Экипаж - Митта Александр Наумович Страница 4

Она стала искать платок. Игорь достал свой, кончиком вытер ей слезы и пошел переключил музыку. Потом сел рядом с Тамарой и обнял ее за плечи:

– Это, как говорит мой отец, «дело былое»… Но вообще-то, если человек не вспоминает о своих неудачах, не переживает – значит, бесчувственная скотина. Так что плачь на здоровье – теперь-то у тебя все в порядке.

– Теперь все в порядке, – грустно подтвердила Тамара.

Вечером четырехэтажный поселковый дом светился разноцветными прямоугольниками окон. За одними виднелись обтянутые оранжевым шелком абажуры, каких в большом городе уже не встретишь, за другими – современные светильники, за третьими – голые лампочки.

…У себя на кухне Аля защипывала пельмени. Ей помогала подруга, такая же молодая и почти такая же красивая.

– Смотри, Алька, доиграешься, – говорила подруга. – Не сходи с ума! Тебе такой золотой мужик достался.

Аля не ответила. Подруга отнесла в холодильник доску с готовыми пельменями, вернулась и высказала новую мысль:

– Ну, заведи себе кого-нибудь. Может, тогда беситься перестанешь.

– При живом-то муже? – презрительно сказала Аля. – Нет, это уж пускай другие. А я не такой человек.

– Тогда терпи.

Аля поджала губы.

– А я что делаю? Только и терплю. Уже пять лет терплю.

…Не остывший еще от рабочего азарта, Ненароков ходил по комнате, а сын Алик, крепко обхватив его правую ногу и поставив ножки на отцовский ботинок, путешествовал вместе с ним.

– Пятый день, а вода держится, – рассказывал Ненароков жене. – Кое-где аж до крыш доходит… Мы зависли над дымом, смотрю – на дереве скворечник. Низко-низко над водой… И представляешь: прямо как птичка, сидит на полочке мышь!

– Me… мы!.. – потребовал Алик.

– Тебе мышку? – Отец поднял его на руки. – Нельзя. Ее и не достать… Уйдет вода – она слезет, побежит искать своих деток.

– Мужчины! Садитесь кушать… Я вам пельменей наготовила! – позвала Аля. Подруга вынесла из кухни большое блюдо пельменей.

…Они ужинали. На столе стояла бутылка красного вина, салат. Алина мать, седенькая и тихая, следила, чтоб ни у кого в тарелке не было пусто. Аля ела с аппетитом и при этом весело болтала:

– Ну эта Машенька Филатова, я просто не могу! Такая крохотулечка, такая пупочка – и скочет, и скочет, и скочет!.. У меня в классе три девочки тоже занимаются, но они как медвежатки…

– Угу… Угу, – поддакивал с полным ртом Ненароков. Алик ничего не ел: возил ложкой по тарелке и канючил:

– Чу ча… Чу ча… Чу ча!..

Мать рассердилась:

– Опять «чу ча»! Что это еще за «чу ча»? Скажи: «Хочу чаю»! По-русски скажи, а не по-китайски. А то не получишь ничего!

Алик хотел что-то ответить, но слова совсем не получались. Тогда он заплакал – прерывисто, как будто и плакал заикаясь.

Ненароков заступился за сына:

– Ну что ты, Аля? Раз не хочет человек… Не надо было шоколадку давать.

– Значит, я виновата? – сразу бросилась в атаку Аля. – Ты знаешь, как воспитывать, а я нет?.. Попробовал бы отказать, когда ребенок плачет!..

– Ой! Мне ведь к Жанне еще надо! – вспомнила вдруг Алина приятельница и поспешно встала из-за стола. – Всем спасибо, до свиданья!

Аля и не заметила ее ухода. Глядя горящими глазами на мужа, она кричала:

– Носишься неизвестно где! А потом приезжаешь и учишь!

Теща вздохнула и накрыла пельмени миской, а сверху полотенцем: знала, что теперь не скоро к ним вернутся.

– Почему «носишься»?.. – слабо отбивался Ненароков. – Я работаю…

– А я не знаю, работаешь или не работаешь! Может, нашел какую-нибудь и к ней летаешь!

Ненароков не удивился дикой несправедливости этого обвинения, давно уже привык. Он сказал только:

– Аля, Аля… Что ты плетешь?

Взял сигареты, спички и пошел на крыльцо курить.

