Биляна Срблянович - Саранча Страница 5

Игнятович. Вы обе иногда кажетесь мне похожими на какое-то тесто, которое из одной формы переваливается в другую.

Дада вздыхает, ждет. Игнятович тоже ждет, что ему что-нибудь скажут.

Дада. Папа, знаете, если вы уже закончили…

Мать и дочь, обе, смотрят на стол с разложенными на нем бумагами, билетами лото, книгами систем, кроме того там лежит трубка, всякие предметы для ухода за ней, коробка табака и носовой платок. Старый Игнятович наконец-то понимает, чего от него ждут, и начинает торопливо собирать свои вещи.

Игнятович. Что же ты так и не сказала! Сейчас, я сейчас…

Знаете что, конечно, ребенок с мамашей действуют на нервы, это ясно, но все-таки в таком бардаке позавтракать невозможно. К счастью Игнятович довольно быстро все собирает.

Дада. Не сердитесь, прошу вас.

Игнятович. Еще чего не хватало, сердиться! И смотри, поешь как следует! Ты такая худенькая!

Игнятович выходит из кухни, Дада бросает ему вслед.

Дада. И еще, папа…?

Старик как побитая собака делает шаг, другой.

Игнятович. Да?

Дада. Вы никуда не собираетесь? Милан хотел поговорить с вами. О чем-то важном, понимаете.

Игнятович. А, так, хорошо, хорошо. Я дома. Поговорить? Ну, ладно, поговорим. Не знаешь, о чем?

Дада пожимает плечами. Пожимает плечами и Алегра.

Алегра. Откуда она может знать? Мама не вмешивается в ваши дела.

Дада просто кивает головой. Игнятович ей верит. Он продолжает стоять, где остановился, словно забыл, что куда-то направлялся. Тогда Алегра облегчает ему отступление.

Алегра. Дедушка! Ты можешь подождать его там.

Алегра делает пальцем то, что никогда не делают воспитанные дети. Она пальцем показывает на дверь. Игнятович выходит.

Затемнение

В то же самое время на другом конце старой части города, в другой кухне другой старой квартиры, забитой вещами в таком же стиле и с такой же символикой, за столом сидят Симич и Надежда. Симич по-прежнему в своем лучшем костюме, его плащ и дешевая папка, наполненная переплетенными в книги мыслями, лежат на стуле рядом. Все удивительно похоже на квартиру Игнятовича, только заметно меньше. Словно в домах самого крупного и самого мелкого гномов. Надежда держит электронный аппарат для измерения давления.

Надежда. Дайте руку. Не эту, другую. (Симич послушен как ребенок.) Так. (Надежда прикрепляет к его руке аппарат. Нажимает кнопку, аппарат с тихим гудением начинает работать. Они ждут результата.) Выглядите вы уже лучше. На улице было похоже, что сейчас рухнете на землю. Посмотрим: сто тридцать девять на восемьдесят девять, отлично. Как у спортсмена!

Симич. Вы уверены? Эта штука правильно показывает?

Надежда. Безошибочно. Пожалуйста, можем повторить.

Надежда нажимает кнопку, аппарат тихо гудит. Ждут.

Надежда. Вы действительно выглядите гораздо лучше. Вернулся нормальный цвет лица. Что с вами произошло, отчего вам сделалось так плохо? Случилось что-то?

Симич. Ничего.

Надежда. Что-то наверняка было. И успокойтесь, вы не умираете, почему вы постоянно это повторяете?

Но Симич ничего не говорил.

Симич. Но я ничего не говорил.

Надежда. «Умираю, умираю, умираю…» — повторяете неизвестно зачем.

Симич. Да я действительно не…

Надежда. Вот: сто тридцать восемь на восемьдесят восемь. С вами все в порядке.

Симич. Невероятная точность.

Надежда. А я что говорю. Как у спортсмена.

Симич (слегка сконфужен. Встает.) Да ладно, бросьте… А вы что, врач?

Надежда. Нет. Ну и что?

Симич. Ничего.

Надежда. Разве только врачи умеют мерить давление?

Симич. Я этого не говорил… Потрясающее устройство. Только не могу понять, зачем оно вам?

