Рене Аллио - Недостойная старая дама Страница 5

Попивая кофе, Пьер сперва почти не слушает Эрнеста, но мало-помалу до него начинает доходить то, о чем он, в сущности, и не помышлял, — что смерть старика Бертини, может быть, означает для них конец их нищенского существования. Однако бесцеремонность Эрнеста его все-таки раздражает.

А тут еще Розали шепчет в трубку какие-то нежные слова, может быть, желая поддразнить Пьера.

Эрнест. Конечно, это меня не касается, но если все остальные Бертини ничего не имели бы против… Кстати, что говорит Гастон?.. И что говорит Роз?

При упоминании о Роз Пьер сострадательно пожимает плечами, продолжая неотступно следить за «маневрами» Розали. Наконец это доходит и до Эрнеста.

Эрнест (Розали). Эй! Этот разговор когда-нибудь кончится? (Пьеру.) И тебя зацепила… Ну что ж, это нетрудно! Она тут рядом, в ресторане, работает. Недавно появилась, но дружков уже хоть отбавляй! Становись в очередь, у тебя есть шансик!

Пьер уже выпил кофе и, смущенный и раздраженный болтовней Эрнеста, почти выбегает из бистро. Розали в ту же минуту вешает трубку, подходит к стойке и облокачивается на ее край.

Эрнест (едко). У меня вот никаких шансиков! А у него есть!

Розали (улыбаясь). Когда ты заткнешься?! Язык, как у потаскушки!

Дом Бертини. Утро.

Люсьен играет со своим новеньким грузовичком на кухне. Он бегает вокруг стола, между стульев, натыкаясь то на одного, то на другого Бертини, собравшихся здесь. Тягостное молчание нарушается лишь пыхтением и урчанием Люсьена, подражающего шуму мотора. Мадам Берт и Виктория подают кофе.

Альбер уже одет, Гастон, в брюках и майке, бреется перед раковиной. Невыспавшийся, в пижаме, Шарль милостиво разрешает своей мамаше приласкать его. Робер стоит у окна, Роз с распухшими от слез глазами сидит за столом.

Мадам Берт (прерывая молчание, очень мягко). Благодарю тебя, Гастон, и тебя, моя Роз, но я не пойду к вам жить. Я предпочитаю жить одна и остаться в этом доме.

Всеобщее молчание. Мадам Берт присела.

Все пьют кофе. На клеенке стола играют солнечные блики. Альбер машинально листает оставшуюся на столе бухгалтерскую книгу. Люсьен шумно возится со своей игрушкой. Виктория пытается его утихомирить.

Мадам Берт (все так же спокойно). И если вы решили продать типографию, я могу этим заняться. Мы с вашим отцом уже подумывали об этом и даже кое с кем повидались.

Симона. А! И уже есть покупатель?! Прекрасно! Если вы уже этим занимались, мы можем оставить вам доверенность. Не правда ли, Гастон? (Аль-беру.) Это было бы самым разумным решением… (Мадам Берт.) Надо смириться, мамочка!

Мадам Берт. Я знаю, Симона.

Робер. А как же ты станешь жить, моя маленькая Берт?

Мадам Берт. Может быть, каждый из вас согласился бы мне немного помогать. Совсем понемногу, лишь бы это было регулярно. Скажем, раз в месяц или в три месяца, как вам будет удобнее.

Мадам Берт говорит спокойно и убедительно, поочередно поглядывая на каждого. Робер улыбается ей. Гастон, вытирающий после бритья лицо, настороженно поглядывает из-под полотенца. Удрученный Альбер опускает глаза, а Виктория закашлялась. Только что вошедший Пьер удивлен общим молчанием. Мадам Берт увидела его ошеломленное лицо и улыбнулась ему.

Яркий солнечный день. На маленькое пригородное кладбище, зажатое меж высокими стенами ограды, над которыми возвышаются многоэтажные стандартные дома, пришли отдать последний долг соседи и друзья покойного. Старика Бертини уже опустили в могилу. По временам слышится то щебетание птиц, то далекие шумы города, то поскрипывание гравия под ногами расходящихся людей. Постепенно громче становятся разговоры, которые ранее велись шепотом. Шум отъезжающих машин смешивается с негромкими окликами, предложениями подвезти.

На центральной аллее, в том месте, где она расширяется и идет к воротам и ларькам цветочниц, все Бертини окружили тесным кольцом мадам Берт. Черное пятно их траурных одежд резко контрастирует с белизной гравия и мраморных памятников.

Робер и Альбер удерживают Ганди, собравшегося было уходить вместе со всеми знакомыми. Гастон подходит к цветочнице.

