Антология - До горизонта и обратно Страница 9

По Кожы́му

Не у Божьего крылечка,Не у черта на рогах —Затерялась эта речкаВ дальних северных горах.

Там у пенного прижимаМы свой лагерь разобьем.Ты на карте покажи нам,Где на воле заживем —Покажи, где на Кожы́меМы на воле заживем.

Там, где ветер завывает,Там, где скалы да тайга,Ток хрустальный омываетЗолотые берега.Не до жиру, быть бы живу!За бока судьбу возьмем.По Кожы́му, по Кожы́муПрикажи нам – проплывем.

Повстречает наши лодкиПереката шумный вал.В нем когда-то самородкиСам Туманов намывал.Но не жадностью наживы —Жаждой странствий проживем,Будем живы – по Кожы́му,По Кожы́му проплывем.

Нас ужасно беспокоит —Неизвестно, почему —Где экватор был, где полюсМиллионы лет тому.И надеждой одержимы,Что не зря еще живем,По Кожы́му, по Кожы́муПока живы, проплывем.

Там, где нас нет

В Калининграде —Льда изломыИ грязи стылая кора.За грудою металлоломаСтоял у пирса наш корабль.

И в этом слякотном мерцанье,Среди авральной суеты,В предкругосветном ожиданьеМы были с Глобусом «на ты».

И невзначай о теплом югеСо вздохом вспоминали мыСреди промозглой, липкой вьюги —Ведь есть края, где нет зимы!

Но вот я – черный, как копченый —Привычно к палубе прирос:Какой там, к черту, я ученый,Я – недоученный матрос!

Палят лучи, идет работаБез суеты, без дураков,И ручейки седьмого потаСтекают в блюдечки очков.

Кто о земном зеленом раеМеня лукаво уверял?Что я забыл в далеком крае?Что в чуждом мире потерял?

Кого виню, кому вменяю?Досада на себя берет.Да я все пальмы променяюНа тень листвы родных берез!

Пора линять!Но мне знакомыВсе парадоксы прежних лет.Домой мы рвемся. А из домуТуда нас тянет, где нас нет.

Польют дожди, не утихая,Придет печальная пора…Скажу, мечтательно вздыхая:– Ведь надо ж! ТАМ сейчас жара!

Острова в океане

Утих океан. ПроклинаяБессонниц его маяту,На мостике вахта ночнаяТревожно глядит в темноту.

Страда расстояний за нами,Устало ревут дизеля.По левому борту огнямиМаячит чужая земля.

Душа притомиться не хочет,И мысли уносят меняИз душной тропической ночиВ сиянье осеннего дня,

Где был я моложе и проще,Любил тех, кого уже нет,И листья пылающей рощиЛистал, словно летопись лет.

Но чудо минувшего мигаУже заставляет жалеть,Что жизнь непрочитанной книгойОсталась едва ли на треть.

И день, что бессмысленно прожит,И жжет, и тревожит во сне,И каждая строчка дороже,И каждая буква в цене.

И вчуже покажется странным,Что снова назад возвращусь,Рубцуются старые раны.Рождается новая грусть

О том, что таилось в тумане,О том, что жило в тайниках:Что мы – острова в океане,И не докричаться никак.

Пейзаж с видом на Везувий

Мир и спокойствие. Гора.Лоза. Олива.Благословенны вечераИ гладь залива.Но вдруг внезапно задрожитВода в стакане —И ты поймешь, что значит жить«Как на вулкане».

Дары моря

Нине. Приглашение к ужину на сиднейской Ривьере

Ну так что же нам нужно для ужина?ДюжинаУстриц; горка мидий, пара ломтиков семги,лимона долька.Но и не только:Еще необходимы разнообразныеРакообразные.А также нужнаБутылочка белого сухого винаУрожая 2010 года.И, конечно же, солнечная, сухая погода.Плюс, всего этого кроме, —Моря кромка,Вечер, почти закат,Говорливый прилива рокот и перекат.Далекого паруса провожание взглядом.И чтобы ты была рядом.

Гауди (из каталонского цикла)

Максиму Пучкову, сыну, архитектору

Он слыл сумасшедшим.А может, и был им.Иначе как смог он из глины слепить целый город,Иначе как смог он суметь,что за каждым углом БарселоныВсе ждешь заприметить какое-то новое диво:Калитку, решетку, ажурную башню, перила —Чтоб сразу узнать без ошибки: Ну как же, конечно!И к ним прикоснулся рукою затейник Maestro!Как смог он иначе настроить роскошных дворцов,И церквей,И больницИ при этомЗакончить все счеты с судьбою в приюте для бедных,И все жеВойти в словари своим собственным именем:GAUDY![3]

Невозвратимая страна

Судьба меня по свету потаскала:Я повидал и в памяти сберегОгни Парижа, сколы скал Байкала,Волну Сейшел —И Запад, и Восток.Но есть края, куда уже не вольныПробиться никакие корабли:Похоронили медленные волныСтрану, где годы вешние прошли.Где вечерами полюбилось слышать,Как мирно дышит спящая земля,Где теплый дождь,Что ровной строчкой вышит —Как он колышет спелые поля.И в речке плеск воды неугомонный,И птицы соннойРезкий вскрик в лесу —Я все запомнил. Голос этот звонныйУ сердца, через годы, пронесу.

