Коллектив авторов - Великолепная десятка. Выпуск 2: Сборник современной прозы и поэзии Страница 8

«Накапать лекарство на сахар…»

Накапать лекарство на сахар,послушать родную попсу,и в целях ухода от страханапиться в девятом часу,и ждать, что погасится ссударешеньем большого жлоба,а дома немыта посудаи пыль на экране компа.Твой мир опрометчиво сдулсядо койки и тропки в сортир,и лодку уродливым курсомнебесный ведет командир,и времени снова не хватитна вирши, друзей и семью…Ах, как же не в лад и некстатисколбасило душу твою.

Вероника Сенькина. Виден берег, мужайся…

Член жюри второго Открытого чемпионата России по литературе

Что дальше, Дава…

И тот не брат мне, и этот – меден.Что дальше, Дава? Что дальше, Дава?Одни кричали: поверьте мне де…Другие: «Вы не имели права…»

И бился стягом рассвет над башней,Сгущались тучи, смелели грозы.Что дальше, Дава? Скажи, что дальше?Хлестнет по небу кровавой розгой?

Не сахар будет и не малина.Горчить, как клюкве – досталось веку.И левый берег, и правый – длинен.И неприемлем для человека.

Что дальше, Дава, какие бури?Какие тиши нам наметелит?И закадычный сто раз обует,Пока заклятый окаменеет.

Послезавтра…

Послезавтра вспыхнет костер, если только дождь не пойдет.Толпы миловидных сестер с братьями до спичек охочи.Чирк! И содрогнется земля, и начнется новый отсчет,Если только дождь не пойдет (если не вмешаешься, Отче).

Видятся запястья в бинтах, слышится врачей суетаПо спине мурашки – не страх, ужас леденящий – по коже.Шарфик ли на шее? петля? Комната зарей залита…Послезавтра вспыхнет костер, если небо плакать не сможет.

Тем, кому швартовы рубить, долго добрых снов не видать,На ковчеге всем не уплыть, – велико количество тварей…Если у безумных людей спички не удастся отнять,Послезавтра вспыхнет костер, и погибнут все при пожаре.

Виден берег, мужайся…

Виден берег, мужайся, мы скоро коснемся земли,Мы почти подчинили себе твердолобость науки,Мы почтили молчанием тех, для кого не смоглиСтать источником смысла и стали источником скуки.

Как помочь не себе? Мы с тобой ещё те мастера…Мой ощипанный ангел, на что мы другое годимся?Что мы можем ещё, кроме как набирать номераЮрких скорых и чистить от пятен смешных далматинцев?

Что мы можем создать, кроме хаоса, кроме руин?Наша роль никому не понятна и тем офигенна.Выше нос, мой ощипанный ангел, ровнее рули,Нам ещё предстоит насолить бочек пять диогенов.

Игорь Джерри Курас. Москва

Член жюри второго Открытого чемпионата России по литературе

Москва

1

Москвы не существует – это факт.Она, как отражённый артефактв ста зеркалах, направленных друг к другувся затерялась. И, пройдя по кругу,уже не возвратится, чтоб найтито место, из которого уйти.

Для тех, кто видит мир со стороны —она, как пифагоровы штаныквадратом снаряжает каждый катет —и вот уже не светит и не катитни тем, кто носит эти имена —ни тем, кто здесь не понял ни хрена.

Ты будешь кипятиться, как дурак;ты скажешь: "Предположим, это так.Москвы не существует. Только ниша.Но был ли тот, кто незаметно вышел —воистину отчаявшись найтито место, из которого уйти?

Вернётся он – тебя поцеловать,ты не отпрянешь: и опять, опятьвсё повторится, всё пойдёт по кругув ста зеркалах, направленных друг к другу.А что Москва? Несовершенный круг.Шестнадцатые доли. Пробный звук…"

Не кипятись, я соглашусь с тобой:Москвы не существует – только сбой,произошедший от её потерив ста зеркалах, в которых даже дверитак затерялись, что и не найтито место, из которого уйти.

Но мы-то знаем, где её искать,когда вернётся нас поцеловатьтот, вышедший. И выданы друг другушестнадцатые доли сделать фугу.И – как всегда – квадрата сторонатем, кто опять не понял ни хрена.

2

Москва, я думаю о том, как ты исчезала:таяла льдиной,превращалась в воду,силилась слитьсяи вот – слиласьнеразборчивым звукомв фонографическом цилиндре вокзала —зябкая, как случайная связь.