Обе снохи держатся вместе. Симона в трауре, но в очень элегантном парижском костюме. Темные очки скрывают глаза, в которых, наверно, нет и не было слез. Виктория, в своем давно вышедшем из моды и очень стареньком черном платье, тихонько плачет, держа за руку Люсьена. Рыдающая Роз, под длинной траурной вуалью, крепко прижимается к мадам Берт, Старушка удовольствовалась тем, что к своему каждодневному платью прибавила лишь черную шляпку о крепом и старую сумочку.

Робер подводит к ней Ганди. Она заключает его б свои объятия.

Мадам Берт. Что же ты станешь теперь делать?

Ганди. Уеду, Берт. Поеду к дочке, в Систерон. Она берет меня к себе. Буду у нее овец пасти.

Мадам Берт (нежно). Станешь старым пастушьим псом.

Наконец Бертини направились к воротам. В тени, у входа, Гастон расплачивается с цветочницей.

Гастон (цветочнице, заканчивая разговор). …Два раза в месяц, в большой фаянсовой синей вазе с надписью: «От любящего сына».

Улица, идущая вдоль ограды кладбища, уже опустела. Перед воротами стоят лишь «мерседес» Гастона, грузовик Альбера да еще старенькая двухместная спортивная машина Робера. Альбер в порыве нежности ведет мадам Берт к своему грузовику.

— Идем, идем, я тебя отвезу домой. — Повернувшись к Виктории, он бросает: — А ты поезжай с Гастоном.

Виктория поворачивается, но в ту минуту, когда Альбер открывает дверцу кабины грузовика и мадам Берт послушно собирается уже влезть, к ним подскакивает Гастон.

— О чем ты думаешь, Альбер! — Он возмущенно указывает на грузовик. — В такой день, как сегодня! — Обнимая мадам Берт за плечи, он говорит: — Пойдем, моя дорогая, со мной тебе будет удобнее!

Альбер не произносит ни слова. Опустив руки, униженный, стоя возле открытой дверцы кабины, он глядит с тоской, как Гастон усаживает покорную старушку в «мерседес».

Все три машины друг за другом едут к дому по залитым солнцем улочкам пригорода. Впереди с шумом и треском идет машина Робера, который посадил с собой Ганди. Мягко скользит черный «мерседес» Гастона. Подпрыгивая на ухабах, движется грузовик Альбера, в который он усадил всю свою семью.

Надпись: «МАЙ».

Дом Бертини. Вечер.

Мадам Берт в одиночестве сидит за столом в кухне. Перед ней тарелка супа и сухари.

Просторная кухня чисто и аккуратно прибрана. Через раскрытое окно доносится шум улицы. По временам чьи-то громкие возгласы лишь подчеркивают тишину и покой комнаты.

Мадам Берт, сидя спиной к окну, заканчивает свой одинокий скудный обед. Затем она поднимается, достает из буфета бутылку, в которой на донышке осталось немного вина, и коробку печенья. Наливает себе вина и, тщательно закупорив пустую бутылку, снова прячет ее в шкаф. Присев, старушка смачивает печенье вином и начинает медленно и осторожно жевать, то и дело опуская его в стакан с вином. Съев печенье, мадам Берт допивает маленькими глотками вино. Где-то неподалеку проходит поезд, слышится его шум.

Положив коробку печенья в буфет, пожилая женщина достает оттуда мешочек сухих трав, засыпает горсть липового цвета в большую чашку, заваривает кипятком крепкий настой. Поставив дымящуюся чашку на стол, мадам Берт моет в раковине посуду, ставит ее сушить. Наконец она усаживается пить свой липовый цвет, но ее внимание привлекают громкие крики с улицы.

Заинтересовавшись, что там могло случиться, мадам Берт, захватив чашку, подходит к окну, ставит чашку на подоконник и выглядывает. Но там уже все успокоилось. Мадам Берт, глядя, как за окном спускается вечер, пьет свой настой маленькими глотками. Из окна виден дворик, где мадам Берт стирала белье, — теперь на веревках для сушки белья висят лишь прищепки. А дальше — другие дворы, где сушится белье, играют ребятишки, женщины переговариваются через забор, маленькие домики, рядом с высоким доходным домом с плоской крышей, на балконах которого тоже развешано белье…

По другую сторону видна часть улицы между двумя домами — там девушка кокетничает с юношей. Проходит автобус.

Немного подальше, за крышами, спускающимися вниз, виднеются деревья, а за ними — подъемные краны порта. Пыхтя и дымя, проплывает вдали буксир, небольшие грузовые суденышки выстроились вдоль мола. Тут же — свежеокрашенный черный гидросамолет. Спокойное, тихое море и высокий скалистый мыс у Ровского канала. По временам из порта доносится далекий шум.

Мадам Берт допивает свое питье и, сполоснув чашку, возвращается к окну. И вдруг она резко поворачивается к буфету, выхватывает оттуда пустую бутылку и выходит из кухни.