Кристоф Мори - Мольер Страница 7

Смерть не очень-то торопится угождать господам наследникам. Пока ты собираешься пожить на счет умершего родственника, можешь и сам с голоду сдохнуть[31].

Жан Батист знает, что может рассчитывать на своего отца, но тот, не имея ни малейшего представления об открывающемся перед ним мире, будет призывать его к величайшей осторожности.

Четырнадцатого мая умер Людовик XIII. Последуют ли из-за этого какие-то изменения в жизни королевского обойщика? Новый король слишком юн, чтобы править (Людовику XIV всего шесть лет). Регентша Анна Австрийская, направляемая Мазарини, стремится к стабильности: двор не уедет из Парижа, чтобы завершить образование принца. Так думает Жан Поклен. Дальнейшие события покажут, что он ошибался.

Мазарини стремится продолжить дело своего предшественника. Но его темперамент подсказывает ему другие методы: наблюдать, вести переговоры, действовать гибко, отступить под напором событий, чтобы потом повернуть их к своей пользе. Соперники этим воспользуются и вмешаются. Однако тростник гнется, но не ломается. Это продлится восемнадцать лет — столько же, сколько правление Ришелье. Королева продолжает ходить в театр. Может быть, именно поэтому Мольер посвятит ей свою «Критику „Школы жен“»? Воспитывая своего сына Людовика, Анна Австрийская уделяет большое внимание драматическому искусству, спектаклям. Регентство предполагает достаточно времени, чтобы выстроить здание, каким бы оно ни вышло. В определенный момент, с приходом к власти нового короля, там можно будет найти себе местечко и обрести положение.

Эти соображения отсрочат официальное создание «Блистательного театра», 30 июня, в присутствии нотариусов Дюшена и Фьеффе, которые явятся на улицу Перль, чтобы зачитать и подписать соответствующий документ:

«Присутствовали лично: Дени Беи, Жермен Клерен, Жан Батист Поклен, Жозеф Бежар, Никола Бонанфан, Жорж Пинель, Магдалена Бежар, Магдалена Маленгр, Катрин де Сюрли и Женевьева Бежар… которые заключили по добровольному согласию между собой следующие статьи договора, объединяясь для того, чтобы представлять комедию, труппе же их дано наименование „Блистательный театр“. В силу оного договора никто не может выйти из труппы без уважительных причин, не уведомив о том за четыре месяца до срока, равно как и труппа не может уволить никого, не уведомив о том за четыре месяца заблаговременно. Кроме того, новые театральные пьесы, поступающие в труппу, будут в бесспорном распоряжении авторов, и никто не может жаловаться на то, какая роль ему достанется; напечатанные пьесы, если автор не вправе ими распоряжаться, поступят в распоряжение труппы, и решения будут приниматься большинством голосов, с учетом договора, заключенного по этому поводу между оными Клереном, Покленом и Жозефом Бежаром, которые должны по очереди играть роли героев, не нарушая прерогативы, которую они предоставляют упомянутой Мадлене Бежар, выбирать роль, какая придется ей по нраву; все вопросы, относящиеся к их театру и возникающие обстоятельства, как предвиденные, так и непредвиденные, будут улаживаться труппой большинством голосов, дабы никто не мог оспорить принятое решение; те же, кто выйдут из труппы по полюбовному согласию, с соблюдением вышеупомянутого правила о четырех месяцах, получат свои доли всех расходов, декораций и других вещей, внесенные со дня их поступления в труппу и вплоть до выхода, согласно их стоимости, оцененной сведущими людьми и утвержденной со всеобщего согласия; те же, кто покинут труппу из-за разногласий или кого труппа будет вынуждена выгнать вон из-за неисполнения их обязанностей, не смогут претендовать на раздел и возмещение расходов; те же, кто выйдут из труппы и злонамеренно не пожелают исполнять вышеозначенные статьи, будут обязаны возместить труппе ущерб, для чего будут заложены их экипажи и вообще всё нынешнее и будущее имущество, в каком бы месте и в какое бы время ни удалось их обнаружить…»

Юридически оформленный договор свидетельствует о серьезности предприятия:

Вот если б дикий свой язык вы изменили,Составив нам контракт в изысканнейшем стиле! —Наш стиль весьма хорош, и был бы я дурак,Когда б в нем изменить старался хоть пустяк (это говорит нотариус). —Ах, в центре Франции как варварски мы грубы![32]

Это не был ни стиль Мольера, ни манера выражаться, принятая в веселой компании друзей, мечтавших о славе, а строгий административный язык: именно так оформились чаяния каждого, кто мог считать себя профессиональным комедиантом, подписав юридически обязывающий документ. Нотариуса будут приглашать каждый раз, когда потребуется.

