Саша Чёрный - Смех сквозь слезы Страница 9

1906

«Пьяный» вопрос

Мужичок, оставьте водку,Пейте чай и шоколад.Дума сделала находку:Водка – гибель, водка – яд.

Мужичок, оставьте водку, —Водка портит божий лик,И уродует походку,И коверкает язык.

Мужичок, оставьте водку,Хлеба Боженька подастПосле дождичка в субботку…Или «ближний» вам продаст.

Мужичок, оставьте водку,Может быть (хотя навряд),Дума сделает находку,Что и голод тоже яд.

А пройдут еще два года —Дума вспомнит: так и быть,Для спасения народаНадо тьму искоренить…

Засияет мир унылый —Будет хлеб и свет для всех!Мужичок, не смейся, милый,Скептицизм – великий грех.

Сам префект винокуренийВ Думе высказал: «Друзья,Без культурных насажденийС пьянством справиться нельзя…»

Значит… Что ж, однако, значит?Что-то сбились мы слегка, —Кто культуру в погреб прячет?Не народ же… А пока —

Мужичок, глушите водку,Как и все ее глушат,В Думе просто драло глоткуСтадо правых жеребят.

Ах, я сделал сам находку:Вы культурней их во всем —Пусть вы пьете только водку,А они коньяк и ром.

1908

Размышление современного интеллигента

Засунув руки в брюки,Гляжу во двор от скуки.В мозгу мотив канкана,В желудке газ нарзана.

У старых бочек парни:Детина из пекарниИ всяких прав поборник —Алёха, младший дворник.

Они, возню затеяв,На радость ротозеев,Тузят – резвы и прытки —Друг друга под микитки.

А мне, ей-ей, завидно…Мне даже как-то стыдно,Что я вот не сумеюНамять Алёхе шею.

Зачем я сын культуры,Издерганный и хмурый,Познавший с колыбелиОсмысленные цели?

Я ною дни и ночи,Я полон многоточий;Ни в чем не вижу смысла;Всегда настроен кисло.

Мне надоели шахи,Убийства, сплетни, крахи.Растраченные фондыИ кража Джиоконды…

Я полон слов банальных —Газетных и журнальных…О неврастеник бедный,Ненужный, даже вредный!

Зачем в судьбе случайнойЯ не хозяин чайной,Не повар, не извозчик,Не розничный разносчик?

Я мог бы в речи жаркойМарьяжиться с кухаркой,Когда у кухни бодроОна полощет ведра.

И дворник, полный местью,За то меня честь честью,Забывши про поливку,Хватил бы по загривку.

И этот вызов тонкий,Отведавши «казенки»,Я принял бы покорноДушой нерефлекторной.

<1911>

Новый «изм»

Нет денег, угол хуже склепа,Талант в пределах ремесла,Работать скучно, ждать нелепо,И конкурентам нет числа.

Что делать? Тлея незаметно,Писать портреты с чахлых дев?Но самолюбие – как Этна,Но самолюбие – как лев!

И вот развязные кастраты,Раскрасив синькой животы,Толпою лезут в ГеростратыИ рушат славных с высоты.

«Долой слащавых Тицианов!Долой бездарных пастухов!Под гром турецких барабановПостроим храм из лопухов!»

И спорят: в центре крыши – двери,Вдоль пола – окна. Принцип прост!Со стен глядят смешные звери:Шесть ног, шесть глаз, из пасти – хвост.

Пускай прием не гениальный,Но он испытан. Цепь зевакБежит, шумя, на вид скандальныйВ салон «Квадратный Вурдалак».

Сначала хохот и глумленье,Потом, глядишь, один, другойСтоит у стенки в размышленье,Тряся задумчиво ногой…

«А нет ли здесь чего такого?Ведь сам маститый разъяснил,Что Врубель тоже был суровоОсмеян стадом пошлых сил…»

В четверг маститый гибкий критикОценит новый «Вурдалак», —Он в ногу с веком и политик,И он напишет… так и сяк.

Готово «Новое теченье»!Смеются, спорят и хулят, —А вурдалаки в восхищеньеПьют легкой славы острый яд…

<1913>

Воробьиная элегия

У крыльца воробьи с наслаждениемКувыркаются в листьях гнилых…Я взираю на них с сожалением,И невольно мне страшно за них:

Как живете вы так, без правительства,Без участков и без податей?Есть у вас или нет право жительства?Как без метрик растите детей?

Как воюете без дипломатии,Без реляций, гранат и штыков,Вырывая у собственной братииПух и перья из бойких хвостов?

Кто внедряет в вас всех просвещениеИ основы моралей родных?Кто за скверное вас поведениеИсключает из списка живых?

