Михаил Кузмин - Стихотворения Страница 93

<1915>

Русская революция*

Словно сто лет прошло, а словно неделя!Какое неделя… двадцать четыре часа!Сам Сатурн удивился: никогда доселеНе вертелась такой вертушкой его коса.Вчера еще народ стоял темной кучей,Изредка шарахаясь и смутно крича,А Аничков дворец красной и пустынной тучейСлал залп за залпом с продажного плеча.Вести (такие обычные вести!)Змеями ползли: «Там пятьдесят, там двестиУбитых…» Двинулись казаки.«Они отказались… стрелять не будут!..» —Шипят с поднятыми воротниками шпики.Сегодня… сегодня солнце, встав,Увидело в казармах отворенными все ворота.Ни караульных, ни городовых, ни застав,Словно никогда и не было охранника, ни пулемета.Играет музыка. Около Кирочной бой,Но как-то исчезла последняя тень испуга.Войска за свободу! Боже, о Боже мой!Все готовы обнимать друг друга.Вспомните это утро после черного вчера,Это солнце и блестящую медь,Вспомните, что не снилось вам в далекие вечера,Но что заставляло ваше сердце гореть!Вести все радостней, как стая голубей…«Взята Крепость… Адмиралтейство пало!»Небо все яснее, все голубей,Как будто Пасха в посту настала.Только к вечеру чердачные совыНачинают перекличку выстрелов,С тупым безумием до конца готовыСвою наемную жизнь выстрадать.Мчатся грузовые автомобили,Мальчики везут министров в Думу,И к быстрому шуму«Ура» льнет, как столб пыли.Смех? Но к чему же постные лица,Мы не только хороним, мы строим новый дом.Как всем в нем разместиться,Подумаем мы потом.Помните это начало советских депеш,Головокружительное: «Всем, всем, всем!»Словно голодному говорят: «Ешь!»,А он, улыбаясь, отвечает: «Ем».По словам прошел крепкий наждак(Обновители языка, нате-ка!),И слово «гражданин» звучит так,Словно его впервые выдумала грамматика.Русская революция — юношеская, целомудренная,благая —Не повторяет, только брата видит в французе,И проходит по тротуарам, простая,Словно ангел в рабочей блузе.

<1917>

Волынский полк*

Отчего травяная, древеснаяВесна не летит на землю?Отчего на зовы небесныеЗемля не вздыхает: «Внемлю»?Отчего из золотых шкатулокНе пускают мартовских пичуг?Засмотрелся Господь на Виленский переулок,Заслушался Волынских труб.Ведь они ничего ни знали,Радуясь круглыми горлами:Расстреляют ли их в самом началеИли другие пойдут за ними святыми ордами.Не знали, что ручьи-мятежникиУже бегут бурливо и хлесткоИ алые, алые подснежникиРасцветают на всех перекрестках.Любуйтесь, хотите ли, не хотите ли!Принимайте, ждали или не ждали!Ничего, что небесные распорядителиС календарной весной опоздали.

<1917>

«Не знаю: душа ли, тело ли…»*

Не знаю: душа ли, тело лиВселилось сквозь радостные лицаЛюдей, которые сделалиТо, что могло только сниться.Другое ли окно прорубили, двери лиРаспахнули в неожидаемую свободу —Но стоят в изумлении, кто верили и не верилиПробудившемуся народу.Твердою и легкою походкоюПроходят освободители,Словно в озеро ходкою лодкоюВышли из затонной обители.Не удивляйтесь, что скромно сияниеВ глазах таких родных и ежедневных, —Ведь почти стыдливое в своем величииблагодеяниеВсегда детски просто и детски безгневно.Словно великая река, что, не злясь,не опрометчивоПодымается до крутого склона,А ласково, свободно и доверчивоКолышет полноводное лоно.