Надежда. Да так. Хорошо иметь его под рукой. Всегда может кому-то пригодиться. Правда, чем больше ходишь по врачам, тем больше болеешь. Ведь все идет от головы.

Симич. Кое-что и от болезней.

Надежда. Но болезнь приходит из головы.

Симич. Не уверен.

Надежда. А я уверена. Вот, только что, когда я увидела вас на улице, бледного, с выкаченными глазами, я сразу поняла, что с вами что-то случилось. Что с вами случилось?

Симич. Я же сказал, ничего. Это от перемены погоды.

Надежда. Возможно. Вы слишком тепло одеты. И здесь у вас очень влажно. И душно. Почему вы не откроете окна?

Симич. Шел дождь.

Надежда. И что? Вы же не сахарный.

Надежда, не спрашивая разрешения, раздвигает тяжелые занавески, открывает окна. Мы просто чувствуем свежесть, которая наполняет квартиру.

Надежда. Хотя вы такой сладкий.

Симич. Сначала вы сказали, что я выгляжу как молодой, а теперь я, оказывается, еще и сладкий?

Надежда. Но так оно и есть.

Ничего подобного. Надежда просто хочет подбодрить старика. Поэтому и разговаривает с ним бездумно, словно он ребенок.

Симич. Дорогая девочка, даже когда я был молод, я не выглядел молодым.

Надежда. Ну, вот в это я не верю.(А надо бы поверить.) Неужели вы не знаете, что весь дом наблюдает за вами, когда вы по утрам делаете зарядку?

Симич (Симич улыбается. В первый раз за последние несколько лет). Неужели? И вы тоже?

Надежда. Я же говорю — все. Там, наверху, окно без занавесок, это мое.

И тут на наших глазах Милисав Симич превращается в человека, на которого кто-то смотрит. Он встает, расправляет плечи, голос его становится более звонким, губы уже не такие бесцветные как раньше. Встает и Надежда.

Надежда. Ну, вот… я вижу, вы в порядке. Так что я пошла.

За окном раздается удар грома. Надежда вздрагивает. Симич как-то неуклюже, как-то наполовину — обнимает ее.

Симич. Не бойтесь.

Надежда. Это было совсем рядом.

Симич. Не бойтесь. Я с вами.

Начинается ливень. Симич выглядит гротескно, в похоронном костюме, согнувшись, пытается обнять девушку, но не может даже толком обхватить ее руками.

Надежда. Опять дождь…

Симич. Переждите хоть немного. Не стоит выходить под ливень.

Надежда. Мне же просто перебежать улицу.

Симич. Ни в коем случае! Вы растаете. (Улыбается.) Вас кто-то ждет?

Надежда. Вообще-то нет.

Симич. Садитесь. Попьем чаю.

Надежда уже раскаивается, что предложила этому человеку помощь, но деваться теперь некуда. Тем более что она никуда не спешит, ее действительно никто не ждет. Что ж, попьет она этого чаю.

Надежда. Хорошо. Если вам этого так хочется.

Симич мечется по кухне, ставит на плиту воду, вытаскивает сомнительного вида пакетики какого-то заветренного чая. Надежда смотрит по сторонам.

Надежда. У вас здесь хорошо. Как в романах.

Симич. Квартиру унаследовала от своего отца моя жена. Точнее небольшую часть бывшей квартиры. Остальное реквизировали. После войны.

Надежда смотрит на него вопросительно — после какой войны?

Симич. Коммунисты.

Надежда. А-а…

Симич. Нам оставили эту часть, она раньше была для прислуги.

Надежда. Э-э, так может быть, моя бабушка работала у вас. Она прислуживала, у каких-то коммунистов.

Симич. Нет, вы меня не поняли, прислуга была не у нас. Это мой тесть…

Надежда слушает вполуха. Ее больше интересуют те предметы, которые находятся в кухне, их запах. Она останавливается возле старого радиоприемника. Включает его. Из динамика как из коробки раздается романтичная песня Кола Портера «Ночь и день».

Надежда. У нее был точно такой же. Только он никогда не работал. (Осматривается по сторонам.)А где ваша жена?