Мария Хмелик - В городе Сочи темные ночи (сборник) Страница 4

— Почем?

— Рубль пятьдесят кило…

Вера думала про Сергея. То, что он гад, — это было понятно. Но зато красавец какой… Высокий… Глаза… Она вздохнула. Сравнить было не с кем. Только с артистом из американского фильма…

По квартире разносился храп отца.

Мать прошлепала в кухню, покашляла, выпила воды.

…Чистякова как кинулась к нему. Про все забыла… Приезжий, наверное… Никогда раньше не видела… Грустно. Где его теперь искать… Все. Проехали. Потерялся. Ну и не надо! Есть Андрюша…"

— В газете читала — нельзя арбузы брать. Нитратами отравлены…

— Нитратные — это государственные.

— Какая разница! Рыночные, государственные… Земля-то одна…

— Отраву едим.

— Отравой дышим…

— Да-а-а…

— Все равно помрем…

"…Андрюша из мореходного училища вернется, будет за границу ходить. По Дунаю, например, плавать. Золотое дно! Рейс недолгий. А товара — вагон. Успевай только продавать. Кооператив купим, мебель. Вещи импортные появятся. Сколько можно ходить в том, что Чистякова сошьет…

А еще лучше, чтоб он на полгода уходил… Куда-нибудь в Перу… Сама себе хозяйка. Делай что хочешь. Лишь бы не знал никто…"

Вера и Чистякова сидели в кафе. Они ели из вазочек мороженое и запивали его коктейлем. В кафе было прохладно, а на улице солнце шпарило невыносимо.

За соседним столиком сидели девочка лет десяти и мужчина в кожаном пиджаке.

— Раньше в Индии, — говорил мужчина, — по древнему обычаю, жена не имела права жить дольше мужа. Ее ждала ужасная смерть. Ее живую сжигали на костре одновременно с телом умершего.

— Я бы убежала, — сказала девочка.

Мужчина снисходительно улыбнулся, покосился на Чистякову и продолжал:

— Знаешь, самое интересное, что они сами этого хотели. В прошлом веке этот обычай запретили, но, несмотря на строжайшие меры предосторожности, имелись случаи самосожжения. Женщины кончали с собой не потому, что жизнь без мужа хуже смерти. — Он опять покосился на Чистякову. — Нет! Женщину толкал в костер какой-то внутренний импульс. Понимаешь?

Девочка, восхищенно глядя на мужчину, кивнула, не переставая накручивать на палец свою тонкую косичку.

Чистякова ухмыльнулась.

— Другими словами, непреодолимый призыв глубоко взволнованного духа! — победоносно закончил мужчина, перевел дух и спросил у девочки: — Как мама с папой?

— Хорошо, — ответила она и принялась за свое начавшее таять мороженое.

— Слушаешься?

Девочка кивнула, подавив вздох, потом спросила:

— Пап, мама узнать просила, ты придешь в субботу нам помогать картошку копать?

— Приду, — согласился мужчина, тоже вздохнул и добавил: — Куда ж я денусь…

Чистякова с интересом осмотрела эту пару, потом, наклонившись над своим мороженым, тихо спросила Веру:

— Интересно, кем это он ей приходится?

— Первый папа, наверное, — ответила Вера.

— Эх, — вздохнула Чистякова, — если бы моя мама за всех своих любимых замуж выходила!.. Водили бы они меня в кафе, разговаривали со мной… Была бы я умная…

— Размечталась, — сказала Вера.

И вдруг она увидела Сергея. Он подошел к стойке бара, барменша поставила перед ним бутылку "фанты" и стакан. Сергей принялся пить прямо из бутылки.

Вера отвернулась.

Чистякова с аппетитом доедала свое мороженое. Вера тоже немного поковыряла и, не выдержав, опять посмотрела на Сергея.

Он сказал что-то барменше, та засмеялась.

— Послезавтра Андрюшу провожаем, — сказала Чистякова. — Пойдешь?

Вера пожала плечами.

— А писать ему будешь?

Вера опять пожала плечами.

— Он же любит тебя.

— Он пусть и пишет…

Тут Чистякова увидела Сергея и преобразилась. Закидывая ногу на ногу и растягивая слова, произнесла:

— "Я тащусь от него, как удав по пачке дуста!"

Сергей отставил бутылку, напрягся и вспомнил, кто это.

— "Я не верю в страсть повес! Я без них в застое! Мимолетный интерес меня не устроит!.." Бросил меня! Я стою одна! Танцы кончились! Вокруг дерутся! Где мужское плечо, за которое можно спрятаться?.. Исчезло! Растворилось! Я пришла домой чуть живая!

— Здравствуй, Вера! — сказал Сергей.

Вера кивнула.

