Кровные узы (Hellraiser: Bloodline) (ЛП) - Коллектив авторов Страница 4

— Это не сказка, Огюст, — протестует Филипп. — Я видел это собственными глазами. Шкатулка способна открывать дверь в преисподнюю!

— Филипп, мы живем в Эпоху Просвещения, а не в Темные века. Миром управляют Логика и Здравый смысл. Мы даже от Бога ухитрились избавиться. Следовательно, если нет Бога, нет и Дьявола, а если нет рогатого, то и преисподняя не существует.

— Но я же видел! Стоял прямо возле окна!

Уловив нотки возмущения в голосе друга, Огюст отвлекается от работы и смотрит на распыленного юношу.

— Ну что ж, — профессор пытается рассуждать логически. — Давай предположим, что ты прав. Заказ герцога, который вы с Женевьевой с самого начала считали странным, оказался чем-то вроде сделки с дьяволом. Шкатулка открывает дверь в преисподнюю, а всякая открытая дверь может быть закрыта. Не так ли?

— Все верно, но радости от этого как-то маловато, Огюст, — хмурится Филипп. — Шкатулка теперь принадлежит людям, которые меньше всего заинтересованы в том, чтобы закрывать ту дверь.

— Тогда решение проблемы, фигурально выражаясь, заключено в твоих руках. Ты спроектировал механизм, который, как ты боишься, способен призывать демонов.

— Именно так.

— Что же тебе мешает спроектировать механизм, способный уничтожить их?

Огюст откладывает скальпель, склоняется над трупом и обеими руками разрывает грудную клетку покойника. Филипп наблюдает за действиями друга и внезапно на него нисходит озарение.

Торговая мастерская Лемаршана.

Полдень. Сквозь открытое окно светит солнце. Верстак завален чертежами и набросками. В них прослеживаются некоторые изменения «Конфигурации плача» — преображение первичного механизма во что-то другое.

В данную минуту Лемаршан работает над финальным чертежом. Шесть граней шкатулки раздвинуты. Из каждой в центр чертежа уходят линии, образуя нитевидную структуру, напоминающую распутанный клубок. Форма шкатулки — полная противоположность того, чем она являлась. Линии меняют сам облик механизма. Сходящиеся в центре линии и узлы выглядят как некое подобие «Колыбели для кошки» и в то же время являются цельной, логической конструкцией.

Филипп с улыбкой проводит пальцами по сгустку энергии в центре чертежа. Постепенно он начинает понимать, что должен сделать и как разрушить свое изобретение.

Дверь в мастерскую открывается. Входит Женевьева.

— Филипп? К тебе посетитель.

Он отрывает взгляд от чертежа и шумно вздыхает, не в силах скрыть волнение. В дверном проеме рядом с женой стоит Анжелика.

— Принцесса…

— Повелитель игрушек, — в схожей манере ответствует та.

Женевьева по-прежнему рядом. Анжелика обращает на нее раздраженный взор.

— Спасибо. Можешь идти.

Филипп отсылает возмущенную жену прочь, извиняющимся взглядом стараясь объяснить, что ее присутствие нежелательно. Анжелика с удовольствием наблюдает, как закрывается дверь. Пока мастер встает и заслоняет собой чертежи, дабы гостья не увидела плоды его трудов, та бесшумно поворачивает ключ в замочной скважине.

— Прошу прощение. Мне следовало известить вас о своем визите.

— Это честь для меня. Я… я…

Филипп не в силах закончить предложение. Ему страшно. Что все это значит? Пусть сейчас день и девушка ведет себя миролюбиво, все же воспоминания позавчерашней ночи по-прежнему сильны. Он знает, на что та способна.

Анжелика ласково улыбается и делает шаг, затем другой.

— Я вас пугаю? Как интересно.

— Вы застали меня врасплох. Я работал.

— И что же вы делали, Филипп? Могу я называть вас Филиппом? — Получив в ответ утвердительный кивок, принцесса увереннее приближается к нему. — А вы должны называть меня Анжеликой. Прошу, скажите это…

Она подходит совсем близко и почти шепчет ему на ухо.

— Пусть ваши губы произнесут мое имя.

Свет в комнате как будто начинает тускнеть, словно кто-то зашторил окно или началось солнечное затмение. Постепенно вокруг них густится тьма, растворив очертания комнаты в своей массе. Филипп не может отвести взор от глаз гостьи. Он очарован ее красотой, но это не флирт и не грубая попытка искушения. Это — гипноз.

