Фарли Моуэт - Кит на заклание Страница 12

Судя по устным преданиям и по тому, как редко встречается китовая кость среди пищевых отходов древнего человека, в удачный год китобоям первобытного поселения удавалось добыть двух-трех китов. Больше им, собственно, и не требовалось. Они били китов только для пропитания, и даже одного кита горстке семей хватало надолго. Так что в доисторические времена человек не был реальной угрозой благополучию китового племени.

Не слишком опасен для китов был человек и в новые времена — пока в тринадцатом и четырнадцатом веках европейцы не начали строить морские суда. Их почти сразу стали применять для пелагического китобойного промысла, то есть охоты на китов в открытом океане. По-видимому, первыми, кто на это решился, были баски, ловившие бискайских китов и атлантических серых китов, которые, во-первых, во множестве водились в тамошних водах, во-вторых, были неторопливы и сравнительно неосторожны, а главное — туши их не тонули. Баскский корабль, если ему сопутствовала удача, приближался к животному, и гарпунщик, стоявший на носу, метал тяжелый кованый гарпун, прикрепленный к кораблю прочным линем, разорвать который было нелегко даже киту. Некоторое время кит таскал за собой корабль, потом он уставал, и тогда его можно было без большого риска прикончить острогой.

Для разделки туш баски, как и первобытные китобои, буксировали их к берегу; а вот цели промысла были у басков совсем другие. Китовое мясо уже не употребляли в пищу. С туши срезали подкожные слои жира и китовый ус, а остальное — огромные плавучие горы мертвой плоти — отправляли обратно в море. Перетопленный жир шел на заправку светильников в быстро растущих европейских городах, а из китового уса делали «роговые» окна и посуду. Так из съедобной дичи кит превратился в предмет торговли. Изменилась и роль человека в судьбе китового племени: из надоедливой букашки человек превратился в смертельного врага. Начиная с этого времени киты подвергались беспощадному уничтожению весьма разнообразными методами. В ход шло самое эффективное оружие, какое только удавалось изобрести человеку — самому изощренному убийце на земле,

Баски свое дело знали. К концу пятнадцатого века бискайский кит встречался уже так редко, что охотиться на него просто не имело смысла. Уничтожили они, по-видимому, и стада серого кита в восточных районах Атлантики. Однако в северных водах оставалось гораздо более мощное поголовье полярного, или гренландского, кита. Баски начали охоту на этот чрезвычайно многочисленный вид (подсчитано, что до начала массового истребления гренландских китов было около полумиллиона) и к 1410 году вполне освоили гренландские воды, а к 1440 году промышляли и в районах Лабрадора и Ньюфаундленда. В те времена китобои все еще были связаны с береговыми базами, где срезали и перетапливали жир; строились эти базы на официально еще «не открытых» побережьях. Однако к концу пятнадцатого века баски сделали новый гигантский скачок вперед — для вытапливания жира они изобрели и усовершенствовали плавучие жироварни, размещенные на баржах; теперь туши убитых китов можно было «перерабатывать» прямо в море.

Пелагический промысел превратился в массовое истребление всех видов китов, которые оказались недостаточно проворными для того, чтобы уйти от парусного судна, и в то же время достаточно жирными для того, чтобы, погибнув, не утонуть. Это были в первую очередь кашалоты, горбачи, серые киты и гренландские киты. В середине девятнадцатого века не меньше двух тысяч китобойных судов, приписанных к портам Новой Англии, Голландии, прибалтийских государств, Норвегии, Франции, Англии и десятков других стран, занимались безжалостным опустошением Северной и Южной Атлантики, а также Тихого и Индийского океанов. Огромные состояния сколачивались на китобойном промысле, и уже к 1880 году в районах промысла осталась лишь ничтожная часть некогда громадных популяций крупных видов китов.

Истребление их шло с большим успехом: к исходу девятнадцатого столетия выяснилось, что охоту придется прекратить за неимением зверя, точнее — за неимением китов, доступных тогдашним китобоям.

Китов в океане было еще полно, и это приводило в ярость и китобоев, и предпринимателей; нетронутыми остались так называемые полосатики — семейство, включающее самые крупные, быстрые и, безусловно, самые развитые виды китообразных: синие киты, сейвалы, финвалы и некоторые другие, менее крупные виды.

Во-первых, полосатики очень осторожны, а во-вторых, большинство из них способно развивать скорость порядка двадцати узлов; но главное — подкожный слой жира у них сравнительно тонок и не обеспечивает убитым полосатикам положительной плавучести, сыгравшей столь роковую роль в судьбе их собратьев — серых китов, горбачей, гренландских китов и кашалотов. Так что даже если волей счастливого случая китобоям удавалось загарпунить и убить полосатика, туша его тут же тонула, чем и кончалась охота.

Какое-то время казалось, что полосатикам человек не страшен. Но вот за дело взялись норвежцы, промысловики безжалостные и решительные, достигшие непревзойденных высот в искусстве опустошения морей. В шестидесятых годах прошлого века эти потомки викингов обратили внимание на китов-полосатиков; и не прошло и десяти лет, как они разработали способ уничтожения не только полосатиков, но и всех остальных видов крупных китов, сохранившихся к тому времени в Мировом океане.

Норвежцы вооружились сразу тремя новыми орудиями убийства. Первым была гарпунная пушка, всаживающая в тело кита гарпун с гранатой и линем. Взрываясь, граната раздирала внутренние органы кита и, кроме того, раскрывала широкие лапы гарпуна, чтобы он не вырвался из раны. Вторым стал китобоец с паровым двигателем — небольшое, чрезвычайно быстроходное и маневренное судно, способное развивать такую же скорость, как кит-полосатик. Третьим изобретением норвежцев была полая пика, которую загоняли глубоко в тело убитого кита, чтобы накачать тушу сжатым воздухом и таким образом придать ей положительную плавучесть. Вооруженная этими тремя новинками, Норвегия стала страной самого интенсивного в мире китобойного промысла.

К началу двадцатого века норвежские береговые базы по переработке добытых китов распространились, как холера, по всем побережьям мира, поблизости от которых водились киты. В 1904 году на одних только берегах Ньюфаундленда работало восемнадцать таких баз, перерабатывавших в среднем тысячу двести китов в год, в основном полосатиков! [2]

Это была чудовищная бойня в мировом масштабе — и она приносила чудовищные барыши. К 1912 году в Северной Атлантике не осталось почти ни одного из крупных видов китообразных — ни финвалов, ни кашалотов, ни горбачей, ни гренландских китов. Из северной части Тихого океана исчезли, кроме того, и серые киты. [3]