Роберт Рождественский - Эхо любви. Стихотворения. Поэмы (сборник) Страница 9

Из сборника

«Ровеснику»

(1962)

"– Почем фунт лиха?..»

– Почем фунт лиха?– Не торгуюлихом.

Дверь в детство открывается соскрипом.В который размне память подсказалапустынную дорогу до базара.А на базаре          шла торговлялихом!Оно в те годыназывалось жмыхом.Сырыми отрубями называлосьи очередью длинной                извивалось.

Оно просило сумрачно и сонно:– Куплю буханкуза четыре сотни…– Меняю сапогина поллитровку…Оношагами мерило дорогу.В дома входило,улиц не покинув,то строчкою:«Оставлен город Киев…»То с лиш к ом ясной,слишком неподробнойказенною      бумагой похоронной.И песни вдовьиначинались тихо:«Ой, горюшко!..Ой, лишенько!..Ой, лихо!..»Гла за ми м удрецовсмотрели дети.

Продать все это?За какие деньги?Кто их чеканит?Из чего чеканит?Кто радости от горяотсекает?..

Да, люди забывают о потерях.Обманы терпят.И обиды терпят.Да, пламя гаснет.Стоны затихают.И даже вдовьи слезывысыхают.И снова людям           новый век отпущен.Но память      возвращается к живущим.Приходит память,чтобы многократноперехлестнуть календари                обратно.Она в ночи плывет над головамии говорит неслышными словамио временисуровом и великом.

Я помню все.Я не торгуюлихом.

Концерт

Сорок трудный год.Омский госпиталь…Коридоры сухие и маркие.Шепчет старая нянечка:«Господи!..До чего же артисты                маленькие…»

Мы шагаем палатами длинными.Мы почти растворяемся в нихс балалайками,           с мандолинамии большими пачками книг…Что в программе?В программе – чтение,пара песенвоенных, правильных…

Мы в палату тяжелораненыхвходим с трепетом и почтением…Двое здесь.Майор артиллериис ампутированной ногой,в сумасшедшем бою                под Ельнейна себя принявший огонь.На пришельцев глядит он весело…И другой –          до бровей забинтован, –капитан,таранивший «мессера»три недели назад               над Ростовом…Мы вошли.Мы стоим в молчании…Вдругсрывающимся фальцетомАбрикосов Гришка отчаяннообъявляет начало концерта.А за ним,не вполне совершенно,но вовсю запевале внимая,о народной поем,               о священнойтак,как мы ее понимаем…

В ней Чапаев сражается заново,краснозвездные мчатся танки.В ней шагают наши                в атаки,а фашисты падают замертво.В ней чужое железо плавится,в ней и смерть отступать должна.Если честно признаться,нравитсянамтакая война…Мы поем…Только голос летчикараздается.А в нем – укор:«Погодите…Постойте, хлопчики…Погодите…Умермайор…»Балалайка всплеснула горестно.Торопливо, будто в бреду…

…Вот и все          о концерте в госпиталев том году.

Слышишь?!

А. К.

Чайку бы!Покрепче б!С малиной!Какие некстати мечты!Занозистый звон комариный.Корявые сосны.

А тыдалёко.Как детство,          далёко.Далёко,      как эта рекас названием-всплеском: Олёкма –сейчас от тебя далека.

Вхожу я под посвисты ветра,как в воду, в дорожный азарт.Я понял разлуку,и этоне так мудрено           доказать.Могу я плечом отодвинутьот сердца глухую печаль.И даже без писем –                привыкнуть.И даже без крова –                смолчать.Я видел и землю, и небо,умею ответить врагу,могубез воды и без хлеба,но без одногоне могу!Пускай это слишком жестоко,пускай я тебя огорчу, –прости меня!Слышишь?!          Но тольков дороге я верить хочу,что где-то на глобусе этом,летящем,как мир,молодом,озябшем,продутом,прогретом,то темном,а то золотом, –ты голову дымом дурманишь,не знаешь ни ночи,ни дня,и плачешь,      и руки ломаешь,и ждешь,      как спасенья,меня!

«Невероятное спасибо, дюны!..»

