Иоганн Гете - Гец фон Берлихинген с железною рукою Страница 21

Вейслинген. Я так болен, так слаб. Все кости мои иссохли. Изнуряющая лихорадка высосала из них мозг. Ни отдыха, ни покоя — ни днем, ни ночью. И в полузабытьи отравляющие сны. Прошлую ночь я встретил в лесу Геца. Он обнажил меч и бросил мне вызов. Я схватился за оружие — рука не повиновалась мне. Он вложил меч в ножны, презрительно взглянул на меня и прошел мимо. Он в плену, а я дрожу перед ним! Жалкий человек! Словом твоим он осужден на смерть, а ты дрожишь перед сновидением, как злодей! И неужели он должен умереть? Гец! Гец! Мы, люди, действуем не сами, — мы отданы во власть злым духам. Это их адская злоба ведет нас к погибели. (Садится.) Изнемогаю! Изнемогаю! Отчего ногти мои так сини? Ледяной, едкий пот обессиливает все мои члены. Все кружится у меня перед глазами. Если б я мог уснуть! Ах!

Появляется Мария.

Исус! Мария! Оставь меня в покое! Оставь меня в покое! Этого призрака еще недоставало! Она умирает, Мария умирает, и вот она явилась мне! Оставь меня, блаженный дух, я и без того слишком несчастен.

Мария. Вейслинген, я не дух! Я — Мария.

Вейслинген. Это ее голос.

Мария. Я пришла молить тебя о жизни моего брата. Он невинен, каким бы виновным ни казался.

Вейслинген. Молчи, Мария! Ты, ангел небесный, приносишь с собою муки ада. Ни слова больше!

Мария. И брат мой должен умереть? Вейслинген, разве не чудовищно то, что я должна тебя убеждать в его невиновности, что я стенаниями должна удерживать тебя от гнуснейшего убийства? Душа твоя до последних глубин во власти вражьей силы. И это — Адельберт!

Вейслинген. Ты видишь — всепожирающее дыхание смерти коснулось меня, силы мои близятся к концу. Я умираю, злосчастный, а ты приходишь, чтобы повергнуть меня в отчаяние. Если бы я мог говорить, твоя великая ненависть истаяла бы в сострадании и плаче! О Мария! Мария!

Мария. Вейслинген, брат мой страждет больной в темнице. Его тяжкие раны, его старость… И если ты способен… его седую голову… Вейслинген, мы предадимся отчаянию!

Вейслинген. Довольно! (Дергает колокольчик.)

Франц. Милостивый господин мой!

Франц в сильном волнении.

Вейслинген. Дай вон те бумаги, Франц!

Франц подает их.

(Вскрывает пакет и показывает одну из бумаг Марии.) Здесь подписан смертный приговор твоему брату!

Мария. Боже милосердный!

Вейслинген. И вот я разрываю его! Он будет жить! Но как я смогу восстановить то, что сам разрушил? Не плачь так, Франц! Славный мальчик, мои страдания глубоко трогают тебя.

Франц падает перед ним и обнимает его колени.

Мария (про себя). Он очень болен. Вид его надрывает мне сердце. Как я любила его! Теперь близ него я это так живо чувствую.

Вейслинген. Встань, Франц, и брось плакать! Я же могу еще выздороветь. Живые не должны терять надежды.

Франц. Вы не встанете! Вы должны умереть!

Вейслинген. Должен?

Франц (вне себя). Яд! Яд! От жены вашей! Я! Я! (Бросается прочь.)

Вейслинген. Мария, иди за ним. Он в отчаянии.

Мария выходит.

Яд от жены моей! Горе! Горе! Я его чувствую! Мука и смерть!

Мария (за сценой). Помогите! Помогите!

Вейслинген (хочет встать). Боже, я не в силах!

Мария (входит). Он погиб! Из окна залы он бешено ринулся в Майн.

Вейслинген. Счастливец! — Брат твой вне опасности. Остальные комиссары — особенно Зекендорф — его друзья. Они тотчас же отпустят его на честное слово в рыцарское заточение. Будь счастлива, Мария, и ступай!

Мария. Я останусь с тобой, несчастный, покинутый.

Вейслинген. Да, я покинут и несчастен! Страшен суд твой, господи! Жена моя…

Мария. Отгони эти мысли. Склони сердце свое к милосердию.

Вейслинген. Иди, чистая душа, предоставь меня моей скорби. Ужасно! Даже последнее утешение — твое присутствие, Мария, — стало мукой.

Мария (про себя). Боже! Укрепи меня! Душа моя изнемогает вместе с его душою.