…Он курил, глядя на прозрачный кружок луны в еще не потемневшем небе и вспоминал, как пять лет назад он приехал сюда, в этот городок, чтобы предложить Але руку и сердце. Нашел он ее на танцах, в клубе…

Аля увлеченно танцевала, подняв над головой красивые плавные руки, и не сразу заметила, что Валентин машет ей фуражкой. А когда заметила, бросила партнера, старшего лейтенанта, и побежала к Ненарокову. Ее провожали внимательные мужские взгляды, а старший лейтенант, не разобравшись в ситуации, даже пошел следом, чтобы вернуть Алю. Но увидел ошалелые от любви глаза Ненарокова, увидел, как Аля протянула ему навстречу руки, и свернул с курса.

– В отпуск? Или командировку? – растерянно и радостно спросила девушка.

– Приехал предложить руку и сердце, – ответил Валентин сияя. – Алечка! Завтра подаем заявление!

– Ты что придумал? Я же не могу уехать, – испугалась Аля. – Сто раз тебе объясняла: я целевая студентка, меня только через два года отпустят…

– Да не надо никуда уезжать! – продолжал радоваться Валентин. – Я сам к тебе приехал. Насовсем!

– А комната московская? Забронировался? – спросила с надеждой мать.

Разговор продолжался дома у Али, в той самой квартире, где они жили и теперь.

– Нет! Выписался с концами!

Только сейчас Валентин заметил Алино смятение, даже испуг. И счастливое опьянение, в котором он пребывал всю дорогу от Москвы, начало улетучиваться.

– Ну, подождали бы два года… Я бы к тебе приехала. Все-таки Москва, – неуверенно сказала Аля.

– Да не хочу я ждать! Не собираюсь!.. Мало ли что может случиться за два года? Верно, Евдокия Петровна?

Алина мать ничего не ответила, только вздохнула. И Валентин продолжал, словно уже оправдываясь:

– Алечка у вас красавица, умница. И характер золотой!.. От женихов, я это точно знаю, отбоя нет. Найдется какой-нибудь гусар и уведет!

– Гусар еще какой-то… Совсем с ума сошел, – сказала Аля и заплакала.

– Ничего подобного. Самое разумное решение… Я тебя люблю, ты меня любишь, мама у тебя хорошая, добрая… Прекрасно будем жить: стану работать в малой авиации. Не всем же на «Илах» летать!

Продолжая всхлипывать, Аля улыбалась ему и кивала головой.

Когда Ненароков вернулся в комнату, теща сидела и смотрела телевизор, боясь обернуться: не любила скандалов. А жена, вывалив на стол из вьетнамской шкатулки семейный архив, яростно рылась в фотокарточках. Все фотографии, на которых Аля была снята вместе с мужем, она рвала на мелкие кусочки. Весь пол был уже усеян серыми клочками.

– Ну чего ты творишь? – сказал Ненароков устало. – Ведь завтра жалеть будешь.

– Я об одном жалею! – закричала Аля. – Что дура была, что позволила тебе мою жизнь испортить!

Разбуженный криком, захныкал в соседней комнате Алик. Ненароков пошел утешать, но Аля опередила его, первая подбежала к детской кроватке.

– Не плачь, солнышко, не плачь! Ты мое солнышко, ты моя радость! Ведь ты мое солнышко? Ты моя радость?

Она стала совать сонному Алику какое-то печенье. Ненароков с неудовольствием смотрел, как падают в постель жесткие крошки.

– И не нужен мне больше никто! – сказала Аля, повернувшись к мужу. – Не нравится тебе с нами – уходи! Подавай на развод, пожалуйста. Хоть завтра!

– Ну что ты, Аля! Ну зачем нервничать?.. Я ж тебе, по-моему, ничего обидного не сказал.

Все ссоры кончались у них одинаково…

В комнате Скворцова было темно. Играла тихая музыка. Игорь с Тамарой лежали в постели. Она приткнулась щекой к его плечу, а он, глядя в потолок, говорил убежденно:

– Бывают мужчины, которые женятся. На здоровье! Дай им бог счастья… А есть, которые не женятся до конца жизни. Вот я как раз из таких. Не буду врать, я влюблялся – и не один раз, и очень серьезно… Но никогда, ни одной я не давал никаких обещаний. Потому что знал: семейная жизнь – это мимо… Без меня. Ничего не обещал и никого не обманул!

– Это мне в тебе и понравилось: независимость и откровенность… Ну, не только это, но это тоже, – сказала Тамара и поцеловала его в плечо. Он обхватил ее голову, крепко прижался губами к губам. Но тут зазвонил телефон.