<1917>

«Слоями розовыми облака опадали…»*

Слоями розовыми облака опадали.Вечер стих, но птицы еще не пели.Золотой купол был апостольски полон,и не проснувшееся с горы было видно море.Зеленоватые сырые далиждализагорной свирели,и непроросшие еще гребни волнк утру не вызывал звук.Вдруглегкий и теплый, словно дыханье, голос(из долины, с неба?) пропел:— Милый путник, слушай.К премудрости открой уши.Закрыты запада двери:я, ты и Бог — трое.Четвертого нет.Безгласны спящие звери.Но Божий сияет свет.Посвященным — откровенье.Просто стой.Кругами небесных телвосхожденьек полноте неоскудно простой.Слушай мой голос,говорю я, Радужных Врат дева,Праматерь мира, первозданная Ева.Я колышу налитый мною колос,я алею в спелой малинеи золотею в опереньи фазана,трепещу на магнитной игле,плачу в сосновой смоле,в молоке разломанного стебля,с птицей летаю,с рыбой ныряю,с ветром рыдаю,мерцаю звездой.Через меня в пустоте возникает эхои в пустыне обманчивые здания.Я извожу искры из кошачьего мехаи филину наплакала ночные рыдания.Теку, неподвижная,лежу, текучая,золотая и темная,раздробленная и целая,родная и непонятнаяслепая пророчица,косное желание.Ростки мироздания —я вывожу траву из подземной гнили,я, подымая прямо деревья —на косогорах и уклонах растут они прямо, —я воздвигаю храмы.Мною головы людей смотрят в небои поднимают вспученные мужские органы(прямо, крепко, вверх)для той же цели.Слушай, слушай!Зови меня Ева,Еннойя,Душа мира,София.Я в тебе,и ты во мне.Я, ты и Бог — трое,четвертого нет. —Тихим воркованьем наполнились уши.Посветлели последние тени;голос пел все нежнее, все глуше,по долинным опускаясь ступен<ям>.Как проснувший<ся>поднял я головуи увидел круглое,как диск, солнце.

29 ноября 1917

«Пускай нас связывал изда́вна…»*

Ольге Афанасьевне Судейкиной

11 июля 1918

Пускай нас связывал изда́внаВеселый и печальный рок,Но для меня цветете равноВы каждый час и каждый срок.Люблю былое безрассудствоИ алых розанов узор,Влюбленность милую в искусствоИ комедийный, нежный вздор.На сельском лежа на диване,Вы опускали ножку внизИ в нежно-желтом сарафанеСбирали осенью анис.Весенним пленены томленьемНа рубеже безумных дней,Вы пели с пламенным волненьемЭлизий сладостных теней.Вы, коломбинная Психея,Сплетаете воздушно дни,И, страстный странник, я, старея,Плетусь на прежние огни.Двух муз беспечная подруга,Храня волшебство легких чар,От старого примите другаПоследней музы скромный дар.