Мосты и тоннели

Содержание цикла:

Виктор Мирошниченко

Александр Осень

Александр Се́лляр

Виктор Мирошниченко

г. Москва

Родился в Челябинске. Работал психотерапевтом. В 2001 году сменил профессию, с этого времени возглавляет HR службы крупных российских компаний.

Самодеятельный писатель и поэт, произведения публикует в сети Internet.

Из интервью с автором:

В 90-х имел привычку петь свои песни под гитару в переходах метро, излюбленным из которых считаю переход «Театральная» – «Охотный Ряд».

© Мирошниченко В., 2017

Технология лекарства

– Мне снился сон – я стою на берегу реки и смотрю на мост, гигантским животным перекинувшийся через ее широкую спину. У моста напрочь отсутствуют ограждения: открытый и прямой, он словно линейка, переброшенная с одной плоскости на другую. Вода в реке бежит шумным сердитым потоком. По мосту непрерывно движутся машины. То и дело некоторые срываются в воду. Они падают, точно звезды, в ритме старого замедленного фильма. Мне сказали, что в одной из машин еду я. Всматриваюсь, пытаюсь угадать – в какой же? Вот еще две машины плавно скользнули с моста в мутный поток. Я была во второй. Небо смыкается надо мной сероватой липкой массой. Я поворачиваюсь и ухожу с моста.

Девушка – молодая, красивая, я бы сказал, эффектная. Но мое обоняние улавливает исходящий от нее… какой-то нежилой дух. Мысли и чувства в душе разбросаны, точно старые вещи в кладовке. Она молчит и глядит сквозь меня. Непроизвольно ловлю ход ее мыслей: «Все психоаналитики похожи, сейчас начнется интерпретация…» Хорошо еще, что не говорит «вы – моя последняя надежда!» или что-то в этом духе. Значит, какая-то толика сил у нее еще осталась. Можно ведь продержаться еще немного, зачем торопиться?

– Возможно, ваша душа устала от жизни и социума, она стремится к покою, поэтому все желания приобретают абстрактную форму, реальность становится иллюзорной. Иллюзию всегда хочется променять на что-то вещественное, живое. Иначе зачем вообще нужны эти иллюзии?

Тишина. После долгой паузы я продолжаю:

– В квинтэссенции же мы имеем параноидальное стремление к смерти, осуществляемое как бы посторонними силами, которые гораздо сильнее нас. Хотя… вас и без меня пугали чем-то подобным ваши лечащие врачи.

Опять долгая пауза. Девушка, застыв, смотрит в сторону. Громоздкие фразы растекаются в ее сознании медленно, неохотно. Она скоро не сможет выносить эту тишину. Но «запустить» ее сознание все же придется.

– И что же делать? – наконец спрашивает она, машинально, потому что надо же что-то спросить, потому что силы начинают покидать ее, как в открытом море они покидают пловца.

– Не индульгировать, – ответ приходит ко мне так же машинально. Мне надо сосредоточиться, иначе и мне недолго лишиться сил! И тогда уж я точно не смогу помочь.

– Спасибо, доктор! Не индульгировать. Все просто. Как дважды два. Ну и что же такое «не индульгировать»?

Я больше не попадаюсь на удочки. Все, никаких советов и объяснений. Она пыталась покончить с собой девять раз. Теперь, прежде чем окончательно свести счеты с жизнью, эта девушка захочет, как минимум, узнать, что значит «не индульгировать». У нас есть отсрочка! В нашей ситуации и какие-нибудь несколько часов – на вес золота.

Мне вдруг вспоминается моя пациентка Марина, которая и привела ко мне бедную девушку. Вроде они подруги. Марина в суровом ремесле самоубийцы не такой уж профессионал – она пыталась покончить с собой всего три раза. Почему именно ко мне? Сама Марина перебрала психотерапевтов и аналитиков всех мастей, думаю даже, и колдунов с шаманами, она наверняка лучший специалист по мозгоправам в Москве! Впервые придя ко мне, она предложила пообщаться безо «всяких там терапевтических закидонов». Так до сих пор и общаемся. О чем – и сам не пойму. Понятно, что встречаться подругам сегодня нельзя, и поэтому я должен придумать занятие моей новой подопечной. Работаю дальше, «включаю» лень и безразличие.