Эдуард Шим - Рассказы и сказки Страница 12

«Я сам, — отвечаю, — сделал. Да ещё мне земляные муравьи помогали, да ещё жуки-древоеды, да ещё дождик, ветер и солнышко».

— Стойте, стойте! Нынче нельзя ко мне подходить близко!

Косуля, обойди меня стороной, не трогай моих веток. И вы, птицы, не садитесь ко мне — ай! — нельзя, нельзя, вы же станете жёлтыми, как цыплята…

Нынче я, Орешник, весну праздную и цвету.

На каждой ветке я развесил длинные серёжки. Хорошо, правда ведь? Если качнуть серёжку, из-под чешуек посыплется жёлтая пыльца.

Я богатый, её у меня много!

Птица заденет ветку — поднимется жёлтое облачко.

Зверь качнёт стволик — встанет жёлтая туча надо мной.

Пронесётся ветер над зарослями — жёлтым туманом лес окутает, землю запудрит, воду на речках и озёрах жёлтой плёнкой подёрнет.

А гуденье вокруг меня слышите?

Чтоб веселей был праздник, я музыкантов к себе позвал — нарядных шмелей да быстрых пчёл, блестящих мух да всякую прочую мелкоту. Пусть гудят, побренькивают, посвистывают!

За труды награжу щедро, каждого сладкой пыльцой оделю…

Кончится вешний праздник, оденусь я листьями, оброню наземь отцветшие серёжки.

А на ветках, под листьями-то, завяжутся у меня дружные орехи-тройняшечки.

Исподволь, незаметно начнут наливаться, круглеть, выглядывать из мохнатых зелёных воротничков.

Засмуглеют от солнышка, вызреют.

И тогда — милости прошу на другой мой праздник, осенний!

Волчонок вылез из тёмного логова, уселся посреди полянки, лапы растопырил. Жмурится.

Увидали его птицы с деревьев.

— Ой, — кричат, — какой головастый!

— Ой, смешной да нескладный!

— Зачем тебе голова большущая? Носить тяжело!

— Братцы, не мешайте головастику! Он думает!

— О чём задумался, Волчище?

Почесался Волчонок задней лапой.

— Ещё чего, — говорит. — Охота была думать.

— Братцы, — кричат птицы, — он свою голову про запас носит! Хочет всех умнее вырасти!

— Волчище, ты скоро поумнеешь?

— Когда за ум возьмёшься?

— Будет у нас в лесу мудрый Волк! Правда, лобастик!

Почесался Волчонок другой лапой.

— Подите вы, — говорит, — с вашей мудростью.

— Братцы, — кричат птицы, — а может, для красоты такая голова? Для особенной волчьей красы?

— А может, для крепости? Чем больше да толще, тем крепче?

— А может, в большой голове большой голос помещается?

— Голос-то, чай, в горле! А голова для чего?

Спорят птицы, трещат, пересмеиваются.

А Волчонок поглядел на них да как зевнё-ёт!

В полголовы пасть открылась. А в пасти — зубки беленькие, зубки, зубки. Хоть малы, да уже видно, какими вырастут.

— Понятно? — Волчонок говорит.

И пасть со стуком закрыл.

Прилетел к берёзе пёстрый Дятел, увидел гнилой сучок. Сам прилепился на ствол, хвостом подпёрся и давай носом колотить, жуков да личинок из-под коры выклёвывать:

— Стук-тук! Стук-тук! Стучу без рук!

С азартом колотит, весело! Берёста лохматится, во все стороны труха летит. Иногда вместе с трухой и насекомыши падают, ненароком оброненные. Не замечает их Дятел, раззадорился, ещё веселей стучит!

Увидали Дятла три Синички-певички, порхнули к берёзе. Спрашивают:

— Ты чего тут делаешь?

— Веселюсь! — Дятел отвечает. — Игра у меня такая: раззудись, носок, размахнись, башка… Славно!

— Ну, а мы тут поработаем, — синицы говорят. — Не всем же веселиться!

И взялись за дело. Дятел по сучку носом стучит, нечаянно насекомышей роняет. А Синицы их на лету подхватывают, меж собой делят. Без отдыха работают!

Увидели синиц две пищухи-горюхи, шмыгнули к берёзе. Спрашивают:

— Вы чего тут делаете?

— Да вот Дятел веселится-играет, а мы, синицы, без отдыха работаем. Так стараемся, так стараемся!

— Ну и мы потрудимся, — пищухи говорят. — Конечно, не больно-то охота из-за такой добычи стараться, но уж ладно… Так и быть, где наше не пропадало.

И тоже за дело взялись. Дятел по сучку стучит, насекомышей нечаянно роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. Во всю-то мочь трудятся!

Увидал пищух тихоня Поползень, подобрался к берёзе. Спрашивает:

— Чего вы тут делаете?

— Да вот Дятел веселится-играет, синицы без отдыха работают, а мы, пищухи, во всю мочь трудимся. До того тяжко, до того тяжко!

— Ну, и я сил не пожалею, — Поползень говорит.

И тоже за дело взялся. Дятел стучит, насекомышей роняет. Синицы их на лету подхватывают. Меж синиц пищухи крутятся, норовят свою долю словить. А между пищух Поползень шныряет, тоже хочет долю себе урвать. Из последних-то сил выбивается!

Шнырял-шнырял, а потом обиделся и говорит:

— Да прогоните вы сверху этого Дятла! Надоел своим стуком. Синицы без отдыха работают, пищухи во всю мочь трудятся, я, Поползень, из последних сил выбиваюсь, а он — гляньте-ка! — в игрушки играется… Не потерплю в нашей артели бездельника!

А Дятел всех насекомышей выклевал и сам улетел.

Упала последняя щепочка, горка гнилой трухи под берёзой осталась.

И сразу работа синиц, пищух и Поползня кончилась.

Отчего бы?

Рысь, лесная кошка, серая в жёлтых пятнах, на ушах кисточки длинные, сидела на поваленном дереве, на солнышке грелась.

Вешнее солнышко заметно приятным теплом обдаёт. Разнежилась Рысь, медовые глаза прищурила, мурлычет себе под нос.

Прилетел к дереву бородатый Глухарь, сел на ветку, вниз глядит насторожённо.

— Глухарь, а Глухарь, — тоненьким голоском Рысь говорит, — я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Спускайся вниз, меня по шёрстке погладишь!

— Нашла дур-рака! — отвечает Глухарь. — Спущусь вниз, а от меня только пёрышки останутся. Сколько ты нашего брата, глухаря, погубила, глаза твои бесстыжие!

— Фу! — говорит Рысь. — Как, у тебя клюв поворачивается такие слова говорить! Невежа.

На другой бок повернулась, от солнышка глаза медовые щурит, мурлычет себе под нос.

Скачет по ельнику тощенький Заяц, оглядывается испуганно. Увидел Рысь — уши прижал, вот-вот стрекача задаст!

— Погоди, Заяц, — Рысь говорит. — Подойди поближе… Я на солнышке разнежилась, ласки хочу. Погладь меня по шёрстке!

— Как бы не так! — отвечает Заяц. — Подойдёшь к тебе — и ноги не унесёшь! Сколько ты нашего брата, зайца, извела, глаза твои бессовестные!

— Фу, — говорит Рысь. — Бестолковый зверь какой, одни грубости на уме!