Герберт Уэллс - Собрание сочинений в 15 томах. Том 12 Страница 22

«Это принц Михель!»

У президента вид человека, который сделал важное признание. Пауль сохраняет самообладание и медленно кивает. Да, это так. Но нет ли каких-нибудь доказательств? Доказательства — в этом все дело. Как доказать это? Президент горячо говорит:

«Он хочет стать королем. Его обуревает слепая страсть к принцессе Елене… и к власти».

«Это верно, — соглашается Пауль, — но где доказательства?»

«Улики можно найти в Клаверии. Моей полиции известны эти улики, они в Клаверии.

Как НАМ добыть их? Если нам это удастся, разоблачения будут напечатаны во всех газетах мира».

С точки зрения Пауля, это разумно. Не поможет ли ему господин президент? Помочь? Конечно! Король и президент договариваются, как им действовать. До сих пор все идет хорошо.

Пауль: «А англичане не приложили к этому руки?»

Химбескет жестом дает понять, что это исключено.

Пауль: «Скажите, а американцы не замешаны в подготовке к войне?»

Химбескет пожимает плечами. Потом он идет к камину, видимо, собираясь сказать что-то очень важное.

«Поскольку американцы и англичане по глупости соперничают вместо того, чтобы стать партнерами, то все в этой части света стараются использовать положение в своих целях. Вы думаете, принц Михель — это просто пешка?»

Его улыбка показывает, как наивна эта мысль. Он делает жест рукой, и мы видим на экране его и принца Михеля за шахматной доской, а на доске расставлены англичане и американцы: английский министр иностранных дел, крупный американский финансист и так далее.

Химбескет говорит: «В дипломатической игре менее значительные фигуры используют более значительные в качестве пешек».

Пока происходит все это, разгорается день, а свечи укорачиваются. В окна заглядывает солнце, в комнате светлеет, и Пауль машинально гасит две оплывшие свечи на столе. Он глубоко задумался. Может быть, все-таки удастся предотвратить войну и сохранить мир на земле? Он встает.

«Господин президент, в вашей стране есть фанатики. Попридержите их, а я постараюсь попридержать своих. Но как нам быть с калькомитом?»

Зелинка и Химбескет садятся рядом и обсуждают этот вопрос.

«Прежде всего, — говорит Зелинка, — мы намерены сохранить независимость».

Химбескет сочувственно кивает головой.

«Во-вторых, весь мир заинтересован в эксплуатации агравийского калькомита».

Химбескет замечает, что это гораздо сложнее. Он колеблется. Он что-то говорит о своем народе, и над ним появляется агравийский василиск, приготовившийся к схватке. Позади василиска появляется английский министр иностранных дел. Химбескет решает быть совершенно откровенным.

«Это не понравится моим английским друзьям».

Зелинка задумывается.

«Английскому народу это безразлично. Возражать будет только английское правительство и английские монополисты».

Теперь задумывается Химбескет. Потом он встает в позу оратора.

«Если бы я только мог сказать это английскому народу!»

Улыбаясь, Пауль соглашается с ним.

«Если бы мы могли сказать это прямо всем народам, то пришел бы конец всякой националистической политике. Сами люди этого не понимают. Но они устали от войн».

Зелинка откидывается на спинку стула и говорит, как бы размышляя вслух:

«Когда калькомит был заложен в недра нашей планеты, он, наверно, предназначался для всего человечества».

Химбескет находит это разумным, и Зелинка продолжает:

«К сожалению, он был заложен только на территории Агравии и Британской империи».

Что ж, это так — говорит выражение лица Химбескета.

«И поскольку он стал жизненно необходим для металлургической промышленности всего мира, и Америки в частности…»

Химбескет осторожен, он поднимает руку.

«…распределение калькомита следует поставить под международный контроль».

Зелинка добавляет:

«А вот международного контроля как раз и нет!»

На лицах короля и президента словно бы написано: «Как же нам теперь быть?»

Химбескет во всем согласен с Зелинкой, он занят обдумыванием речи, которую намерен произнести. Отвернувшись от Зелинки, он обращается к воображаемым слушателям, выразительно жестикулируя.

Зелинка сидит, задумавшись.

«А если нам опубликовать совместную декларацию, призывающую установить международный контроль над запасами калькомита с условием, что в контрольный орган войдут представители ВСЕХ стран с развитой металлургической промышленностью?»

Облокотившись на спинку стула, Химбескет говорит:

«Вашим американским друзьям это понравится не больше, чем моим английским».