Где у вас здесь простые, где знатные?Без одежд вы так пресно равны…Где мундиры торжественно-ватные?Где шитье под изгибом спины?

Нынче здесь вы, а завтра в Швейцарии, —Без прописки и без паспортовРаспеваете вольные арииМиллионом незамкнутых ртов…

Искрошил воробьям я с полбублика,Встал с крыльца и тревожно вздохнул:Это даже, увы, не республика,А анархии дикий разгул!

Улетайте… Лихими дворянамиВ корне зло решено ведь пресечь —Не сравняли бы вас с хулиганамиИ не стали б безжалостно сечь!

<1913>

Правила для родителей

Посвящается Министерству

народного просвещения

Родитель при встрече с директором сынаОбязан всегда становиться во фронт.Супруга ж родителя молча и чинноБерет «на кра-ул» черный шелковый зонт.

Одежда родителей в будни простая:Суконное платье не в ярких тонах.По табелям – блузки из белого фаяИ черные фраки при черных штанах.

Небуйным родителям с весом и с чиномДозволен прием всех казенных питей.Курить разрешается только мужчинам,Но дома, притом запершись от детей!

За чтением книг наблюдает инспектор —За книгой приходит отец или мать.Газету всегда выбирает директор.На пьесах «с идеей» отнюдь не бывать.

О каждом рождении чада родительОбязан в гимназию сам донести.Предельную норму блюдет попечитель:Не менее двух и не больше шести.

С детьми разговаривать можно, но редко…Нельзя возвращаться в ночные часы.Прическа у женщин должна быть под сеткой.Мужчинам же можно носить и усы.

В гостиной над печкой (отнюдь не в передней)Повесить портреты всех школьных властей.По праздникам слушать попарно обедни,Чтоб сим благотворно влиять на детей.

Раз в месяц всех дворников классныйнаставникОбходит, чтоб справки о всем навести:Кто вел себя плохо, тех местный исправникСажает – от месяца до десяти.

У скромных родителей – скромные дети,А путь послушанья – путь к лучшей судьбе.Родители мудрые правила этиДолжны постоянно носить при себе.

<1913>

Стихотворения

1926–1932 гг.

Пасха в Гатчине

А. И. Куприну

Из мглы всплывает яркоДалекая весна:Тишь гатчинского паркаИ домик Куприна.Пасхальная неделя —Беспечных дней кольцо,Зеленый пух апреля,Скрипучее крыльцо…Нас встретил дом уютомВеселых голосовИ пушечным салютомДвух сенбернарских псов.Хозяин в тюбетейке,Приземистый как дуб,Подводит нас к индейке,Склонивши на́ бок чуб…Он сам похож на гостяВ своем жилье простом…Какой-то дядя КостяБьет в клавиши перстом…Поют нескладным хором, —О, ты, родной козел!Весенним разговоромЖужжит просторный стол.На гиацинтах алыхМорозно-хрупкий мат.В узорчатых бокалахОранжевый мускат.Ковер узором блеклымПокрыл бугром тахту,В окне – прильни-ка к стеклам —Черемуха в цвету!

Вдруг пыль из подворотни,Скрип петель в тишине, —Казак уральской сотниВъезжает на коне.Ни на кого не глядя,У темного стволаОгромный черный дядяСлетел пером с седла.Хозяин дробным шагомС крыльца, пыхтя, спешит.Порывистым зигзагомВзметнулась чернь копыт…Сухой и горбоносый,Хорош казачий конь!Зрачки чуть-чуть раскосы, —Не подходи! Не тронь!Чужак погладил темя,Пощекотал челоИ вдруг, привстав на стремя,Упруго влип в седло…Всем телом навалился,Поводья в горсть собрал, —Конь буйным чертом взвился,Да, видно, опоздал!Не рысь, а сарабанда…А гости из окнаХвалили дружной бандойПосадку Куприна…

Вспотел и конь, и всадник.Мы сели вновь за стол…Махинище урядникС хозяином вошел.Копна прически львиной,И бородище – вал.Перекрестился чинно,Хозяйке руку дал…Средь нас он был как дома,Спокоен, прост и мил.Стакан огромный ромаСтепенно осушил.Срок вышел. Дома краше…Через четыре дняОн уезжал к папашеИ продавал коня.«Цена… ужо успеем».Погладил свой лампас,А чуб цыганским змеемЧернел до самых глаз.Два сенбернарских чадаУ шашки встали в ряд:Как будто к ним из садаПришел их старший брат…Хозяин, глянув зорко,Поглаживал кадык.Вдали из-за пригоркаВдруг пискнул паровик.Мы пели… Что? Не помню.Но так рычит утес,Когда в каменоломнюСорвется под откос…

Март 1926