Птица-пересмешник - Даррелл Джеральд Страница 14

– Мы приехали к Его Величеству королю,— объяснил Ганнибал.— Открывайте ворота, парни!

Часовые отворили ворота, и рикши понеслись по петляющей дорожке, обсаженной огромными манговыми и баньяновыми деревьями. А вот и дворец: большое невысокое здание, сооруженное из массивных коралловых блоков и раскрашенное бледно-розовой краской, было похоже на замечательный, хотя и несколько странный торт, выпеченный лучшим кондитером. Наконец возницы остановились, тяжело дыша и лоснясь от пота. Открылись парадные двери, и показался мажордом, одетый в алую униформу и с феской на голове. За ним следовали трое слуг рангом пониже, одетых в белую униформу.

– С добрым утром, сэ', мистер Ганнибал,— сказал мажордом, улыбаясь от уха до уха.— Как вы себя чувствуете?

– Прекрасно, Малапи,— ответил Ганнибал, вылезая из повозки.— Будь умницей, отведи этих чертовых собак на кухню, ладно? Да смотри, не давай им слишком много есть, а то еще, чего доброго, изгадят мне все ковры! А где Кинги? Я привез представить ему нового масса — мистера Флокса.

– Проходите, масса, проходите,— сказал Малапи, кланяясь Питеру.— Кинги в саду, сэ', мистер Ганнибал. Сюда, пожалуйста.

Он повел их быстрым шагом в большой сумрачный зал, полный странных запыленных портретов, а оттуда — в залитый солнцем сад, расположившийся в квадратном внутреннем дворике, образованном стенами здания. Лужайки здесь были точно бархат, а два-три десятка крохотных фонтанчиков плели туманные кружева из капель в недвижном воздухе, напоенном ароматом сотен различных цветов, населявших многочисленные клумбы.

На траве кормилась целая стая голубей — они были похожи на белое конфетти, рассыпанное по зеленому бархату. В углу распустили хвосты два павлина, в восторге любуясь собою. В центре сада высилась небольшая беседка в виде пагоды: на колоннах, сложенных из коралловых блоков, покоились массивные поперечные деревянные балки. На верхушке разрослась красная бугенвиллея, дрожавшая и искрившаяся от мириад бабочек, мотыльков, жуков, пчел и прочих насекомых. В тени, которую давало это ползучее растение, был подвешен гамак, способный с комфортом приютить четырех человек среднего роста и нормальной комплекции. Но предназначен он был для единственной персоны — короля Тамалавалы Третьего.

Ростом монарх был шесть футов четыре дюйма, вес его превышал двести пятьдесят фунтов. Комплекцией он походил на хорошую гнедую ширскую лошадь. Его большое мягкое лицо с широкими, но не мясистыми губами и прямым носом было ближе к полинезийскому, нежели к африканскому типу. Зрачки были размером с грецкий орех, а благодаря ярким белкам казались еще огромнее. На нем был длинный струящийся белый халат с кружевными оборками вокруг шеи и запястий, украшенный вставкой английской вышивки, как у ночного халата викторианской эпохи. На голове — алая тюбетейка, расшитая золотыми цветами, на ногах — простые красные кожаные сандалии. Золотой браслет на запястье и золотой перстень с сапфиром величиной с порядочный кусок колотого сахара — вот все, что он носил из украшений. Владыка возлежал на спине, свесив ногу из гамака, и, нацепив на кончик носа очки в роговой оправе, читал «Тайме». Все вокруг было завалено газетами на разных языках. На журнальном столике, стоявшем подле гамака, покоились атлас, пять словарей, ножницы, ручки и большой альбом для вырезок.

– Привет, Кинги! — бесцеремонно крикнул Ганнибал, когда он и Питер добрались по мягким бархатным лужайкам до беседки, увенчанной бугенвиллеей.— Привет! Ну как вы?

Кинги отложил газету и сдвинул роговые очки на лоб. Его лицо озарилось искрометной приветственной улыбкой, и владыка спрыгнул с гамака прямо на груду газет.

– Ганнибал, ах ты проказник, почему опоздал? Я думал, ты совсем не приедешь,— сказал он глубоким насыщенным голосом. Он нежно взял руку Ганнибала своими могучими ручищами и мягко пожал ее.

Простите, но мы задержались в пути,— извинился Ганнибал.— Это все господин Флокс виноват… Он всю дорогу забавлял меня рассказами о своих донжуанских похождениях.

Кинги обратил свою ослепительную улыбку к ошарашенному Питеру.

– Мистер Флокс! — прожужжал он.— Рад приветствовать вас на Зенкали!