Договоров заключать придется множество: на аренду, на приобретение или установку декораций, контракт с актером… Всё будет тщательно задокументировано, чтобы актеры могли думать только о своем искусстве. Мадлена стала директором труппы. Жан Батист вложил в дело 630 ливров — свою долю материнского наследства и аванс из будущего отцовского. Арманде пять лет. Хотя она еще не входит в число подписантов, она участвует в жизни труппы.

Три месяца спустя, у другого нотариуса, «Блистательный театр» оформил договор аренды на зал для игры в мяч братьев Метейе[33]: они потребовали ежегодную плату в 1900 ливров, которую надлежало внести затри года вперед. Мари Эрве, бывшая в долгах как в шелках, заложила дом на улице Перль. Можно приступать к ремонту.

Всё должно быть самым красивым, самым блестящим; публике нужен комфорт, великолепие, определенная роскошь. Быстренько наняли четырех «музыкантов для службы комедиантам „Блистательного театра“ сроком на три года». Советовался ли Жан Батист со своими кузенами Мазюэлями в выборе этих четырех исполнителей?

Не все сделали карьеру, и, судя по всему, «Блистательный театр» стремился к блеску в ущерб искусству. Улицу перед входом в зал для игры в мяч заново вымостили, доверив эту работу Леонару Обри, мостильщику королевских резиденций, чтобы зрители не перепачкались в уличной грязи, или чтобы приезжали в каретах. И в театре будет чисто: «Мне не под силу будет поддерживать в доме чистоту, коли вы, сударь, будете водить к себе такую пропасть народу. Грязи наносят прямо со всего города»[34]. Разве что улицу не расширили!

Пока шел ремонт, «Блистательный театр» попробовал свои силы в Руане, на октябрьской ярмарке, потому что Руан был самым крупным городом поблизости от Парижа и театральные труппы часто там выступали. Тот год был отмечен большим успехом последней комедии Корнеля — «Лжец».

Именно в это время в Париж явился Жан Батист Люлли, преисполненный мечтаний и честолюбивых устремлений. Кардинал Мазарини выписывал из Италии самых талантливых своих соотечественников, чтобы те привносили во французскую столицу вкус и навыки, которые он хотел привить молодому королю.

«Блистательный театр» не замечал того, что происходит. Актеры следовали за своими мечтами — а это ненадежная дорога. Они быстро остались без зрителей и в долгах, не могли больше оставаться в зале Метейе и перебрались в зал «Черного креста» в квартале Сен-Поль[35]. Они подписали трехлетний арендный договор с Франсуа Кокюэлем: он пересдал им за 2400 ливров здание, которое сам снимал за 1500. Более того, потребовал себе ложу на десять человек, чтобы приходить на представления, когда захочет и с кем захочет.

И здесь тоже занялись украшательством: ложи были обиты синей тканью с золотыми лилиями; сиденья — гобеленом, на ограждение накинуты шерстяные покрывала.

Счет вышел на кругленькую сумму: нужно было платить обойщикам, столярам, за аренду и за свечи. Чувствуя, что перед труппой разверзается пропасть, актеры стали потихоньку из нее выходить. Кроме Мадлены и Жана Батиста, остались только Жермен Клерен, Гаспар Рабель и Катрин Буржуа.

В лагере атакующих самым непримиримым был театральный швейцар Франсуа Помье. Его жалованье составляло 30 су в день. Он подсчитал, сколько ему причитается с 6 ноября 1644 года по 26 января 1645-го. А еще он требовал свою долю доходов от «выездных» выступлений, то есть проходивших вне «Черного креста». Мелкая прислуга «качала права» хуже поставщиков. На сцене такие конфликты улаживали ударами палки, потому что этих людей не урезонишь. Но в жизни приходилось платить. «Мое жалованье, мое жалованье!» Бедняга Помье только это и твердил.

Может быть, признать себя банкротами и поступить в другую труппу? Однако злоключения театра Марэ продолжались: Бельроз потребовал у короля для труппы Бургундского отеля еще трех актеров — Барона, Бошато и… Вилье, самого директора! Руководство перешло к Флоридору, пользовавшемуся любовью и доверием Корнеля. В довершение всего, в начале 1644 года в театре вспыхнул пожар, уничтоживший декорации, которые принадлежали труппе, и костюмы, бывшие личной собственностью актеров.