Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник] Страница 14

МОРЕВ. Что-нибудь случилось?

ЮЛЯ. Что-нибудь? (Рассмеялась.) Детский вопрос.

МОРЕВ. Детские вопросы задают влюбленные.

ЮЛЯ. Мы влюблены?

Юля в брюках и кофточке молодежного фасона, но блещущих благородством, с ухоженным лицом, заключающим весь изыск и шарм ее облика, похоже, решила вывести его на чистую воду.

МОРЕВ. Мы? Я-то люблю вас.

ЮЛЯ. Как! Вы любите меня?

Юля кинулась ему на шею, заставив его отбросить кисть и обнять ее. Из глаз ее полились слезы - от счастья и от сознания, что оно невозможно, поздно, все вокруг переменилось, даже в Летнем саду пустынно и пусто.

МОРЕВ. Я люблю вас, но вы, кажется, выходите замуж. (Сладостно было ее обнимать и мучительно.)

ЮЛЯ. Это тебя не касается. Я люблю тебя и любила, знаешь, все эти удивительные годы.

Она первая поцеловала его, и у нее словно закружилась голова.

МОРЕВ. Как вдруг из Золушки превратилась в принцессу!

ЮЛЯ. Нет, удивительны эти годы, мне теперь представляется, твоим присутствием в моей жизни, я даже не совсем сознавала это, в редкие наши встречи ты одаривал меня счастьем, я не знала, что это любовь. Именно любовь из Золушки превратила меня в принцессу, как ты выразился. Это ты во мне видишь принцессу, поскольку ты мой принц.

МОРЕВ. А жених?!

ЮЛЯ. Он не принц.

МОРЕВ. Так, ты не выходишь за него замуж?

ЮЛЯ. Увы, выхожу.

Морев остановил ее за плечи, нежно-мягкие, отдающие лаской любви и счастья:

МОРЕВ. И чего же ты от меня хочешь?!

Она потерлась плечами об его руки, отзываясь на его “ты” с благодарностью.

ЮЛЯ. Ничего. Я люблю тебя и, мне кажется, всегда буду любить, как буду любить нашу юность, промелькнувшую столь бстро... Как сон, как утренний туман...

МОРЕВ. Это прощание?

ЮЛЯ. Да.

Она расстегнула третью пуговицу кофточки.

МОРЕВ. Что ты делаешь?

ЮЛЯ. Чего же ты испугался?  (Она схватила его руку и при-жала к груди.)  Я хочу, чтобы ты коснулся меня.

МОРЕВ. А потом что мне делать?

ЮЛЯ. Захочешь большего? Я твоя.

МОРЕВ. Я ничего не понимаю. Я хочу переговорить с Ириной Михайловной.

ЮЛЯ. Она в курсе. Я играю в открытую. Два-три свидания. Ты мне не откажешь. (Слезы струились из ее глаз.)

МОРЕВ. Боже! Что происходит?

ЮЛЯ. Вот письмо, которое я приготовила на случай, если не решусь заговорить. Там все. До встречи!

Слезы исчезли, глаза сияли, как не сияют все сокровища мира, ибо излучали всю прелесть жизни в сердцевине ее красоты.

Пока звучит письмо, озвученное голосом девушки, признание в любви и прощание, с какой-то мукой и невысказанной тайной, происходит любовная сцена, полная неги, веселья и слез, несколько эпизодов из двух-трех свиданий, с мелодией из мобильника, возвращающей влюбленных к действительности.

ГОЛОС  ЮЛИ. Мне бы переписать письмо Татьяны к Онегину, но, увы, я не столь наивна и чиста, какой была, кажется, вчера, - стремительные перемены вокруг, как бывают при катастрофах, а им нет числа, разлучают нас...

Изваяния Родена в мраморе из Эрмитажа оживают в нескольких эпизодах, в которых невозможно усмотреть порнографию и даже эротику в урезанных кадрах, а любовь и красота в живых картинах, перешедших в вечность.

ГОЛОС  ЮЛИ. Почему, почему мы упустили лучшие мгновенья нашей весны? Все наша несвобода! Или, наоборот, свобода? И, тем не менее, отчего же столько счастья в моих воспоминаниях о юности с твоим присутствием в ней? Я позвоню. Ты не откажешь мне. Два-три свидания и больше ничего!

Часть интерьера дома в стиле модерн и часть сада. Облака наплыли на солнце где-то над Финским заливом, воцарились в саду ранние сумерки, точно обещая темную ночь, вскоре просиявшую в небесах светлее дня. Гости разбрелись по саду и дому, который был открыт для обозрения.

Три солидных господина держатся вместе. Показывается молодой человек, стройный, худощавый, с правильными чертами лица, с красивыми глазами, настороженно-упорно следящими, казалось, за всем, что движется, как собака или кошка, при этом оставаясь вполне спокойным. Его многие узнают, но стараются не замечать, чему он усмехается с торжеством, свысока окидывая взором всех вокруг. Его сопровождают две женщины, одна довольно молодая, другая по-настоящему молодая, схожие, как мать и дочь. Прозвучало и его имя:

ГОСПОДИН-1. Это Деборский. Ермил Деборский.

ГОСПОДИН-2. Как! Это он?!

