Кадыркул Омуркулов - Дела земные Страница 2

— А что с ним?

— Не знаю.

— Ты много о нем говорил, а я его еще не видела.

— Увидишь, Сагынай.

— А можно мне пойти с тобой?

— Не надо. Мы так давно ждали эту премьеру.

— Я не хочу одна.

— Пригласи подругу. Я тебя встречу после спектакля. Это твой троллейбус.

Говорить вроде было не о чем, все казалось ясным. Чоро был виновен. Ом сидел на краю стула, опустив голову. Мать давно выплакалась и теперь только тихо всхлипывала, поднося к лицу мокрый от слез платок. Отчим курил, кашлял от дыма, но стоило погаснуть сигарете, он закуривал другую. Несмотря на то, что отчим был намного старше Медера, он испытывал в эти минуты чувство вины за то, что вот пришлось вызвать его, побеспокоить.

— Ну, где жы ты все-таки был эти дни? — спросил Медер после затянувшегося молчания.

— У друзей, байке[2], я же говорил, — ответил Чоро.

— Ай, сынок, — осуждающе покачал головой Азык, — ну раз у друзей, сказал бы или позвонил. Мать пожалел бы, она две ночи не спала.

— Я не думал… — Чоро хотел еще что-то добавить, но лишь повел плечами и замолчал.

— Ты не думал, ты, конечно, не думал, — всхлипнула Зуура. — Для тебя мать, родная мать, ничто…

Чоро поднял глаза на мать — в его взгляде не было раскаяния, не было сочувствия слезам матери, а была лишь усталость и невысказанная печаль.

— Ты, наверное, обиделся, что мы не купили тебе обещанный магнитофон, — сказала мать. — Тебе магнитофон дороже матери…

Лицо Чоро в синяках и ссадинах, наверное, они причиняли боль. На слова матери он отрицательно покачал головой.

— Гонорар вовремя не выдали, — оправдывался отчим, — а то бы купил. В комиссионке, японский транзистор. Я попросил завмага, он оставит…

— Магнитофон ни при чем, — тихо произнес Чоро.

— А другой причины нет, не ругались, — голос Зууры уже не дрожал от слез.

— А кто тебя так расписал? — спросил Медер.

— Друг, — ответил Чоро.

— Хороший друг, — усмехнулась Зуура.

— Настоящий. Это он меня уговаривал домой идти.

— А, так ты не хотел идти? — Зуура вновь готова была заплакать. — Дом для тебя каторга, да? Господи, все для тебя делаем, все стараемся, чтобы ты ни в чем не нуждался…

— А я нуждаюсь, — казалось, не сказал, а выдохнул Чоро.

— Скажи, в чем, ну в чем?! — недоумевала мать.

— Не в чем, а в ком, — негромко, но ясно, по слогам ответил Чоро.

И эти слова сына, сказанные спокойно, подействовали на мать сильнее, чем если бы он крикнул обидное и грубое. Она долгим взглядом глядела на Чоро. Отчим суетливо и бесцельно зашарил по карманам куртки, стал поправлять воротник.

— Ну ладно, Чоро, ты иди к себе, — сказал Медер, надо было поговорить без него.

— Будешь нужен — позовем.

Чоро вяло поднялся со стула и вышел из комнаты.

— Значит, так, — сказал Медер твердо.

— Он поедет со мной.

— Куда?

— Ко мне. Я свожу его на стройку, на плотину, по пути навестим родителей в аиле. Они давно спрашивали о внуке, да и Чоро, наверное, соскучился.

— А как же школа?

— До сентября еще есть время, успеем.

В комнате вещи были расставлены и разложены без видимого порядка, но Медер ориентировался в них свободно.

Одну стену комнаты занимал книжный стеллаж из тонких железных прутьев и досок. Стояла здесь широкая тахта без спинок, журнальный стол, на котором громоздились книги, записные книжки и ручка, пепельница с окурками, банка растворимого кофе и чашка, на полу был расстелен широкий узорчатый ковер-шырдак — вот, пожалуй, и все, что было в комнате, не считая двух кресел, обтянутых дерматином, и штор, закрывающих угол, за которыми Медер сейчас переодевался.

Чоро ходил по комнате, он был удивлен, что его молодой дядя имеет такую квартиру. Он подошел к дверям, ведущим в две другие комнаты, но они были закрыты на ключ.

Переодевшись, Медер вышел в джинсах, спортивной рубахе и прошел на кухню.

— Располагайся как дома, — крикнул он, гремя посудой.

Этого можно было и не говорить, поскольку Чоро уже удобно расположился в кресле и читал журнал.

— И ты здесь живешь один? — спросил Чоро у хлопотавшего на кухне Медера.

— Один, — ответил Медер.

— Значит, ты классный специалист, нужный.

— С чего ты взял? — удивился Медер.

— Одному дали такую квартиру.