– А я очень рад, что приехал сюда, ваше величество,—сказал Питер.— Я уверен, что ваше королевство подарит мне немало наслаждений.

– Ну, если вы имеете в виду донжуанские похождения,— продолжил король,— то боюсь, с этим у нас будет скучновато. Правда, Ганнибал?

– Да нет,— попытался возразить Питер,— я вовсе не гоняюсь целыми днями за женщинами, как вы могли заключить из слов Ганнибала.

– И очень жаль,— серьезным тоном сказал Кинги, лукаво подмигивая при этом своими карими глазами.— А то внес бы хоть какое-то разнообразие в здешнюю безмятежную жизнь. Чего стесняешься, подойди ближе! Отведай моего излюбленного напитка!

Кинги подал Питеру и Ганнибалу стаканы и наполнил их из термоса белой тягучей жидкостью.

– Ну, что скажешь? — с волнением спросил он, когда Питер отхлебнул глоток и судорожно сделал глубокий вдох.

– П-превосх-ходно,— прохрипел Питер.

– Так, пустячок. Сочинил от скуки в часы досуга,— гордо изрек монарх.— Значит, так: берешь белый ром, корицу, добавляешь в равных дозах кокосовое и обычное молоко — и готово. Меня с одного глотка так пробирает, что пришлось окрестить свое изобретение «Оскорбление величества».

Он сел назад в гамак, надвинул очки на нос, отхлебнул из стакана и прополоскал жидкостью рот.

– Ну, мистер Флокс,— сказал он,— надеюсь, вы привезли нам массу новостей из внешнего мира?

– Боюсь, что нет, сэр,— ответил Питер.— Видите ли, перед отъездом сюда я был на Барбадосе, а это отнюдь не центр цивилизованного мира.

– Очень жаль,— вздохнул король.— Как видите, я пытаюсь узнать из газет обо всем, что творится на свете, но поскольку они приходят с опозданием на месяц, я всегда чуть не последний узнаю о нашумевшем скандальном убийстве или о том, кто кому наставил рога. Если бы вы знали, как это тягостно! Направишь ноту соболезнования какому-нибудь главе государства, а тебе ее возвращают с пометкой: «По данному адресу не проживает». Вот у всех и создается впечатление, будто меня не интересует, что делается в мире.

Ганнибал чуть было не рассмеялся, но сумел себя сдержать.

– Мистер Флокс,— продолжил владыка,— не удивляет ли вас порой мировая пресса? Когда читаешь все эти документы, начинаешь думать, что они сочинены слабыми людьми, про слабых людей и для слабых людей. Так, кажется, говаривал Авраам Линкольн, я не ошибся? Но все те редкие случаи, когда я получал удовлетворение от прессы,— все они здесь, в альбоме! Месяц назад я прочитал о случае в Сербитоне, где я проходил практику в бытность студентом Лондонской школы экономики. Что бы вы думали?! Идет себе человек смирненько, никого не трогает, и вдруг ему на голову — бац! — огромная сосулька, которая мгновенно лишает его сознания. Прибывшие вскоре полицейские провели следственный эксперимент и пришли к выводу, что это… замерзшая моча из туалета пролетавшего мимо реактивного самолета. Какой-то сознательный

спустил воду в унитазе после того, как туда помочились все пассажиры. Пока содержимое летело вниз, оно успело замерзнуть. Кто бы мог подумать, что в милом Сербитоне можно погибнуть ни за что ни про что во цвете лет только потому, что грозная, жестокая судьба пошлет на твою голову аэроплан с уборной? Или вот еще: читаю в «Сингапур тайме», что принц Снельский, по неподтвержденнымданны, скоро женится. Не стыдно ли предавать молве все, что связано с королевским саном! Да за это надо бы съе… Я хотел сказать, сажать в тюрьму на длительные сроки! Верно я говорю?

– Раз так, то бедняга Симон Дэмиэн заслуживает пожизненного заключения,— сказал Ганнибал.— Как вам понравился ваш портрет со свиньей на первой полосе?

– Неплохо,— сияя от удовольствия, сказал король.— Я бы даже сказал, изысканно! Я послал бедной миссис Амазуге большую корзину фруктов в качестве компенсации за нанесенный газетой моральный ущерб, а потом целый вечер сочинял господину Симону Дэмиэну одно из самых страшных писем, какие когда-либо выходили из-под моего пера! Для пущей важности я наложил на него столько печатей, что содержание ему вряд ли удастся разобрать. Как я старался! Я даже пригрозил ему высылкой с острова! Удивительно только, почему ему начхать на мои послания? Он ни разу не придал им значения.