1918

Плен*

1. Ангел благовествующий

ПреждеМление сладкое,Лихорадка барабанной дроби, —Зрачок расширенный,Залетавшегося аэроплана дыханье,Когда вихревые складкиВ радужной одеждеВращались перед изумленным оком(Белоризцы при Иисусовом гробеВещают: «Кого ищете?»А мироносицы в радостном страхе обеСтоят уже не нищие).И в розово-огненном ветреЕлеВидны, как в нежном кровь теле,Крылья летящей победы.Лука, брошенная отрочьим боком,Неведомого еще ГанимедаИ орла,Похитителя и похищаемого вместе(Тепло разливается молочно по жилам немойневесте),И не голос, —Тончайшей златопыли эфир,Равный стенобитным силам,Протрепещет в сердце: вперед!«Зри мир!ЧередБлизитсяС якоряВзвитьсяЛетучим воображения кораблям.СевПахаря,Взлетев,ДождитсяНездешним полям».Иезекиилево колесо —Его лицо!Иезекиилево колесо —Благовестив!Вращаясь, все соединяетИ лица все напоминает,Хотя и видится оно,Всегда одно.Тут и родные, милые черты,Что носишь ты,И беглый взгляд едущей в Царское дамы,И лик Антиноя,И другое,Что, быть может, глядит из Эрмитажной рамы,Все, где спитТайны шелест,Где прелестьТаинственного, милого искусстваЖива…Крутится искряной розой Адонисова бока,Высокого вестник рока,Расплавленного вестник чувства,Гавриил.  Твои свиданья, вдохновенье,  Златисты и легки они,  Но благовестное виденье  Прилежные исполнит дни.Рукою радостной завесаОтдернута с твоей души…Психея, мотылек без веса,В звенящей слушает тиши.  Боже, двух жизней мало,  Чтобы все исполнить.  Двух, трех, четырех.  Какую вспахать пашню,  Какую собрать жатву.  Но это радостно, а не страшно…  Только бы положить начало,  Только бы Бог сберег! Бац!По морде смазали грязной тряпкой,Отняли хлеб, свет, тепло, мясо,Молоко, мыло, бумагу, книги,Одежду, сапоги, одеяло, масло,Керосин, свечи, соль, сахар,Табак, спички, кашу, —Все,И сказали:«Живи и будь свободен!» Бац!Заперли в клетку, в казармы,В богадельню, в сумасшедший дом,Тоску и ненависть посеяв…Не твой ли идеал осуществляется, Аракчеев?«Живи и будь свободен!» Бац!Плитой придавили грудь,Самый воздух сделался другим,Чем бывало,Чем в хорошие дни…Когда мир рвотой томим,Во рту, в голове перегарная муть,Тусклы фонарей огни,С неба, с земли грязь,И мразь,Слякоть,Хочется бить кого-то и плакать, —Тогда может присниться такое правленье,Но разве возможно оноВ чуть сносный день,При малейшем солнце,При легчайшем ветерке с моря,Несущем весну?  ЗатоптанныеДаже не сапогами,Не лаптями,А краденными с чужой ноги ботинками,Живем свободные,Дрожим у нетопленной печи(Вдохновенье).Ходим впотьмах к таким же дрожащим друзьям.Их так мало, —Едим отбросы, жадно косясь на чужой кусок.Туп ум,Не слышит уже ударов.Нет ни битв, ни пожаров.Подлые выстрелы,Серая ненависть,Тяжкая жизнь подпольнаяЧервей нерожденных.Разве и вправдуНавоз мы,К<а>к говорит навозная куча(Даже выдохшаяся, простывшая),Нас завалившая?  Нет.Задавленные, испуганные,Растерянные, может быть, подлые, —Но мы — люди,И потому это — только сон(Боже, двухлетний сон)Потому не навекОтлетел от меняАнгел благовествующий.Жду его,Думая о чуде.Я человек,И в каждом солнце:Великопостно русском,Мартовской розою кроющемКупола и купеческие до́мы,Итальянском рукодельном солнце,Разделяющем, к<а>к Челлини,Ветку от ветки,Жилку от жилки,Парижском, грязном, заплаканном солнце,Ванильном солнце Александрии,Среди лиловых тумановИ песков мареваАнтично маячащем,В ветренном, ветренномСолнце Нью-Йорка,Будто глядит на постройки,На рабочихМолодая мильярдерша хозяйка,В зимнем Онегинском солнце,Что косо билоВ стекла «Альбера»,И острое жалоВина и любвиЛомалось в луче(Помните?)И в том небывалом,Немного в Чикаго сделанном,Что гуляет на твоих страницах,В высоких дамских сапожках,То по литовским полям,То по американским улицам,То по утренним, подозрительным комнатам,То по серым китайским глазам,Капризном, земном,Лукавом, иногда вверх ногами(И рейнвейн не прольется?)Солнце, —Я вижу,Что вернетсяКрылатый блеск,И голос, и трепет,И снова трех жизней окажется мало,И сладким отчаяньем замрет сердце,А ангел твердит: «Пора!Срок твой не так уж долог!Спеши, спеши!Разве не радостен скрип пераВ заревой тиши,Как уколы винных иголок!»  И сон пройдет,  И мир придет,  Перекрестись, протри глаза!  Как воздух чист,  Как зелен лист,  Хотя была и не гроза!Снова небо голубыми обоями оклеено,Снова поют петухи,Снова можно откупорить вино с РейнаИ не за триста рублей купить духи.И не знаешь, что делать:Писать,Гулять,Любить,Покупать,Пить,Просто смотреть,Дышать,И жить, жить!  Тогда свободно, безо всякого груза,  Сладко свяжем узел  И свободно (понимаете: свободно) пойдем  В горячие, содержимые частным лицом,  Свободным,  Наживающим двести тысяч в год  (Тогда это будут огромные деньги),  Бани.    Словом довольно гадким    Стихи кончаю я,    Подвергался стольким нападкам    За это слово я.    Не смею прекословить,    Неловок, может быть, я,    Но это было давно ведь,    С тех пор изменился я.    В этом убедится всякий беспристрастный читатель.    Притом есть английское    (на французском языке) motto[106],    Которое можно видеть    На любом портсигаре, подвязках и мыле:    «Honny soit qui mal y pense».

2. Встречным глазам