Николай Коротеев - По ту сторону костра Страница 12

— Не пыли… — глухо буркнул Серега. — Столько намельтешил. Не продохнешь. Тебе, Самсон, Дзюба находкой хвастался?

— Нет, Ангирчи сказал.

— Ангирчи? — Серега быстро сел, скрестив ноги, плюнул в огонь. — Хм… Ангирчи…

— Значит, не находили вы крупного корня?

— Да не смейся, Самсон! — вновь закудахтал Терентий.

— Не пыли… Не пыли, Терентий! Затоковал. Погодь, Самсон. Ангирчи сам у Дзюбы большой корень видел? Какой корень?

Серега подался к участковому, будто готовясь к прыжку. Его темные глаза сузились в щелочки, а клокастая борода как-то нервно подрагивала. И тут же корневщик расхохотался, показав два ряда ослепительных зубов:

— Ловишь, ловишь, участковый! Поклеп на Дзюбу возводишь.

— Погиб Дзюба.

То ли пожав, то ли передернув плечами, Серега точно сказал: «Все может быть… Все под смертью ходим… Только, если погиб Дзюба, при чем здесь корень?» Терентий же присел на землю и, схватившись за щеку, постанывал, словно у него разболелся зуб.

— Мы на вашей моторке приехали. Можете посмотреть, — сказал Самсон Иванович, будто именно этот факт неопровержимо свидетельствовал и с полной очевидностью доказывал, что Дзюба погиб.

— А корень? Корень цел? А, Самсон Иванович? При вас? — Серега сглотнул нечто застрявшее у него в глотке. Вопрос его прозвучал до странности вежливо.

— Нет его… Другие вроде целы. А большого корня нет.

— Хи… Хи-хи-хи… И не было. Совсем не было. Сболтнул Ангирчи.

— Не пыли! Кто украл? Наш он! Самсон Иванович, наш ведь? Мы в бригаде с Дзюбой. Что ж, он по дороге мог найти. Остановился отдохнуть — увидел. Он бы обязательно с нами поделился. Старшинка наш. Бригадир и учитель. Какой человек! Ангирчи сказал — большой корень?

— Ангирчи сказал — сорок соболей стоит.

— А то и все пятьдесят, — добавил Кузьма. Удивление и корысть, проступившие на лицах корневщиков, даже позабавили Свечина. Так легко и просто примирились бригадники со смертью своего «старшинки» и так всполошились, узнав, что в «наследство» им достанется корень стоимостью в сорок — пятьдесят соболей. У костра стало тихо. Булькало в котелке варево.

— Ах, хи-хи-хи… — запрокинул голову Терентий, подняв к небу густую бороду. — Держи, Серега, карман шире! И найдут, да нам — шиш!

— Почему же… Почему? Нет такого закона! Верно, Самсон Иванович? Не крадено! Най-де-но! Тогда — в бригаду. Вы не беспокойтесь, Самсон Иванович. — Серега снова подался к участковому, но теперь глаза его были широко открыты. — Мы по справедливости. И ему, погибшему безвременно… его часть… сполна выделим. По справедливости. Правда, Терентий? Ведь выделим? Вы, Самсон Иванович, не сомневайтесь. Сами знаете. Мы не какие там-нибудь. Мы люди.

— Люди… — нахмурился Самсон Иванович. — А такое зачем творите? Из какой корысти?

Участковый, не вставая, протянул руку к котомке, пошарил в ней и вынул небольшой, с ладонь, конверт-лубянку из тополиной коры. Раскрыв лубянку, Протопопов передал ее Сереге. Кузьма, сидевший рядом с корневщиком, увидел на подстилке из мха крохотный, в полмизинца, тощий корешок, схожий с корешком петрушки, и два хилых листка на стебельке. А в тенетах мха запутался какой-то светящийся голубовато-серый жучок.

— Не наш панцуй! Не наш! — замотал головой Серега. — Враги мы себе? Его через три года или через пять лет выкопать — другое дело. А это ж погодок. Пестун, можно сказать. Не цвел еще. Не взрослый. Не-ет.

К Сереге подскочил Терентий.

— Нет такого мха здесь, Самсон Иванович. Как есть, нету. Хоть все тутошние сопки облазайте. Нет. А этот грибок… — Терентий выковырнул то, что Кузьма принял за светлячка. — Этот грибок местах в пяти всего и видел. Редкий. Ночью, однако, увидел раз такой пень… весь мерцает, играет зеленым, с желтизной, с голубиной. Ну, думаю, пропал. Крестился, чурался — мерцает и прямо на меня вроде движется. Стрельнул… хи-хи… по привидению. Да кубарем… Утром не утерпел — слазил. Грибочки махонькие облепили пень… Где ж его погибель нашла? — без перехода спросил Терентий о Дзюбе.

— Около Радужного, в скалах. Зашел в эти Чертовы скалы, порешил козла. От выстрела пошел обвал. Вот и засыпало.

Терентий поднялся, затеребил пальцами бороденку.

— От то-то… В прошлом годе хотел я там поохотиться… сбоку, издаля… Не пустил он меня. «Не дури», — сказал. Однако, не верил я, что был у Дзюбы большой корень. А теперь уж совсем верю, что был! Вот как перед истинным говорю вам, Самсон Иванович: был. Существовал обязательно! Хоть голову на отрез дам!

— С такой находкой далеко не уйдешь, Серега знает, — сказал о себе в третьем лице Серега. — Куда?.. Так что, как обнаружите его, сразу нам. В крае только слово сказать — во всех заготконторах ждать будут. Как миленького. Объявится — тут его и хвать.

Протянув свои длинные ноги, участковый вздохнул:

— Доказать надо, что корень был и что он у Дзюбы украден.

— Это уж ваше дело, Самсон Иванович. Вы власть, вы и докажите. Как же иначе? Нас ограбили. Шутка ли! Я за двадцать лет корневки столько не заработал. Трудно вам будет. Да назвался груздем — полезай в кузов. Найдено бригадой — в бригаду и возверните. Серега всегда все по закону, по справедливости. Мы, Самсон Иванович, труженики тайги и прочее. Что потопаем, то и полопаем.

— Так вы, Терентий Савельич, — обратился Протопопов к пышнобородому, — говорите, что после ухода Дзюбы видели дым костра у Лысой сопки?

— Видел, видел, Самсон Иванович. С левой стороны от вершины. Как от нас смотреть.

— А когда Дзюба ушел?

— На новолуние. Хмарилось, да попусту.

— На новолуние — три недели назад… Находки у вас хорошие. Поэтому заторопился, может? Котомка его цела. Видел ваши корешки.

— Удачлив, удачлив он, Самсон Иванович. Так удачлив, проклятый, царство ему небесное…

— Ты погоди, Терентий, не пыли… Вот списочек, между прочим, Самсон Иванович. Итого — триста шестьдесят четыре грамма. Все первый сорт! Серега тут толк знает.

Свечин не сдержал улыбки: до того по-детски наивно скрытничали и простодушнейше признавались бородатые корневщики.

— Все на месте. А сортность в заготконторе определят.

— Были первосортные, — упрямо проговорил Серега, — Знаем мы: пока из ваших рук в заготконтору попадут… Дадут за женьшень цену петрушки. Нам жить надо, кормиться.

И мужик лет пятидесяти с гаком, упорно звавшийся Серегой, принялся бубнить, что заработок идет на троих и даже с большим корнем, который, конечно, найдут, каждому все равно достанется понемногу. Нельзя, мол, считать, будто эта находка оправдывает «хождение нонешнего года». В прошлом вот нашли кошкины слезы, а три года назад и обувку не оправдали.