Анатолий Онегов - За крокодилами Севера Страница 12

Следом за жерлицами я вспомнил дорожку, но уже не свой спиннинг с нашими спортивно-любительскими блеснами, а именно дорожку, какая была принята здесь: очень прочный шнур и самодельная блесна — тяжелая медная ложка, но не колеблющаяся, а вращающаяся. Такие блесны, размером чуть ли не в детскую ладошку, вращались совсем медленно и неровно: то ныряли из в стороны в сторону, а то зависали на месте — словом, вели себя так же, как рыбка с аномальным поведением. Вот с такой блесной и крепким миллиметровым шнуром, разложенным в лодке кольцами, но разложенным так, чтобы в случае чего в таком кольце-удавке не оказалась моя нога, я и отправился к тому заливу, где, по моим предположениям, и должен был обитать местный «черт» или «чертушка», как именовали это существо местные рыбаки.

Весь вечер с помощью своей кондовой дорожки исследовал я воды Долгого озера: вел блесну и близко от поверхности и вдоль еловых «вершин», упавших в воду, отпускал свою снасть почти к самому дну и ни с чем вернулся в избушку.

Новый вечер и снова никаких результатов не дали мои поиски местного «чертушки»… Дня два после этого затевала кваситься погода — в дождь и ветер я не вспоминал о своей дорожке, но вот погода успокоилась, устоялась, и новым вечером опять я инспектирую темный залив и прилегающие к нему части озера… День совсем угасает, надо бы поворачивать к дому — там ждут меня рыба, пойманная за день, дрова и печь… Я разворачиваю лодку и распускаю напоследок дорожку. Миную темный залив и уже собираюсь вернуть в лодку свою снасть, как шнур, который на манер местных рыбаков-старателей, крепко прижатый ногой к борту лодки, резко вырывается из-под колена. Я бросаю весло, хватаю шнур. Не думая о том, что шнур могла вырвать у меня на ходу просто коряга, резко подсекаю. И тут же чувствую, что там, в глубине кто-то действительно есть.

Этот кто-то уходит от меня немного назад и влево, будто не спеша скатывается в глубину. Пытаюсь выбрать шнур — не тут-то было. Кто-то, схвативший мою блесну, тянет и тянет меня за собой. Я поддаюсь — тут-то и начинается знаменитое, на мало кому когда-нибудь доставшееся, «катание» по озеру следом за щукой-громадиной.

Это «катание» продолжается долго. Глубина никак не отдает мне мою снасть, но не требует лишнего и себе: будто мы договорились, какое расстояние должно быть между нами.

Чем и когда все это закончится? А если «чертушка» с глубины двинет в берег и уйдет в коряжник, в завалы? Нет, пока этот «черт» все еще на глубине и подниматься наверх никак не хочет… Я испытываю только одно неудобство: мой «партнер» тащит меня за собой спиной вперед — я ведь сижу в корме лодчонки…

Рассчитываю только на то, что щука должны в конце концов устать, сдать, потерять силы и все-таки подняться с глубины… Кажется, еще немного, и мне тогда придется подумать о том, как принять это страшилище в свою тщедушную посудинку…

И тут что-то разом происходит в глубине: шнур вдруг ослаб, я вытягиваю его в лодку. Ко мне возвращается блесна, но у тройника блесны обломан один крючок — снасть все-таки не выдержала. Скорей всего тройник впился одним крючком в челюсть щуки, где и был дальше благополучно сломан.

Случалось и до этого: щуки ломали тройники у моих блесен. Одна такая щука позарилась на магазинную блесну, тяжелую ложку, долго не соглашалась подняться со дна, а затем сломала один крючок тройника и была такова… Случилось это на реке Неруссе, что в Брянской области.

Дальше я оснащал свои блесны только самодельными тройниками, подбирая для этого самые хорошие крючки. Именно такой тройник и был у блесны, которая все-таки вызвала к себе главного хозяина Долгого озера. Но и моя безупречная снасть меня в конце концов все-таки подвела…

Эту встречу с хозяином Долгого озера, когда был сокрушен мой фирменный тройник, я не раз вспоминал позже уже на берегу своего Пелусозера, в Карелии. Здесь, в деревне жил тогда заготовитель смолы-живицы Василий Климов, очень старательный и по большей части удачливый рыбак. Живицу он заготавливал в то время на берегу дальнего таежного озера. Озеро было долгим и глубоким, как мое Долгое озеро, и больше напоминало собой реку, чем непроточный водоем.

В том озере, озере Василия Климова, тоже водились замечательные щуки, которые крушили всякий раз его снасть. И после каждого такого крушения Василий приходил ко мне и просил: мол, дай мне самую крепкую леску или самый крепкий тройник…Самую крепкую леску я ему в конце концов подобрал, и теперь щуки, досаждавшие моему знакомому, крушили только его тройники. Не выдержал этих разбойников и мой самодельный, фирменный тройник, точно такой же, какой сокрушил однажды «чертушка» на моем Долгом озере, и мне пришлось разыскивать для Василия особо прочные крючки. Но и такой, особо прочный тройник его щука все равно сломала — совсем расстроившийся рыбак принес мне поверженный тройник, потерявший один из крючков и попросил еще что-нибудь более прочное.

Свою самую большую щуку Василий Климов так и не поймал — вскоре он расстался со своим озеро и ушел в мир иной А там на его озеро, оставшееся без хозяина, прознали дорогу какие-то рыбаки-бандюги, и после разора, который устроили эти нелюди, мне уже никак не хотелось идти туда и продолжить поиски той самой большой щуки, которую так и не поймал мой друг-товарищ.

Но другое озеро-озерко, небольшая таежная ламбушка, в конце концов и тут в Карелии, спустя много лет после моего промысла-жизни в Каргопольской тайге, подарила мне встречу с еще одной замечательной рыбиной…

Щука позарилась на мой большой белый шторлинг, схватила его, замерла на глубине, а затем все-таки потревоженная мной, какое-то время таскала и таскала за собой нашу лодочку-плоскодонку. Мы с сыном сидели в лодке и гадали, когда эта рыбина успокоится и наконец сдастся… И такой момент наступил: щука всплыла, оказалась у самого борта нашей лодочки и по инерции сама вошла головой в мой большой подсачек. Щуку мы, как и положено, с почестями приняли в лодку, а вот у подсачка пришлось затем менять сетку — рыба успела прежнюю сетку порезать зубами.

Эту щуку тоже не удалось сразу взвесить на нашем шестикилограммовом пружинном динамометре — взвешивали ее по частям уже после того, как удалили внутренности и частично разделали. Как помнится, эта щука оказалась весом за двенадцать килограммов, но мой старший сын, участник описанных событий, до сих пор утверждает, что вес рыбины был не двенадцать, а все шестнадцать килограммов и что я тут вроде бы ошибаюсь… Не знаю, может быть, мой сын и прав, может быть у него более точная память…

Других таких же замечательных щук с тех пор я пока нигде не встречал. Но не думаю, что их больше нет в природе — просто в последнее время я не так часто бываю на таких водоемах, где еще не похозяйничали лихие рыбачки, для которых рыба прежде всего добыча, продукт и которых в их стремлении добыть сразу и много не остановят никакие «Крокодилы Севера».