Антология - В координатах мифа Страница 9

Когда мне было пятнадцать лет

Когда мне было пятнадцать лет,Такой короткой казалась жизнь.Казалось, могут «оставить след»Ну, разве кетчуп и рыбий жир.А кто постарше – проеден ржой,И сорок с лишним – уже конец.И «в общем, близкий» всегда чужой.И «в общем, честный» всегда подлец.Когда мне было пятнадцать плюс,Я шла на казнь к девяти утра.Когда на мамино «я боюсь»Я отвечала: «а мне не стра…».Таким ужасным казался мнеМой бледный профиль, а также фас.И непонятно, по чьей винеРазрез японский еврейских глаз.На Дом печати цепляли флаг,По главной улице тек народ.Но запах «Явы» читался какОбетованье иных широт.Метель сжигала сухие лбы,И ветер горькие рты кривил,Но наш вокзал у базара былОбетованьем иной любви.И перемерзшие поезда —Обетованьем любви иной.И это то, что спасло тогда,И это то, что еще со мной.

«Не надо трясти архивом…»

Не надо трясти архивом.Давно никаких бумажек,Ни фоток, ни даже писем,Не прячу и не храню.Но памяти наших сборищОстался короткий список.Тогда отмечали что-то.Скорее всего, фигню.Салат «Оливье» – Марина.Марине чего попроще.Марина опять влюбиласьИ всюду сплошной разлад.Доверишь картошку чиститьИ прячешь подальше ножик —Марина отрежет палецИ кровью зальет салат.Любые закуски – Оля.Пусть делает, что захочет.Она – вегетарианка,Совсем ничего не ест.А Олю едят все время —Коллеги, соседи, мама.И Оля молчит и терпит,Мол, надо нести свой крест.Горячее. Лень возиться.Пусть будет Наташка – рыба.Наташка мечтает замужИ смотрит программу «Смак».И что-нибудь вроде торта,И что-нибудь вроде чая.Ну, это на всякий случай.Вдруг что-то пойдет не так.Последняя строчка: Слава —Джин-тоник, портвейн, пиво.Какое, почем и сколько?Но Слава – знаток и спец.А может быть, это значит —Вино и хлеба́ отдельно,А глория, то есть слава,Появится под конец?Ты помнишь, я отвечалаЗа встречу гостей в подъезде,Курение на балконеИ выпивку тет-а-тет,За вымытую посуду,За фразу «А я останусь?»,Но нет меня в этом списке.И в памяти тоже нет.

«От первого снега омского…»

От первого снега омского —До первого света осени —Двора с одинокой шавочкой,Сменились не только шапочки,Не только фасон и выделка,Еще – объектив и выдержка.

Мы словно бы тут и не жили,Не нас берегли и нежили.Привычные к вечной копоти,Не мы запирались в комнате.Не мы вырывались в праздники,Не все запивалось красненьким.

Мы до смерти в счастье верили,В окно выходя ли, в двери ли —В никем никогда не житое,По мерке особой сшитое.В глазок допотопной оптикиЕго вычисляли оттиски.

По рельсам в морозном крошевеУехало наше прошлое.Внезапным прощаньем скованы,Никто не кричал: «До скорого!»И память в подтеках окисиУже не составит описи.

Мне ясен, не надо паники,Распад серебра и памяти.Все кончится, стукнет форточка.Останется только фоточка —Где все так размыто, смазано.Не высказано. Не сказано.

«От прогорклой крепости до крыльца Никольского…»

От прогорклой крепости до крыльца НикольскогоЧерною зимойЯ ходила тропочкой, узкою да скользкою,В школу и домой.Ну, была я девочкой, ну ходила в кофточке,Купленной в Москве.Все, что было дорого, будто навью косточку,Пряча в рукаве.От казачьей ярмарки до колбасной фабрикиОстановок пять.Разве только бабушка называла зябликом.Некому сказать.Сладость чая мятного, одеяла ватного,Вещего тепла.Что я из прощального шепота невнятногоВспомнить не смогла?Все гадала-думала, кто ко мне наклонится,Кто коснется рук?Что ж меня так запросто оплетайки-кровницыВыпустили вдруг?От меня до крепости – только что не просека,Донник да паслен.Ну, какая просека? Что-то вроде прочеркаВ перечне имен.