Зелинка слегка ударяет по столу кулаком.

«Но мы должны помешать их игре — этой тайной, глупой игре».

Король и президент смотрят друг на Друга. Зелинка встает.

«Вы сдерживайте своего василиска». На экране Химбескет, который удерживает непокорного василиска, как обычно удерживают драчливую собаку.

«А я постараюсь справиться со своим патриотическим леопардом».

На экране Зелинка, который душит леопарда за горло.

«И они тоже должны как-то обуздать своих патриотов».

Зрители видят, как дядя Сэм утихомиривает неистового человечка с огромным американским флагом. А Джон Буль приструнивает столь же неистового английского патриота.

«И мы сделаем первый шаг по пути установления контроля над сферами интересов всех стран, без чего невозможен мир на земле».

На экране бурлящая толпа, размахивающая национальными флагами, и над ней появляются смутные очертания женской фигуры, которая становится видна все отчетливее — эта грустная женщина похожа на прекрасную Сивиллу в Сикстинской капелле в Риме. У ее ног высечены слова «Единство человечества».

Да, Химбескет согласен со всем этим. Надпись «Единство человечества» проплывает над ним. Чем больше он думает над этими словами, тем больше они ему нравятся. Он уверен, что справится со своим василиском. В конце концов он всегда хотел мира. Он повторяет слова Зелинки перед воображаемыми слушателями. Однако Зелинка не поддается этой восторженности. Он собирается с мыслями.

«Всякий раз, как удается предотвратить войну, это помогает понять, что огромные армии и флоты — нелепица».

Ораторствующий Химбескет исчезает, и на экране остается один Зелинка, который все больше становится воплощением Человека-созидателя и мыслителя. По одну сторону от него стоит вздыбленный василиск, по другую — леопард. Он обращается к ним:

«Вы, хищники, удастся ли нам когда-нибудь приручить вас?»

Он вновь появляется на экране с леопардом и василиском, которые, как собаки, виляют хвостами у его ног. Но он не верит им и глядит на них с подозрением.

«Я рад бы задушить вас обоих».

Зелинка задумывается. Под ним появляется колонна солдат, шагающих со знаменами за оркестром. Солдаты в гренадерской форме, а перед оркестром, размахивая серебряным жезлом, торжественно шествует рослый человек. Тут же флаг Клаверии с изображенным на нем леопардом, чтобы успокоить нервных патриотов Англии и Америки. Трубят сигнал. Мы видим большой плац, на котором кадеты показывают чудеса строевой выучки. И здесь бросается в глаза знамя с леопардом. Похожие на оловянных солдатиков, фигурки солдат исчезают, и вместо них появляется Зелинка, который все еще раздумывает об отвратительных зверях, пресмыкающихся у его ног. Он пинками прогоняет их. Потом, по-прежнему в глубокой задумчивости, удаляется. Рядом с ним вновь появляется Химбескет. Они стоят лицом к лицу.

«Предатели нашей «внешней политики», они верны Человечеству».

Рукопожатие. Король с президентом стали друзьями и союзниками. Секунду они стоят, глядя друг другу прямо в глаза.

Потом президент быстро поворачивается и хлопает в ладоши. Входит секретарь. Химбескет уже настолько успокоился, что замечает нетронутый кофе. Он берет булочку и наливает себе кофе. Секретарь прикладывает руку к кофейнику — не остыл ли? Да, остыл, но через секунду принесут горячий. Тотчас входит слуга с новым кофейником. Пауль тоже наливает себе кофе. Король и президент теперь могут поесть. Тяжелые мысли оставили их.

Химбескет, который чувствует, что у него гора свалилась с плеч, дает какие-то указания секретарю. Но Пауль еще не испытывает такого облегчения. Он даже не знает, король ли он или уже нет. Экран тускнеет.

2. Государственный переворот

На экране снова зал заседаний королевского совета в клавополисском дворце. Вновь собираются члены совета. (Один из советников не явится, но роль его несущественна, это должно быть сделано просто для разнообразия.) В зале трое советников и Хаген. Все нервничают и чувствуют себя неловко. Секретари держатся скромно, но они внимательно и с любопытством наблюдают за всем. Входят вместе Монза и Мицинка. У них приподнятое настроение: теперь они знают, как им действовать. У Монзы такой вид, будто он хочет сказать: «Ну, что еще нам преподнесут?» Знает ли Хаген, где король? Но если Хаген и знает, он не собирается рассказывать об этом.