Где журавель и тот скрипел иначе, Совсем не так, как он теперь скрипит...

Надолго лег венцами лес сосновый. И лес хорош, И каждый дом хорош... ...Стоишь, приехав, на усадьбе новой

И, как Москву, Ее не узнаешь...

1934

Я иду и радуюсь. Легко мне. Дождь прошел. Блестит зеленый луг. Я тебя не знаю и не помню, Мой товарищ, мой безвестный друг.

Где ты пал, в каком бою - не знаю, Но погиб за славные дела, Чтоб страна, земля твоя родная, Краше и счастливее была.

Над полями дым стоит весенний, Я иду, живущий, полный сил. Веточку двурогую сирени Подержал и где-то обронил...

Друг мой и товарищ, ты не сетуй, Что лежишь, а мог бы жить и петь. Разве я, наследник жизни этой, Захочу иначе умереть!..

1934

МУЖИЧОК ГОРБАТЫЙ

Эту песню Филиппок Распевал когда-то: Жил на свете мужичок, Маленький, горбатый.

И согласно песне той, Мужичок горбатый Жил беспечно, как святой Ни коня, ни хаты.

В батраки к попу ходил В рваных лапоточках, Попадью с ума сводил И попову дочку.

Он не сеял и не жал, Каждый день обедал. Поп грехи ему прощал, Ничего не ведал.

Пел на свадьбах Филиппок По дворам богатым: Жил, мол, раньше мужичок, Маленький, горбатый.