«Зимой замечаешь, с каким трудом…»

Зимой замечаешь, с каким трудомСознанье выходит из темноты.Стираешь? Стираю. Дурдом-дурдом.Стареешь? Старею. Как ты? Как ты?Субботняя стирка, варум-варум.Как раньше хотелось на юг, на юг!Последние вещи спустились в трюм.Ударила рында, задраен люк.Ты знаешь, как круто любой урокПо старой привычке принять в штыки.Ты помнишь черемуховый пирог?А запах черемуховой муки?Как будто внезапно среди монет,Как будто внезапно среди молитв —Заплатка от кофты, которой нет,От песни, не знаю про что, мотив.Ну как я напомню… та-ра-та-там…Ну, надо же, господи, как живуч!Я где-то забыла ключи, а там —От маминой двери ненужный ключ.Как время подходит – почти стык в стык,Как мы непохожи – ни боже мой —На этих отстиранных горемыкНаладивших робкую связь с зимой.

«Усатые дядьки кричат: «Красавица!»…»

Усатые дядьки кричат: «Красавица!»Ее это будто и не касается.Красавице восемь лет.Она, загребая слегка сандалиями,Идет под магнолиями-азалиями,Под грузом забот и бед.Ей бабушка пишет: «Смотри за матерью,Она неумеха, а ты внимательна».Кудрявые кружева.Еще. С ней не хочет дружить Ковригина,Которая те же читала книги и…И, видно, она права.А самое главное – все кончается.И ветки под ветром сильней качаются,И листья шуршат в траве.Сентябрь скарлатиновый приближаетсяИ можно сейчас умереть от жалости,А можно потом, в Москве.Останется дерево прирученное,Ученая кошка и море Черное,Монеты в сыром песке.Черешневых пятен уже не вывести,И чтобы не плакать, читает вывескиНа выцветшем языке.

Прага

Неужели по нашей вине мыОказались в такой передряге?С точки зрения Влтавы, мы – небоВ этой зимней заснеженной Праге.Наша нежность засыпана прахом,Ключ от дома на Черны потерян,Догорает закатная ПрагаТихо, как освещенье в партере.Мы достигли трамвайных окраин,А за нами дрожали и плылиТемно-синие тени пекарен,Паутина из веток и шпилей.И луна появлялась не чаще,Чем далекий спасительный бакен.И глазами, как чайные чашки,Провожали чужие собаки.Хоть бы мы повернули обратно,Хоть бы мы постояли недолго.С точки зрения снега, мы – пятна,Что чернеют без всякого толка.

Ноябрь

Что за ноябрь, небо в густой пыли.Где бы мы жили, если б вообще могли.Чтоб заливали цинковый водостокМысли о жизни, но с расширеньем doc.Чтобы сплошная правда, какая есть.Где бы мы были, если б не жили здесь?Где просыпались бы, засыпали бы?Или землей засыпало б наши лбы?Или, вот это лучше уже, заметь,Мы бы купили город за нашу медь,Литерный город, ладно, пускай, не весь.Метра четыре, только уже не здесь.Что-то не верю в тайный какой-то смысл.Текст, мол, написан, только волною смыт.Типа – читай пока что, поймешь потом,Что прочитала плохо и не о том.Здесь, где глаза от пыли опять сухи,Ненастоящие эти мои стихи,Чтобы сказать не меньше, чем ничего,Я начинаю с имени твоего.

Обстоятельства времени

Александр Буланов. г. Москва

От автора:

Я родился в 1989 году в Москве, стихи начал писать по непреодолимым жизненным обстоятельствам в 23 года. Осенью 2013-го вступил в знаменитую литературную студию Игоря Волгина «Луч», где до сих пор являюсь активным участником литературного процесса, длящегося уже почти полвека. В свободное от сочинительства, работы и семейных дел время занимаюсь организацией литературных мероприятий и телепередач. Кроме того, веду собственный видеоканал на YouTube, посвященный современной поэзии.

© Буланов Александр, 2016

В какой стране

В какой стране, на улице иль в домеМеня настигнет, оглушит рассветИ я сойду за гения, но кроме —Окончен гейм, и матч, и сет —

Сказать смогу сухую благодарностьИли упрек неведомо кому?Авось судьба – бессмысленная данностьИ ничего не виснет на кону.

Авось не буду бесконечно злитьсяИ благо есть, кому сказать прощай.Лихая жизнь на градусы кренится,На благовест, в неведомый мне край.

Не выросла душа, но легче стала,Не довела до седины волос,А я пришел уже на край канала,Где нет домов, и улиц, и берез.

В такой рассвет срастаются обломкиИ корабли на байковой волне,

Внизу стоят и предки, и потомки:Они видны, но недоступны мне,

Конец ознакомительного фрагмента.