Чувствуя головокружение, мастер сквозь вымученный стон произносит ее имя. Взгляд Анжелики сосредоточен на его губах в тот момент, когда они начинают двигаться. Она заставила его вымолвить одно единственное слово, но, то с какой страстью он это сделал, напоминает кульминацию в финальный момент соития.

— Хорошо. Теперь мы друзья. Я предпочитаю вести дела только с друзьями.

— Дела? Вы говорите о музыкальной шкатулке? Моя работа вас разочаровала?

— Напротив. Она меня покорила. В некоторой мере даже изменила, — принцесса загадочно улыбается, как будто знает о том, что он видел. — Мне и моим покровителям нужно больше, Филипп.

— Но кто они?

Глаза Анжелики в полутьме сверкают словно алмазы.

— Мужчины и женщины, наделенные большой властью. Все они готовы воздать гению за его труды. Только подумай. Золото. Слава. Внимание красивых женщин…

— Я женат.

— Ах! Так вот кто та юная особа, — звонко смеется принцесса. — Что ж, в любом случае ты сможешь получить все что пожелаешь. Слава о тебе как о великом изобретателе разнесется по всему миру.

— Я знаю, герцог богат, но его влияние не беспредельно.

— Ты о ком? О де Лиле? — Она смеется еще громче. — Забудь о нем. Он всего лишь посредник. Это его слова, помнишь? Когда я говорю «власть», я подразумеваю настоящую Власть, ну а воздаяние подразумевает подлинное Воздаяние.

— Чем больше золота, тем больше риска. Не так ли?

— Твоя осторожность мне понятна. Ты слышал странные истории и видел что-то, что не укладывается в твоем сознании. Помни главное — ты в безопасности. Ты мой друг. Настоящий друг. — Она подносит тонкую кисть к его лицу и нежно проводит пальцами по щеке, — а настоящие друзья, как это принято, делятся всем. Например, секретами, которые не положено знать даже женам.

Их взгляды прикованы друг к другу. Филипп делает слабую попытку ее поцеловать. Дверная ручка начинает бешено вращаться.

— Филипп? Филипп!

Атмосфера в мастерской мгновенно приходит в норму. Едва Анжелика покидает интимную зону мастера, мрак тотчас рассеивается. Из окна проникают солнечные лучи. Филипп не сразу понимает, как оказался в полусогнутой позе. Услыхав голос жены, он выпрямляется, смотри на дверь. Звучит его напряженный голос:

— Анжелика…

Принцесса тем временем подходит к двери и дотрагивается до ключа.

— Да?

— Я согласен.

— Вместе мы свершим много великих деяний и познаем множество чудес, — улыбаясь, произносит та. — Этой ночью во Дворце грез будет маскарад. Ты приглашен на торжество. Там ты встретишь новых покровителей. Там тебя ждет новое будущее.

Она открывает дверь и впускает Женевьеву. Секунду девушки смотрят друг на друга. Взгляд против взгляда — словно немой диалог, но вежливый из них только один. Затем Анжелика уходит, оставляя Женевьеву и Филиппа в неловкой ситуации.

Солнце светит сквозь рваные облака. За городом поют птицы. Шумят кроны деревьев. Коттедж Лемаршана стоит на краю густого леса. Неподалеку за Сеной виднеются крыши Парижа.

Анжелика выходит из коттеджа и спускается по деревянным ступенькам. За низеньким забором у сельской дороги ее ждет экипаж. Со стороны леса навстречу идет осанистый мужчина в светло-сером сюртуке, с изящной тростью в руках.

Поравнявшись с принцессой, Огюст де Маре склоняется в почтительном поклоне, как того требует этикет. В ответ Анжелика едва заметно кивает, дав понять, что правила соблюдены. Некоторое время оба изучают друг друга с любопытством и недоверием, как будто чувствуя, что один представляет угрозу для другого.

Доктор уходит своей дорогой и поднимается к двери, но Анжелика продолжает неотрывно следит за ним черными как уголь глазами.

Одним молниеносным движением Филипп хватает с верстака пачку набросков и, впившись в них пальцами, начинает терзать словно стервятник погибающую добычу. Клочки бумаги летят во все стороны. Прежде чем мастер успевает схватить главный чертеж, из-за спины доносится предостерегающий голос Огюста.