Юрий Нагибин - Волхвы Страница 3

— Глядите — отбоя нет! — ревниво говорит один из продавцов.

— Он и торговать-то не умеет, — подхватывает другой. — Не кричит, не зазывает. Стоит, зубы скалит, а народ к нему бежит.

— Он колдун! — авторитетно заявляет Сосед. — У него мед заговоренный.

— А ты почем знаешь?

— Мы соседи. Я слежу за ним. Он с пчелами разговаривает… Эй, дорогой, подходи! — закричал он, вдруг приметив приближающегося человека. — В-вах, какой мед!.. Самый вкусный на свете!..

Но покупатель, даже не взглянув на него, прошел к лотку Алазара и стал отбирать соты.

— Чума тебя заешь! — проворчал ему в спину незадачливый продавец. — Я этого Алазара сразу невзлюбил, — вернулся он к прерванной теме. — Пришел невесть откуда, взял в жены девушку-сиротку и завел пчел. И сразу у него пошло, в-вах! Я оглянуться не успел — десять ульев стоят. А меду берет больше чем с пятнадцати. Почему? Живем рядом, забор в забор, та же трава, те же цветы, деревья, а мед разный. Почему? Он колдун, слово заговорное знает.

— Гнать его надо! — предложил один из продавцов.

— Если он впрямь колдун, лучше его не трогать, — осторожно возразил другой.

— Ничего, — угрюмо и многозначительно говорит Сосед, — и на колдуна узда найдется.

И принялся сворачивать торговлишку. Его примеру последовали другие. Стоит ли даром терять время, если все покупатели тянутся к Алазару?..

10. Уже свечерело, когда Алазар избавился от последнего бруска сот. Он подозвал ушастого ишачка, навьючил на него пустые соты и, ведя в поводу, направился к ближайшему кабачку промочить горло после трудов праведных.

Привязав ишачка к стволу сохлой акации, Алазар зашел в кабачок.

Там уже выпивала знакомая нам по рынку компания пасечников. Не отвечая на приветливую улыбку Алазара, они уткнулись носами в свои чаши, будто и не заметили вошедшего.

Их маневр не укрылся от Алазара, улыбка погасла на его лице, и он подавил непроизвольный вздох…

11. Алазар допивает последний глоток вина, кидает на прилавок монетку и выходит из кабачка.

Тут полно народа, но никто не ответил на его прощальный поклон.

12. Уже пала мгновенная южная ночь с россыпью звезд и тонким серпиком месяца. Алазар отвязал своего ослика и затрусил в обратный путь.

Погруженный в свои мысли, мурлыча какую-то мелодию сквозь сомкнутые губы, Алазар миновал пустынные тихие улицы и выехал на окраину, откуда виднелся его домик. Внезапным вздрогом всего тела явилось ему невиданное.

На юго-западе, невысоко над горизонтом, зажглась крупная, ограненная, небывалой яркости звезда. Ее свет отдавал странной голубизной, не присущей свету обычных звезд.

Алазар старательно протер глаза, не поверив истинности звезды; он решил, что грезит или густое крепкое вино затуманило ему голову.

Но звезда была. Она так же прочно и несомненно занимала свое место на небосклоне, как все другие известные светила, сейчас будто померкшие в хрустально голубом сиянии новорожденной звезды.

В страшном волнении Алазар стал бить пятками своего ослика, чтобы тот скорее доставил его домой…

13. Кана, жена Алазара, не дождавшись мужа, задремала у очага.

Алазар входит в дом, с улыбкой смотрит на спящую и бережно переносит ее на ложе. Она пробормотала что-то сквозь сон, но не проснулась.

Алазар взял высокий глиняный сосуд с водой и вышел на улицу…

14. Новая звезда полыхала в небе. Казалось, она приблизилась к селению.

Алазар наполнил водой полый внутри каменный надолб, торчащий посреди двора. Опустившись на колени, он стал отвешивать поклоны на все четыре стороны света. Затем он собрал хворост и зажег костер возле каменного сосуда. Длинные языки пламени взметнулись в небо; ожили и забегали тени.

Алазар прижался лицом к земле, затем поднял голову и уставился в небо, он словно хотел услышать тайные голоса земной и небесной тверди. На какие-то мгновения он окаменел с закрытыми глазами. С ним произошла странная перемена: исчез прежний Алазар — молодой, веселый, беспечный парень, трудолюбивый пчеловод и верный муж, теперь это был зрелый, много познавший человек с изборожденным морщинами челом, он как-то вытянулся, стал похож на свою вечернюю тень.

Он вынул из-под рубашки маленький матерчатый мешочек, развязал его и пересыпал в ладонь сухой цветочный мусор. Шепча невнятные слова, он кинул цветочную сушь в каменный сосуд с водой. Оттуда полыхнуло фиолетовым необжигающим огнем, сразу погасшим, но слабое свечение над сосудом осталось.