Владимиру Резвину

Невероятное спасибо,                дюны!..Освобожденно кровь стучит в виске.Все грустные           и все пустые думырастаяли в спрессованном песке.Спасибо дюнам…

Высоко и прямоони взлетели –           за грядой гряда.Они похожи на большое пламя,которое застыло навсегда!Сейчас по склонам                чайки бродят важно.Миркрасноватым светом озарен…

Все это ваше,люди!Ваше!Ваше!Как мы богаты           небом и землей!Как мы богаты ливнями мгновеннымии трепетным дрожанием стрекоз.И снегом.И нетронутыми вербами.Смолой,лениво капающей в горсть.Дурманящими запахами сена.Тяжелой желтизной                пчелиных сот.Богаты      югом мы.Богаты      севером.И ревом рек.И тишиной лесов.И жаворонка песней беспричинной.И соснами,      смотрящими в зарю…

Я на песке тугом           лежу песчинкойи тихо-тихо дюнам говорю:Спасибо,      дюны!До конца спасибо.За ясность.За последние цветы.За то, что      необыкновенной силойпропитаны шершавые хребты!Спасибо вам,           немые,                беспредельные,плывущие сквозь ветровую вязь.Спасибо,добрые,за все,     что сделаюпосле того,          как я увидел вас.

«Я родился – нескладным и длинным…»

Я родился –          нескладным и длинным –в одну из влажных ночей.Грибные июньские ливнизвенели,как связки ключей.Приоткрыли огромный мир они,зайчиками прошлись по стене.

«Ребенокудивительно смирный…» –врач сказал обо мне.…А соседка достала карты,и они сообщили,           чтобуду я не слишком богатым,но очень спокойным зато.Не пойду ни в какие бури,неудачи      смогу обойтии что дальних дорогне будетна моем пути.Что судьбою,          мне богом данной(на ладони вся жизнь моя!),познакомлюсь           с бубновой дамой,такой же смирной,как я…Было дождливо и рано.Жить сто лет           кукушка звала.

Но глупые карты               врали!А за ними соседка               врала!Наврала она про дорогу.Наврала она про покой…карты врали!..

И слава богу,слава людям,           что я не такой!Что по жилам бунтует сила,недовольство собой храня.Слава жизни!Большое спасибоейза то, что мяла меня!Наделила мечтой богатой,опалила ветром сквозным,не поверилабабьим картам,а поверилаливням грибным.

Друг

Мы цапаемся жестко,Мы яростно молчим.Порою –      из пижонства,порою –      без причин.На клятвы в дружбе крупныеглядим, как на чуму.Завидуем друг другу мы,не знаю почему…Взираем незнакомос придуманных высот,считая,      что другомуотчаянно везет.Ошибок не прощаем,себя во всем виним.Звонить не обещаем.И все ж таки звоним!

Бывает:в полдень хрупкиймне злость моя нужна.Я поднимаю трубку:«Ты дома,      старина?..»Он отвечает:«Дома…Спасибо – рад бы…Но…»И продолжает томно,и вяло,и темно:«Дела…      Прости…           Жму руку…»А я молчу, взбешен.Потом швыряю трубкуи говорю:«Пижон!»

Но будоражит в полночьзвонок из темноты…А я обиду помню.Я спрашиваю:«Ты?»И отвечаю вяло.Уныло.Свысока.И тут жеоловяннобубню ему:«Пока…»Так мы живем и можем,ругаемся зазря.И лоб в раздумьях морщим,тоскуя и остря.Пусть это все мальчишествоминыеназовут.

Листы бумагичистымичетвертый деньживут, –боюсь я слов истертых,как в булочной ножи…Я знаю:он прочтет ихи не простит мне               лжи!

Снег

Этой ночью          первый снег летел в окно.Этим утром          снег идти не перестал…Так идет он,будто кто-то озорно,как бутылку,все окрестности взболтал.И не знает снег,           куда лететь ему,где найти ему           местечко для жилья.И забыл он, где земля,зачем земля,почему трава и зелень почему.То идет он сверху вниз,то снизу вверх –озабоченный,           растерянный,                     чудной…Я прекрасно понимаю                    первый снег,потому что так же было и со мной.Время встало.А потом пошло назад!Все часы на свете               канули во тьму.И забыл я, что сказать.Зачем сказать.Почему смеяться,плакать почему.Шла за осенью           весна,потом –      зима.Позабыл я все слова,все имена.Позабыл я даже то,                как ты нужна, –ты об этом мне напомниласама.Очень гордая,           сама пришла ко мне,равнодушие обидное стерпя.

На твоих ресницах                тает первый снег…Что б я делал,если б не было тебя?!

Солнце