— Ты настоящий Шерлок, тебе бы следователем быть… Это не моя квартира. Хозяева за границей, на три года уехали, по контракту. А я здесь за сторожевую овчарку. Вот так, брат Шерлок.

Чоро досадливо пожал плечами.

— Ну, вот ты и сник, брат, разочаровался… Не горюй, я на очереди. — Медер принес из кухни масло и лепешку. — Ты что будешь, кофе или чай?

— Чай. На ночь кофе не рекомендуется.

— Это верно.

— А куда они уехали, хозяева?

— В Бутан.

Чоро не знал Бутана..

— На севере Индии, — объяснил Медер.

— Он доктор наук, специалист по разведению яков.

Теперь Чоро понял, почему на стене висело несколько больших фотографий с изображением суровых, широкорогих животных.

— Это хозяина, я не стал их снимать, они мне нравятся.

— Они дикие какие-то…

— Мудрые, — поправил Медер, — и, наверное, самые древние животные в мире после мамонтов.

Медер поставил па поднос кипящий чайник, стал разливать чай по пиалам.

— А окурки надо выбрасывать, — сказал Чоро и, взяв пепельницу, пошел ее вытряхивать в мусорное ведро. — От них вреда больше, чем от заводской трубы.

…Горячий чай дымился в пиалах, они дули на кипяток, чтобы остудить, и пили чай вприкуску с рафинадом.

— Парной чай, — сказал Медер.

— Это очень ценное качество данного напитка, — разыгрывая строгость, заметил Чоро, и они засмеялись.

— Это кто? — спросил Чоро, показывая на фотографию Сагынай за стеклом книжного стеллажа.

— Жена, — ответил Медер.

— Как?! — удивился Чоро. — Ты же не женат.

— Я не расписан, — серьезно и доверительно сказал Медер, — женат.

— А может, у тебя и дети есть?

— Детей нет.

— А чего же не распишетесь?

— Она не соглашается. Говорит, еще успеем.

— Не пойму что-то, — признался Чоро.

— Не все сразу, брат мой. — Медер не спеша, с явным удовольствием пил чай. — Да и я пока не тороплю ее, не настаиваю. Знаешь, бывают события, которые должны запомниться человеку на всю жизнь. Хочется, чтобы Сагынай перешагнула невестой порог своего дома, а не вошла квартиранткой в чужой.

Медер включил транзисторный приемник, послышалась музыка. Чоро долго глядел на фотографию. Ему нравилась эта незнакомая девушка, которую любил его дядя.

— У тебя уютно, — сказал Чоро. — Может, пригласим девочек?

Этого Медер не ожидал и, не скрывая удивления, посмотрел на Чоро.

— Нет, я серьезно, — пожал тот плечами. — Я могу позвонить…

— Ну ладно, брат, ты не очень-то храбрись, «де-е-евочек», — передразнил Медер, достал из кармана пачку сигарет, закурил.

— Ты тоже считаешь меня ребенком? — спросил Чоро.

— Не в этом дело.

— Сейчас наставлять меня качнешь, скажешь, как трудно тебе было в детстве, как пришлось самому выбиваться в люди…

— Не заводись, — Медер с легким укором глядел на Чоро. Что-то в племяннике, пока еще неуловимое, вызывало любопытство.

— Давай откровенно, брат. Что ты думаешь о моем поколении? Тоже считаешь его потерянным? Только откровенно.

— Не считаю. — Медер собирался с мыслями. — Это отговорки, чтоб от вас отмахнуться. Ты не ребенок. Ты старше Ромео, который уже страстно любил Джульетту. В твоем возрасте Манас имел свою рать и устрашал врагов. Вы старше их, но вы не равны. Потому что спрос с вас не велик. А был бы спрос — выдюжили бы и ваши плечи. Но сейчас вы мужаете вполсилы. Вы, конечно, информированы, и вас, кажется, ничем не удивишь. Ваш скепсис и ваша усталость — напускные. А на поверку вы тепличные растения, выращенные не в земле и под солнцем, а… — Медер искал точное выражение, но Чоро опередил его.

— Методом гидропоники.

— Вот, пожалуйста, ты и это знаешь.

— А что, знать плохо?

— Вы начитались книг, насмотрелись фильмов, а жизнь еще, погоди, наставит вам синяков…

— Вот именно, — Чоро усмехнулся и потрогал опухший глаз.

Медер заметил это, и ему стало неловко оттого, что тот мог воспринять. его слова, как намеренное желание обидеть или высмеять, и потому он, сдерживая себя, тихо сказал:

— Это относится и ко мне самому, я такой же щенок, как и ты, только чуть покрупнее.

Чоро улыбнулся и доверчиво посмотрел на дядю.

— Брат, это верно, что у нас нет ваших забот. У нас они свои. Это верно — мы не голодаем, не кормим семью. У нас много свободного времени. Времени навалом думать и размышлять.

— О чем думать? О девочках?

— И о девочках тоже.

Медеру показалось, что в тоне Чоро появился тот самый вызов и скепсис, о чем он только что говорил.