Наталья Старосельская - Виктор Авилов Страница 10

Конечно, это — мысли уже «позднего» Авилова, артиста, осознавшего свою миссию, проникнувшегося насквозь духом высокой и благородной профессии, в которой главным для него было — служение. Не случайно он называл себя «идеологом». Но кто может точно сказать, когда эти мысли впервые зародились, когда начали они тревожить будущего первого артиста Театра на Юго-Западе? И может быть, попытки Авилова уйти из театра, о которых вспоминал Валерий Белякович, были связаны и с этим ощущением недовоплощенности, потребности в чем-то совсем ином? И значительно позже, когда Виктор Авилов стал уже признанной звездой, может быть, именно эти мысли заставляли его метаться по антрепризам, отыскивая те самые «рамки», в которых сильно и остро проявится то, что еще не успело, не смогло проявиться на родных, в сущности, единственных в жизни подмостках? Кто знает…

Кстати, спустя годы именно с этими водевилями будет связана та самая забавная история, о которой обещано было рассказать.

Спектакль должен был скоро начаться, Сергей Белякович и Виктор Авилов уже загримировались для своих «мамаш» — они сидели в курилке в длинных платьях, париках, накрашенные, готовые к выходу. И вдруг за кулисами пролетело: «Наших бьют! Режиссера бьют!..» Забыв о том, что они в женском обличье, Сергей и Виктор рванули к входной двери. Там действительно завязалась драка (легенда гласит, что это пришли воевать за свое помещение бывшие регулярные посетители винной точки, находившейся там, где поселился театр). На Валерия Беляковича напали сразу двое. Не думая ни о чем, артисты бросились в бой. А тут, неизвестно каким образом, оказался фотокорреспондент английской газеты. Несколько дней спустя весь Лондон мог прочитать на первой полосе заметку о том, что в Москве открылся театр юго-западной шпаны, в котором в драку ввязываются даже женщины… Это была первая слава — первое упоминание о Театре на Юго-Западе за границей. Спустя несколько лет Англия будет покорена спектаклем «Гамлет», сыгранным «московской шпаной», — покорена и побеждена…

Но вернемся к началу, к первым юго-западным сезонам, когда Валерий Белякович еще постигал основы профессии на режиссерском факультете ГИТИСа, а Виктор Авилов водил свой МАЗ по стройкам.

Следующей работой молодежного театра-студии стал спектакль по рассказам А. П. Чехова «Старые грехи», тоже удержавшийся в репертуаре на несколько десятилетий. Авилов вспоминал: «Отбор сцен для „Старых грехов“ проводился строго. Вначале мы репетировали 23 рассказа. Конечно, это было много. Реально осталось десять. Постепенно отсекалось все „инородное“. Скажем, репетировали рассказ Чехова „То была она“, потом оставили его и заменили рассказом „На чужбине“. Спектакль от этой замены только выиграл».

К этому спектаклю Валерий Белякович подошел со всей серьезностью — «Старые грехи» должны были стать его дипломной работой. Он уже попробовал показать Борису Ивановичу Равенских несколько чеховских рассказов, поставленных в ГИТИСе, и мастер остался доволен своим учеником. Работая над спектаклем в Театре на Юго-Западе, Белякович не захотел ограничиться только чеховской прозой — он составлял свою композицию, включая в нее письма Антона Павловича, штудируя его наследие и мемуары о нем, чтобы проследить путь становления писателя от Антоши Чехонте к Мастеру, покорившему весь мир. В основном ткань спектакля была сплетена из юмористических рассказов, но Валерий Белякович и его молодые артисты уже не ставили перед собой задачу рассмешить, «завести», «добавить жару» — скорее, их целью было показать, сколь грустна и скудна, в сущности, жизнь, если так мельчают, так забавно выглядят в ней обыкновенные люди.

Белякович не просто ставил спектакль — он старался погрузить своих артистов, насколько это было возможно, в атмосферу жизни и творчества Чехова: водил их на экскурсии по любимым местам писателя в Москве, вывозил в Мелихово, в Дом-музей А. П. Чехова в Ялте, где можно было насладиться прогулкой по посаженному Антоном Павловичем уникальному саду, послушать шум моря, ощутить всей кожей атмосферу курортного города, в котором происходили те или иные события чеховских произведений. Это был своего рода мастер-класс. Все вместе они впитывали дух жизни писателя и его творчество, читая подряд тома собрания сочинений, обмениваясь впечатлениями…

Виктор Авилов играл в «Старых грехах», как и многие другие, несколько ролей. Они были ярко комедийными, с перехлестами, щедрой импровизацией, но в большинстве этих юмористических персонажей уже сквозила характерная для Авилова более позднего времени грустинка о судьбе этих людей — таких нелепых, жалких. И не по своей вине. По крайней мере, отнюдь не всегда по своей вине — ведь жизнь сложна и жестока, не у каждого достанет сил противостоять ей… Некоторые его персонажи из этого старого спектакля помнятся по сей день той щемящей нотой, которую он, может быть и чисто интуитивно, в них, в их судьбах расслышал и — запечатлел для нас, зрителей… Таким был, в частности, Альфонс Шампунь из рассказа «На чужбине».