Вейслинген. Горе! Горе! Яд от жены моей! Это чудовище совратило моего Франца! Как она ждет, как высматривает гонца, который принесет ей весть о том, что я мертв. И ты, Мария! Зачем пришла ты? Чтоб пробудить все уснувшие воспоминания о грехах моих? Оставь меня! Оставь меня, дай мне умереть.

Мария. Позволь мне остаться! Ты одинок. Представь себе, что я хожу за тобой. Забудь все! Пусть господь простит тебя так же, как я прощаю.

Вейслинген. Ты, душа, полная любви, молись за меня, молись за меня! Сердце мое замкнулось.

Мария. Он смилостивится над тобой. Ты измучен.

Вейслинген. Я умираю, умираю и не могу умереть. Муки ада в этой страшной борьбе между жизнью и смертью.

Мария. Милосердный, смилуйся над ним! Низведи лишь единый луч любви твоей в его сердце, чтобы оно открылось утешению и чтобы дух его перенес надежду, надежду на жизнь в самую смерть!

В ТЕСНОМ И МРАЧНОМ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

Судьи тайного судилища. Все в масках.

Старейший. Судьи тайного судилища, вы клялись на мече и петле жить непорочно, судить сокровенно, карать сокровенно, подобно богу! Если чисты сердца и руки ваши, возденьте длани, возгласите злодеям: «Горе! Горе!»

Все. Горе! Горе!

Старейший. Глашатай! Приступи к суду!

Глашатай. Я, глашатай, призываю обвинять злодеев. Чье сердце чисто, чьи руки чисты, кто может клясться на мече и петле, тот обвиняй мечом и петлей! Обвиняй! Обвиняй!

Обвинитель (выступает вперед). Сердце мое чисто от злодеяний, руки — от неповинной крови. Прости мне, боже, злые помышления, прегради путь злым желаниям! Я воздел длань — и обвиняю! Обвиняю! Обвиняю!

Старейший. Кого обвиняешь ты?

Обвинитель. Обвиняю на мече и петле Адельгейду фон Вейслинген. Она повинна в прелюбодеянии и в отравлении мужа через его отрока. Отрок сам свершил над собой суд, супруг скончался.

Старейший. Клянешься ли ты перед богом правды, что правдивы слова твои?

Обвинитель. Клянусь.

Старейший. Если они окажутся ложью, предашь ли ты вину свою каре за убийство и прелюбодеяние?

Обвинитель. Предаю.

Старейший. Голоса ваши.

Судьи тайно с ним переговариваются.

Обвинитель. Судьи тайного судилища, какой приговор произнесли вы над Адельгейдой фон Вейслинген, повинной в убийстве и прелюбодеянии?

Старейший. Умереть должна она! Умереть двойною и горькою смертью. Пусть дважды искупит — через нож и петлю — двойное злодеяние. Возденьте руки и призовите на нее гибель! Горе! Горе! Предана в руки мстителю!

Все. Горе! Горе! Горе!

Старейший. Мститель! Мститель! Явись!

Мститель выступает вперед.

Возьми меч и петлю — и да исчезнет она с лица земли до истечения восьми дней. Где бы ни нашел ее — повергни ее во прах! Судьи, что судят сокровенно и карают сокровенно, подобно богу, берегите сердца ваши от злодеяний, руки — от неповинной крови!

ДВОР ГОСТИНИЦЫ

Мария. Лерзе.

Мария. Лошади достаточно отдохнули. В путь, Лерзе!

Лерзе. Отдохните до утра. Ночь уж очень неприветлива.

Мария. Лерзе, мне не будет покоя, пока я не увижу брата. Поедем. Погода разгуливается, день будет ясный.

Лерзе. Как прикажете.

ГЕЙЛЬБРОН. ТЕМНИЦА

Гец. Елизавета.

Елизавета. Милый муж мой, прошу тебя, поговори со мной. Твое молчание пугает меня. Оно тебя сжигает. Дай взглянуть на твои раны. Они заживают. Я не узнаю тебя более в этой унылой мрачности.

Гец. Ты ищешь Геца? Его давно уже нет. Они изувечили меня мало-помалу — лишили руки, свободы, имущества и доброго имени. Что мне в моей жизни? Есть вести о Георге? Лерзе поехал за ним?

Елизавета. Да, милый! Ободрись, еще все может измениться.

Гец. Кого ниспроверг господь, тот уже сам не подымется. Я слишком хорошо знаю, что легло мне на плечи. Я привык переносить невзгоды. Но сейчас дело не в одном Вейслингене, не в одних крестьянах, не в смерти императора, не в моих ранах. Все соединилось вместе. Час мой настал. Я надеялся, что он будет таким же, как вся моя жизнь. Но да свершится его святая воля.

Елизавета. Не хочешь ли ты покушать?