— "Слабой песенкой возник лучик однобоко… Уважаемый Сергей, я так одинока!" — Чистякова встала, подошла к Сергею и обняла его. — Это все я сама сочинила, — прошептала она ему в ухо. — Хорошо, правда?

— Замечательно! — ответил Сергей.

— А вот Вера говорит, что от моих стихов чесаться хочется, — пожаловалась Чистякова.

— Ну Вера, наверное, Пушкина любит? — спросил Сергей, освобождаясь от объятий Чистяковой.

— Люблю, — сказала Вера.

— Да! И Толстого с Достоевским, — иронически добавила Чистякова.

— А меня ты будешь любить, Вера? — Сергей сел напротив.

— Нет.

— Почему?

— Что-то я ничего не понимаю! — встряла Чистякова.

— Ты очень красивая, Вера.

— Я знаю.

— А я? — спросила Чистякова, удивленно осматривая то Сергея, то Веру.

— Вера, ты мне очень нравишься!

— Мужчина! Угомонитесь! Она несовершеннолетняя. Вас посадят! — предупредила Чистякова.

— Я искал тебя, Вера. Ходил по улицам, всем женщинам в лица заглядывал…

— Ну и как лица? — спросила Вера.

— Так себе…

— Ну, ребята, — развела руками Чистякова. — Я нижу, тут рождается большое, светлое, советское чувство!.. Не буду мешать твоему счастью, подруга! — Чистякова встала.

— Лен, ты только далеко не уходи, — попросила Вера.

Чистякова села за соседний столик к изумленно смолчавшим отцу с ребенком.

— "Счастье, как воробей, что на ветке сидит, — продекламировала она. — Эту ветку качнет, и оно улетит…" Это я сама сочинила. Правда, здорово?

— В общем… да… — согласился мужчина.

— Сигаретой угостить? — предложила Вера Сергею.

Он покачал головой, поинтересовался:

— Так и будем сидеть?

— Можем в кино сходить, — ответила Вера.

— А откуда вы так хорошо знаете обычаи индусов? — спросила Чистякова у соседа, принципиально не глядя в сторону Веры.

А Вера понимала, что все будет так, как захочет он…

И он это понимал…

Никаких сил у Веры больше не было…

Комната в общежитии была довольно грязная. Стены с облупившейся голубоватой краской. Над столом фотография иконы "Мадонна с младенцем", раскрашенная фломастером и в рамочке. Сосед по комнате купил ее на базаре у цыган. На пыльном полу, в уголке, штук двадцать пустых бутылок из-под шампанского.

Стонущие пружины железной кровати действовали на нервы.

Вера даже не успела разобраться, что она чувствует к этому человеку. Его холодные глаза действовали на нее, как и на других женщин, завораживающе. Казалось, за ними кроется большая внутренняя сила. А на самом деле за ними не было ничего, кроме скуки.

Уверенные крепкие руки налили Вере в стакан шампанского, потом ловко раздели, и она очнулась, когда по мозгам ударил скрип пружин. Но он вскоре прекратился. И глухо застучало в мозгу: надо собираться домой, трамваи ходят редко…

— Который час? — спросила Вера.

Сергей зажег настольную лампу и сказал:

— Одиннадцать!

— Мама! — воскликнула Вера и кинулась к соседней кровати, где была брошена ее одежда. В две секунды напялила ее на себя.

— Как пожарник! — восхищенно сказал Сергей. — Тебя проводить?

— Ты что? Соседи увидят. Родители меня убьют!

— Кошмар!

Вера подошла к Сергею. Он лежал, улыбался, положив руки под голову. Светлые волосы спутались.

Вера нагнулась, поцеловала его.

— Все, — вздохнула она, — побежала я…

— Под ноги смотри, не спотыкайся.

Проходя мимо стола, Вера взяла пустую бутылку из-под шампанского и поставила в угол к остальным. На пороге комнаты обернулась, посмотрела на Сергея и спросила:

— Ты любишь меня?

— Разумеется, — ответил он.

Вера бегом спустилась по лестнице. В голове почему-то крутилась песня, которую они орали с Чистяковой в школе на переменах: "Организованной толпой коровы шли на водопой! Какой позор! Какой позор!".

Недалеко от общежития была трамвайная остановка. Трамвай собирался тронуться, но, увидев несущуюся Веру водитель открыл задние двери.

Вера жила на Левом берегу города. Ехать надо было минут тридцать.

На Правый и Левый берега город разделяла маленькая речка, протекавшая недалеко от завода. Эта же речка разделила на две враждующие половины подростков, и стоило кому-нибудь с той или иной стороны оказаться во враждебном районе, если его замечали во дворах, то избивали без лишних разговоров.

Каждый вечер в поисках острых ощущений парни с Левого берега ехали на танцплощадку Правого и — наоборот. И поэтому почти каждый вечер на обеих танцплощадках дрались…