Григорий Федосеев - Таежные встречи Страница 12

Как бы угадывая мои мысли, пастух Илья взял ружьё и пошёл на лай. Илья с весны в нашей экспедиции. Он моложе и крепче Демида. Охота и скитания по тайге были для него привычным и любимым делом. Через несколько минут я услышал окрик Ильи на эвенкийском языке, и сейчас же сидевший у костра Демид взял топор, ловким взмахом срубил длинную жердь, привязал к её тонкой вершине приготовленную из ремешка петлю и пошёл на зов. Я не утерпел и поспешил за стариком. У молодой ели усердно лаяла Чирва. Там, невысоко от земли, на сучке сидела серая птица. Но, странно: наш приход не встревожил её; она даже не выразила испуга и тогда, когда Илья поднёс жердь с петлей к её голове, — птица слегка вытянула шею, эвенк накинул петлю и сдёрнул её с ели.

Через несколько секунд я держал её в своих руках, но и теперь у неё не было испуга, будто она не понимала той опасности, какая грозила ей.

Это была каряга, — так называют местные жители каменного рябчика.

— Ну и глупая птица, — сказал я, выпуская её из рук.

— Ево ум есть, только одной капли страха нет. Напрасно отпустил карягу, мясо его шибко сладко, — сказал Демид недовольным тоном.

— Если нет у неё страха, так можно её опять поймать, — оправдывался я.

— Можно-то можно; зачем два раза лови, когда один раз довольно? — отозвался Илья.

Высвободившись из рук, каряга отлетела метров на пятьдесят и снова уселась на дерево. Мы все подошли к ней. Чирва с Залётом уже облаивали её. На этот раз я сам решил испытать этот странный способ ловли каряг и убедиться в отсутствии у неё страха.

Подражая эвенкам, я взял жердь и подошёл к ели. Птица не улетела, она спокойно смотрела на меня и, переступая с ноги на ногу, топталась на сучке. Я поднёс к ней конец жерди, каряга, глубоко втянув голову, продолжала сидеть. Я накинул на неё петлю и, захлестнув ею ноги, снял с сучка.

Снова она оказалась в моих руках, но на сей раз я принёс её в лагерь. Все мы долго рассматривали странную птицу, у которой действительно не было страха. И, освобождённая вторично, она села недалеко на ветку.

— Что за край! — сказал удивлённый Прокопий Днепровский, исходивший на своём веку немало болот и тайгу. — У нас птица человека на выстрел не подпускает, а эта сама в петлю лезет. Вот и рыба — разобьётся вся, уже пропадает, а всё вверх лезет, — продолжал он, обращаясь к старику Демиду.

— Моя русски хорошо говорить не могу, скоро придёт Афанасий, он будет говорить эвенкийскую сказку — зачем кета вверх ходи, зачем каряга не боится… — ответил ему эвенк.

Старик Афанасий был из Салавлинского колхоза. Он ещё хранил в себе следы былой силы, был не по возрасту ловким и у эвенков считался лучшим рассказчиком.

Все мы с нетерпением стали ждать Афанасия, нашего проводника-эвенка из стойбища Салавли. Два дня тому назад, около реки Мунали, из нашего стада потерялись три оленя, он остался искать их и рассчитывал догнать нас не позднее сегодняшнего дня.

После отдыха мы перешли реку и стали подниматься к видневшемуся вдали Диерскому гольцу. Скоро лес остался позади нас. Скучные россыпи, покрытые лишайниками да влажным ягелем, сменили мягкую зелень тайги. Теперь нас окружала безмолвная природа, освещенная серым осенним днём. В тайге чувствуешь себя лучше, там особая жизнь: то пенье птиц, то шелест листвы, то журчание ручья. Но в тайге нет того простора, который окружает тебя на открытых горах. Как легко там дышится после тайги и каким большим кажется человек среди той тишины, что царит над горами! Безусловно, и там, в серой и скучной природе, есть много величественного и красивого.

Мы с Днепровским поднялись на ближайший пик, чтобы наметить кратчайший путь к главной вершине гольца. Я был поражён той панорамой, что представилась нашему взору. На огромном пространстве, подпирая своими вершинами небо, виднелись величавые пики, а между ними лежали глубокие лощины. Они упрятали в своих невидимых глубинах реки, долины и зелёную тайгу… Всё до самого горизонта было изрезано, порвано и обнажено. Я долго смотрел и не мог налюбоваться глубокими цирками, окаймлёнными отвесными скалами, хаотической структурой гольца, всё вокруг было необычно красиво. Разорванные ветром облака низко ползли над гольцом, а следом за ними ползли их тени. Они то исчезали в глубине лощин, давая простор солнцу, то снова появлялись, покрывая тёмными пятнами голец.

К вечеру мы уже были у последнего подъёма. Крупные обломки пород и выступы скал лежали на нашем пути. Подъём был крутой и скользкий от утреннего снега. Мы дали передышку оленям, поправили вьюки и, собрав все свои силы, пошли на штурм.

Падали уставшие люда. Не отставая от нас, карабкались по россыпям олени. Шли не отдыхая, молча, и скоро были под вершиной Диерского гольца.

Солнце уже коснулось ближайших пиков и, утопая в зубчатом горизонте, медленно покидало видимую даль.

У скалы, что гранитным поясом оберегает подступ на вершину Диера, мы разбили лагерь.

Старик Афанасий пришёл поздно, когда мы уже собрались разойтись по палаткам на отдых. Но желание послушать сказку было настолько велико, что мы, не пощадив старика, всё же упросили его поведать нам тайну столь странных явлений природы, что наблюдали в последние дни.

Желающие послушать сказку собрались в моей палатке. Пришли и все пастухи-эвенки. Сырой мох горел дымно. На печи тихо кипел чай. Старик Афанасий плотно закрыл вход в палатку, затем, не торопясь, выпил большую кружку крепкого чаю и закурил. Сейчас же задымились трубки и у остальных эвенков.

— Вы хотите знать, почему каряга живёт без страха и почему кета всё вверх ходит? Это знают только эвенки, и это не сказка, потому что ещё никто не сказал, что это было не так, как я сейчас расскажу, — начал Афанасий, поглядывая на нас. — Давно, совсем давно это было, а когда — даже старики не помнят. Всё тогда кругом было не то, что теперь. Тогда все реки текли навстречу солнцу, не было ночи, а там, где теперь мари, там были большие и глубокие озёра. В то время и тайга была совсем другая. Всякого разного зверя в ней было много. Волки, олени, кабарожки — все звери жили вместе, в одном стаде. Они не умели бояться друг друга, тогда тайга жила совсем без страха. Что такое страх, — ни звери, ни птицы понимать не могли, одной капли страха не было у них!

Как теперь, так и тогда, одни звери питались травою, а хищники, живя вместе с ними, поедали их детей, и те не знали, как им спасать своё потомство. По рекам и озёрам жила рыба разная, сиг, карась, ленок и другие гуляли вместе с выдрой. Они не умели бояться её, и выдра завтракала хариусом, а обедала тайменем. Белка тогда жила в дружбе с соболем, и соболь не гонялся за ней, как теперь. Он играл с ней и, как бы в шутку, съедал её. Тогда шибко много было в тайге разных таких шуток, передать даже всех не могу. Совсем не как теперь жили тогда все звери. Они не имели хитрости, потому что у них не было страха.