Григорий Федосеев - Таежные встречи Страница 10

Слёзы зверя

Была осень. Сумрачно качались по ветру оголённые берёзы. Неслышно шумела река, нигде не было заметно птиц. Всё отлетело, угомонилось и молча, тихо ждало зимы. Такой кажется всегда осень в тайге. Но это обманчиво. На самом деле в эту пору тайга жила большой жизнью. Была брачная пора парнокопытных. По хребтам и скалистым отрогам ревели изюбры; по тайге и марям мотались лоси-быки, а по заросшей ягелем тундре — дикие олени. Жизнь этих животных в осеннюю пору совсем необычна — брачная пора озлобляет быков, они ожесточённо дерутся из-за подруг.

Мы пробирались в свой лагерь, расположенный далеко в вершине реки Ямбуй. Моими спутниками были Василий Мищенко и Прокопий Днепровский — оба испытанные зверобои и знатные промышленники. С нами разделяли путешествие две промысловые собаки — Лёвка и Черня.

Миновав последний прижим по реке, мы вышли из узкого ущелья, и перед нами открылась широкая падь, поросшая густым ерником[2]. Звериная тропа, по которой мы шли, то прижималась к реке и змейкой вилась по чёрному ернику, то выходила к тайге, и тогда наш путь шёл по увалам.

Неожиданно собаки заволновались. Идущий впереди Прокопий остановился. Василий Мищенко снял шапку и прислушиваясь, долго смотрел по сторонам.

— Обманывают… — сказал он.

Но собаки настойчиво тянулись к реке. Мы ещё раз осмотрелись. Кругом было тихо, ничто не нарушало покоя.

— Не иначе где-то зверь жирует, придётся итти… — сказал Прокопий, снимая котомку.

Оставив пожитки на тропе, мы, сдерживая разволновавшихся собак, свернули к реке. Впереди шёл Черня. Я тогда впервые увидел работу этого замечательного кобеля. В нём всё было подчинено моменту; с большим знанием дела, с толком и темпераментом он выполнял свои обязанности. Всё в нём — глаза, нервы, слух — в этот момент представляло одно целое и было устремлено к зверю, которого он своим замечательным чутьём улавливал на далёком расстоянии. Его раздутые ноздри жадно втягивали воздух. Он торопился, крутил от возбуждения хвостом и изредка посматривал на Мищенко. Тот сдерживал его, натягивал поводок и привычными словами бранил собаку:

— Смотри ты мне, ишь негодный парень!

После окрика Черня немного успокаивался и послушно шёл впереди. Скоро он подвёл нас к реке, мы перешли её и, выйдя на борт, звериной тропой свернули влево. Моему любопытству не было предела. Я наблюдал за Черней и восхищался им.

У ключа Черня задержался. Подняв высоко морду, собака длинным вдохом потянула воздух и со всех ног бросилась в сторону.

— Держи, — шепнул Прокопий.

Черня до хрипоты натянул поводок, но после угроз Мищенко — затих.

Я стоял и не понимал, что случилось. Кто-то близко ломал лес.

— Наверное, медведь? — обращаясь к промышленникам, спросил я. Прокопий, не отвечая, передал мне Лёвку, снял с плеча бердану и подал знак следовать за ним.

Близился вечер, клочьями по небу ползли облака. По тайге шумели ещё не опавшие листья берёз. Крадучись, мы вышли на стрелку и, подобравшись к обрыву, прислушались. Кто-то бросился в чащу, затем послышался протяжный стон и возня.

Что могло быть?

Не в силах сдерживать любопытство мы привязали собак и поползли вперёд. Моему взору представилось необычное зрелище. Буквально в ста метрах от нас, на маленькой поляне у ручья, дрались два сохатых. Сцепившись рогами, они с чудовищной силой напирали друг на друга. Из-под ног клочьями летела земля, трещал, ломаясь, лес, оба зверя громко стонали. Это была схватка, в которой не было пощады. Бились насмерть.

Стон, треск и стук рогов наполняли долину. Борьба с каждой минутой становилась всё ожесточённей, яростней.

Одно обстоятельство привлекло моё внимание: один зверь был заметно крупнее другого. Он легко отбивал удары противника, с большой ловкостью сам нападал и, будто шутя, иногда отступал. Меньший же бык был слабее и имел несколько ран. Видно, неудачи обозлили его, он торопился, падал, стонал, но не сдавался.

Рядом с поляной, прикрываясь кустами, стояла самка. Не отводя глаз, она следила за дракой самцов, и всякий раз, когда драка превращалась в яростную схватку и рёв озлобленных быков нарушал безмолвие тайги, её охватывало беспокойство. Она вытягивала шею и, насторожив уши, мотала своей несуразной комолой головой.

Так летели минуты. Не щадя себя, дрались быки — лесные великаны.

Но вот наступила развязка. Меньший бык стал заметно сдавать. Он ослаб и уже совсем перестал нападать. Но какая-то внутренняя сила заставляла его ещё сопротивляться. Из кустов ближе к дерущимся вышла самка, и большой зверь яростнее набросился на противника. Он выбил его с поляны и, напирая всей силой, стал теснить соперника к ключу. Отступая, побеждённый валил лес, ломал колодник, припадал к земле.

Мы приподнялись и, забыв про осторожность, подошли к обрыву.

Заканчивая бой, большой зверь, наконец, сбил сильным ударом противника, но, поскользнувшись, сам упал на колени. В одно мгновение меньший зверь ловким прыжком бросился в сторону и со всего размаха всадил два острых конца рогов в бок соперника. Тот вздыбил, мотнул в воздухе рогами и со страшным рёвом свалился на землю.

Не успели мы прийти в себя от неожиданной развязки, как на поляне залаяли собаки. В березняке уже не было матки, следом за ней исчез и меньший бык.

Мы спустились к зверю. Кругом земля была взбита ямами, всюду — клочья шерсти, поломанный лес. Лёвка со злобой рвал шерсть на спине быка, а Черня настойчиво добирался до морды. Зверь с трудом приподнимал голову, отмахивался от Черни и силился сбить Лёвку со спины.

Перед нами лежал лесной великан. Зверь был необычных размеров, в полной силе и красоте. Могучие ноги, носившие его с лёгкостью птицы по лесным просторам и зыбунам, теперь беспомощно лежали на траве. Красивые большие рога своей тяжестью клонили голову к земле. Из глубоких ран, обливая землю, стекала чёрная кровь.

При нашем появлении зверь не попытался вскочить, не выразил испуга. Он тяжело дышал и последними усилиями боролся со смертью.

Из-за туч прорвалось солнце и тёплыми лучами осветило поляну. Мы стояли молча, каждый по-своему переживая трагедию зверя.

Но вот бык, будто разбуженный солнцем, медленно приподнял голову и чёрными выразительными глазами посмотрел на нас. Две мокрых полоски шли от глаз до подбородка. Он продолжал смотреть на нас, и капля за каплей слёзы катились по этим полоскам. Умирая, бык плакал.

Я посмотрел на своих спутников-зверобоев. Их прошлое — сотни убитых зверей, десятки медвежьих берлог, риск, смелость… Слёзы зверя смахнули с их лиц это прошлое. Они стояли перед плачущим зверем приниженные, охваченные чувством жалости.