ГОСПОДИН-3. Он. А какой семейственный: приехал на вечеринку с женой и тещей.

ГОСПОДИН-1. Мафиози - народ семейственный. Это мы праздников без свободы не признаем.

ГОСПОДИН-3. А с кем ты?

ГОСПОДИН-1. С секретаршей. На работе у нас все чинно. Пусть работают. А здесь - посмотрим. И умница, и красавица... Вот она!

Показывается полнотелая дама, как говорится, кровь с молоком.

Павел Морев находился при картинах, как Владимир Коробов в оранжерее, чтобы при необходимости давать разъяснения гостям. Впрочем, картинами мало кто интересовался, и он то и дело спускался в сад к столикам, чтобы выпить и закусить. Рядом с ним остановилась дама и, высматривая что-то на столе, проговорила вполголоса:

БЕЛЬСКАЯ. Вот не ожидала увидеть вас здесь!

МОРЕВ. Ирина Михайловна!

БЕЛЬСКАЯ. Тсс! (Оглядывается.) Лучше вам не привлекать внимания некоторых.

МОРЕВ. Юля здесь?!

БЕЛЬСКАЯ. Здесь. Но не ищите ее и не заговаривайте с нею, прошу вас. Если она вам по-прежнему дорога.

МОРЕВ. Что это вы делаете с нами?

БЕЛЬСКАЯ. Так я и знала!  Никто не забыт и ничто не забыто.

И тут Морев увидел Юлю рядом с хозяйкой; обе поглядывали в их сторону, затем Юля подошла к матери.

ЮЛЯ. Здесь есть, говорят, картинная галерея.

Юля взглянула на Морева ласковым взглядом - привета и любви, прошло три года, она не изменилась, разве что больше блеска и шарма, эта чистота облика и стиля, модерн, тяготеющий к классике, подумал художник, это то, чем она жила, чем фотомодели зарабатывают деньги, нечто исчерпывающе модное, за которым, может быть, пустота.

МОРЕВ. Да, есть картинная галерея. Она в моем веденьи, как оранжерея - садовника. Вы туда заглядывали?

ЮЛЯ (прямо изливая на бедного художника пылающую нежность из глаз). Да, она превосходна!

МОРЕВ. Еще бы! Садовник-то не простой, а доктор наук, профессор.

БЕЛЬСКАЯ. В самом деле? Действительно, в нем что-то есть.

Ирина Михайловна оглянулась в сторону оранжереи, сияющей светом южного дня.

МОРЕВ. Прошу желающих на экскурсию.

Но за ним никто не последовал, кроме матери и дочери.

Потехин привечал Деборского, как и других гостей, но он раза два подходил к нему, словно ожидая особого отношения к себе, наконец, без обиняков заговорил о подельнике Лысого. Звали его Крот по фамилии его Кротов.

ДЕБОРСКИЙ. У меня был Крот. Ему бы все сидеть, да попал под амнистию. Вы знаете, он был правой рукой Лысого и претендует на часть его наследства, что присвоили, по его понятиям, вдова, - и до нее он грозится добраться, - и новый владелец этого дворца.

ПОТЕХИН. Крот? Я не знал и Лысого.

ДЕБОРСКИЙ. Я против вас ничего не имею.

ПОТЕХИН. Я тоже.

Ирина Михайловна, видя, что в мансарде никого, да и в коридоре, она как бы замешкалась там, а Юля кинулась на шею Мореву и стала его целовать, смеясь сквозь слезы. Морев знал, что они попали под видеонаблюдение, отпрянул от нее и направился к выходу; Юля вскрикнула и бросилась за ним, решив, что он ее знать не хочет, он схватил ее и укрылся с нею за дверью.

МОРЕВ. Тсс! Здесь все просматривается и прослушивается.

ЮЛЯ. Ты любишь меня?

МОРЕВ. Больше жизни.

ЮЛЯ. Боже! Я пропала.

МОРЕВ. Почему?

ЮЛЯ. Тем лучше. Найди место, где нас никто не увидит.

МОРЕВ. Сейчас?

ЮЛЯ. Сейчас. Другого случая может не быть.

МОРЕВ. Хорошо. Найди повод заглянуть в уборную под античность и спальню, интерьер которой разрисован на темы Эдема. Я буду в гостиной и буду знать, куда ты уходишь.

ЮЛЯ. В Эдем?!

В коридоре послышались голоса подвыпивших гостей, это было кстати.

Ирина Михайловна вышла с дочерью в сад, чтобы Деборский не терял их надолго из поля зрения, иначе забеспокоится, и тогда он становился непредсказуем. Она пыталась образумить дочь:

БЕЛЬСКАЯ. Нацеловалась - и будет! А секса тебе хватает.

ЮЛЯ. Я люблю его! Ты это прекрасно понимаешь. Однако заставляешь меня играть непостижимо странную роль. Это сон! Я хочу проснуться.

БЕЛЬСКАЯ. У тебя отличная роль светской дамы. А я лучшую пору жизни провела в психлечебнице, получая гроши. Вот это сон, который снится, как кошмар.

Деборский подошел к ним, Юля оставила его с тещей, а сама заговорила с хозяйкой, это отвечало их интересам, с переходом из криминальных сфер к бизнес-элите.