Алазар шагнул к сосуду, склонился над ним и вдруг поспешно отступил.

Он повторил свое движение, но не решился его завершить.

Некоторое время он собирался с духом, то припадая лицом к земле, к ее житейской надежности, то жадно вглядываясь в новую звезду, словно надеясь почерпнуть решимость в таинственном обещающем свете, и наконец отважился повторить попытку.

Пальцы Алазара впились в каменные грани надолба, он насильно удерживал себя возле средоточия тайны, проглянуть которую не решался его смятенный дух.

Алазар отпрянул от сосуда. Мгновение-другое он стоял, уронив лицо в ладони, затем неверным шагом побрел к хижине.

15. Алазар подошел к спящей жене и осторожно, шепча нежные, успокаивающие слова, потряс ее за плечо. Она открыла глаза, блеснувшие испугом, мгновенно сменившимся выражением радости, как только она узнала мужа.

— Где ты был так поздно? — Верхняя губка привычно смялась обидой.

— Я давно пришел. Ты уснула у очага. Я не хотел тебя будить и перенес на кровать. Ты можешь пойти со мной?

— Куда?

— О, совсем недалеко! К старому камню. Пойти и заглянуть в него.

— Что за выдумки, Алазар?

— Это очень важно, — тихо сказал он.

— Ты шутишь, Алазар? — Она как-то странно встревожилась. — Что я могу увидеть в дырявом старом камне?

— Вот это я и хочу знать… Я заглянул туда. Все зыбилось, колыхалось, будто отражение в неспокойной воде. Какая-то хижина, жалкий вертеп… там — люди вместе с животными… волы жуют свою жвачку, коза, куры…

— Бедный Алазар!.. — засмеялась Кана. — И это так встревожило тебя? Ты никогда не был в крестьянской хижине, не видел волов, коз и кур?

Алазар не разделил ее веселости.

— Волы, козы, куры — это так… Там были… — он перевел дыхание, — Мать и Дитя.

Кана не поняла или не приняла его таинственно-торжественного тона.

— Наверно, ты просто увидел меня и нашего сыночка. Ты же говорил, что у нас будет сыночек?

— Я не разглядел лица Матери, но знаю, что это не ты, Кана. И какое серьезное, взрослое выражение у ее Младенца. И глазки у него не дымчато-голубые, как у всех новорожденных, а чистые, словно промытые, и всевидящие…

— Вон как ты все углядел! Чего же ты хочешь от меня?

— Ты увидишь больше и лучше. Ты чище меня, ты достойна!.. Прошу тебя, Кана!..

В этой молоденькой хрупкой женщине была внутренняя сила. Непривычно твердые нотки прозвучали в ее голосе:

— Ты опять принялся за старое, Алазар? Ты ведь дал мне слово, что с этим покончено.

— Я не хотел, поверь мне. Но звезда…

— Какая звезда?

Алазар взял ее за руку и подвел к дверному проему. Прямо в лицо им смотрела большая, яркая, в сиреневом ореоле звезда.

— Так это же Венера! — засмеялась Кана. — Ты сам учил меня звездам. Я все помню, это полночная звезда любви Венера.

— До полуночи еще далеко, Кана. И это не Венера. Новая звезда, какой еще не было. Вещая звезда…

— Ах, Алазар! Опять тайны, волшебство, опять тебя тянет запретное для других людей. А я не хочу вещих звезд, мне довольно знакомых, милых вечных звезд. Я простая женщина и хочу простой, тихой жизни. У нас будет ребенок, зачем нам чужие дети?

— Это не чужой ребенок, Кана, — проникновенно сказал Алазар. — Я думаю, это о нем великий пророк Валаам…

— Замолчи! — воскликнула Кана и зажала уши руками. — Я не хочу слышать о пророках. Ой! — вскрикнула она, схватилась за живот и скорчилась.

— Что с тобой? — испуганно спросил Алазар.

— Он шевельнулся. Как больно! — Лицо ее взмокло потом. Алазар бережно взял ее на руки и понес к ложу…

16. Дворец короля Мельхиора.

Королевская опочивальня. Мельхиор в богатом, расшитом золотыми нитями халате перебирает драгоценности в черной инкрустированной шкатулке. Он любовно пропускает меж старческих сухих пальцев золотые цепочки, ворошит алмазы, изумруды, гранаты, рассыпающие многоцветные блики.

Мельхиор — сильно пожилой, невидного росточка человек, но полный внутренних сил, с горделивой осанкой, сообщающей королевское величие его тщедушной фигурке. Закончив осмотр драгоценностей, он сложил их назад в шкатулку, которую запер золотым ключиком.

Он легко хлопнул в ладоши, и мгновенно из-за ковра, прикрывающего дверь, появилась почтительно склоненная фигура главного визиря.