Ещё подростком, Москва, я считал тебя страшнымнеправдоподобным мифом, глупой сказкой, невероятным вздором.Но ты набухала в вагонном окне Останкинской башней;тянулась мрачными электричкамии бесконечным забором.

Ты была неизбежна, и я в полудрёме оконнойсчитал столбы твоипо дороге на юг,по дороге к солнцу,к счастливым лицам.Москва-столица – ты казалась тогда многотомнойэнциклопедией с прожжёнными жёлтым пустыми страницами.

И я искренне,искренне,искреннехотел увидеть хоть что-то благоев твоих грядущих огнях,когда, простучав километрами,поезд, качаясь, отчаливал от станции Бологоеи отчаянно шёл к тебеполустанками ветреными.

И теперь,когда я пишу твоё имя на почте —нет —я не верю в возможность доставки даже самую малость.Москва!Ты не существуешь, как не существует дойчланд,которая юбер алес.

И если твой голос иногда в телефонекажется мне живым дыханием сквозь бесконечные дали,то я, всего лишь, принимаю тебя на веру,как радугу в небе – дальтоник —не вдаваясь в детали.

3

Где А и Б сидели на трубетеперь ни бе ни ме ни кукареку.Из-под воды явленный новоделпривычно переводит раком греку.А грека, удивлённый напоказ,уже давно потерян в переводе:"Который час?! Скажи, который час?!""Последний час вигилий на исходе"Что снится здесь тебе среди ночныхпотусторонних отблесков холодных?Как уберечь тебя от сволочныхтвоих сестёр и этих братьев сводных?Крошится льдом нелепая река,и лунный свет не истекает – мажет;и если прилетит издалека(как Делия босая) пух лебяжий —что сделает? как сможет он помочь?в каких словах найдёт он избавленьетому над кем не полномочна ночь,и полуночно каждое мгновенье?Встречай его, кургузый новояз;кидай его в навоз своих конюшен —топчи его копытом, не боясь,что окрик твой осмеян и ослушан.Нет никого из них: ни А, ни Б —глашатай новой жизни клюнут в темя.Недвижное играет на трубеи сатанеет на морозе время.

«Это время потом назовут довоенным…»

Это время потом назовут довоенным —будут слушать наши глупые песни, смотреть наши пошлые сериалыи думать, пожимая плечами: какого хрена?чего же им всем не хватало?

А потом и сами напишут свои, ещё более глупые песенки,сами снимут свои, ещё более пошлые и тупые ситкомы,но тоже исчезнут в каком-нибудь новом кровавом месиве,в каком-нибудь новом армагеддоне.

Всё никак не заснуть: то песни поют, то протяжная взвоет сирена,то кровавое что-то мерцает. Он вглядывается, смотрит сквозь небо усталои думает: ну какого же хрена?чего же мне не хватало?

«Так давно, будто где-то до нашей эры…»

Так давно, будто где-то до нашей эрывсё, что было до нас —черепки, да медь;только клёны —древние, как шумеры —не успели ещё отшуметь.Я заносчив, я вспыльчив;бываю робок,порой, слова говорю не те.Что поделать? —только мойщики небоскрёбоввсегда на высоте.Как тебе дозвониться? —телефон твой сломан.Что изведает слово,когда не дотягивается рука?Я и ты,Ты и я:непонятные идиомышумерского языка.

Татьяна Китаева. Следующий…

Администратор второго Открытого чемпионата России по литературе

Следующий…

«Жить надо дальше…»

Жить надо дальше… времени, данного мне тобой. Только часы посеяла… И не в ладах с головой. Сердце то млеет сладко, то сериально скачет. Плачет девочка Таня… Был ведь любимым мячик.

Мячик потом найдется… Утром. Оно мудренее. Кажется, это счастье – раз от раза больнее.

Жить надо дальше времени, чтобы творить удачу…

Плачет девочка Таня. Плачет – а был ли мячик?

«Маяте твоей места нет»

Маяте твоей места нет. Имя только. Гори, горе. Клин не вышибет кол осиновый.

Вуаля. Воля!

Круг замкнется, не по тебе колокольчик придверный вздрогнет.

Помнишь, ты ведь ждала уже?

Помни.

Или память тебе не впрок? Иль тепло тебе, красна девица, караулить свою любовь? Ну, а мир себе дальше вертится, жизнь идет, скоро новый год – и не сетуй на то, что горько. Это слово надо кричать.

Ты не вой только.

«Следующий шаг»