Вряд ли стоит напоминать содержание этого широко известного рассказа о помещике, от скуки полюбившем за трапезой поносить французов, и его, фактически, приживале, который вынужден безропотно все сносить. Впрочем, он порой начинает роптать, вставая на защиту своих соотечественников и своей родины. Он смешон, карикатурен, этот Альфонс Шампунь, но отчего-то подкатывает ком к горлу — грех смеяться над маленьким, почти сжавшимся в комок человечком, в глазах которого — затравленность и тоска. Мука униженности, когда нельзя распрямиться, встать, высказать все, что думаешь, и уйти, гордо хлопнув дверью. Потому что некуда идти, совсем некуда…

Да, он был и жалок, и смешон, этот Альфонс Шампунь, худой, долговязый, нелепый, но порой в его взгляде из-под длинной рыжей челки вспыхивал такой огонь презрения и ненависти к своему мучителю, что, казалось, вот-вот он выпрямится и… И гас огонь от бессилия, от покорности недоброй судьбе, забросившей Шампуня так далеко «от берегов Отчизны дальней», что и не добраться уже туда никогда. Никогда…

Рассуждая об этой роли Авилова, Наталья Соколова справедливо писала: «Валерию Беляковичу этот актер обязан, по-видимому, дважды. Во-первых, тем, что в театре-студии были разработаны его способности актера комического и гротескного, рискованно-смелого в представлении. Во-вторых, тем, что Белякович угадал и помог развиться в нем дару перевоплощения и глубокого, на редкость заразительного переживания, его сильному природному темпераменту и тонкой интуиции.

За редчайшим исключением, драматические герои Авилова жаждут отдать себя. В бескорыстном стремлении к этому они способны поставить себя в комическое и нелепое положение, но любая подлость органически им чужда. Их отличает удивительная человечность. Сатирической жилки в актере Авилове нет: он почти всегда симпатизирует своим героям, проживая их сценическую жизнь с безоглядной самоотдачей и душевными затратами — как свою собственную».

Это был первый литературный опыт режиссера Валерия Беляковича и — можно без преувеличения сказать! — первый по-настоящему творческий опыт для его труппы. Диплом Белякович защитил с отличием, услышал от председателя комиссии, Евгения Рубеновича Симонова, очень дорогие слова: «Такого истинно чеховского спектакля в моей жизни еще не было…» Бесценные слова! — и не только для защитившегося с блеском режиссера, но и для его самодеятельного театра…

Итак, в репертуаре было уже два спектакля. Белякович задумался над восстановлением «Женитьбы», но уже не как «Женитьбы Коли Гоголя», а как новой и более серьезной постановки — все-таки он стал уже дипломированным режиссером, надо было думать о судьбе и репутации своего театра. А пока суть да дело, Юго-Запад стал предоставлять свою площадку музыкальным андерграундным коллективам, которые только здесь и можно было услышать. Концерты были бесплатными, и публика буквально ломилась на «Аквариум» с Борисом Гребенщиковым, «Зоопарк» с Майком Науменко, «Центр» с Сашей Синицыным. Здесь же, на Юго-Западе, выступали барды — Манана Менабде, Александр Башлачев, ленинградский клуб-театр «Суббота» и многие другие. Их выступления естественным образом вписывались в эстетику Юго-Запада, в проповедь свободы, в приоритет искусства импровизации над общепринятыми законами и «рамками».

Концерты давали артистам возможность отчетливее расслышать «ветер времени», осознать, какому же искусству они посвятили себя. Еще очень далеко было до таких спектаклей, как «Носороги», «Дракон», «Калигула», но опыт общения с музыкальным андерграундом не мог не сказаться в этих более поздних работах — пока все вперемешку откладывалось в копилку, сработать должно было позже. И Валерий Белякович отдавал себе в этом отчет — ведь он не просто руководил театром, он воспитывал своих учеников, прививал им совершенно особую эстетику, прививал умение думать и извлекать уроки из своих размышлений, осознавая окружающее не как посторонний мир, а как часть мира собственного.