Джон Грогэн - Марли и мы Страница 16

– Ты меня совсем дураком считаешь, да, песик? – издевался я. Сильно размахнувшись, я с нарочито громким криком сделал движение рукой, как будто бы я бросаю свою палку. Думаете, Марли это понял? Поддавшись на мою уловку, пес с шумом плюхнулся в воду, не выпуская из зубов прежней добычи и проплыл чуть ли не полпути до Палм-Бич, прежде чем сообразил, что палка все еще у меня.

– Хватит издеваться над бедным животным! – крикнула Дженни со скамейки, и, обернувшись, я увидел, что она хохочет.

Когда Марли наконец-то снова добрался до суши, он рухнул на песок, измученный, но без желания расставаться с тем, что по-прежнему держал в пасти. Я показал ему свою палку, как бы напоминая, насколько она ценнее, чем его.

– Фу, брось! – скомандовал я и поднял палку, будто собираясь опять запустить ее в воздух. Мой пес-дурачок снова вскочил и бросился к воде.

– Фу, брось! – повторил я, когда он вернулся.

Так повторялось несколько раз, и, в конечном счете, он выполнил команду. И в то мгновение, когда его палка оказалась на песке, я бросил ему ту, что была у меня в руках. Мы проделывали упражнение снова и снова, и с каждым разом Марли вроде бы все лучше улавливал суть. Урок постепенно начал откладываться в его здоровенной черепушке. Если он отдавал мне свою палку, я бросал ему другую.

– Это как обмен подарками в офисе, – учил я его. – Чтобы получить, надо научиться отдавать.

Он подпрыгнул и коснулся своей измазанной в песке пастью моего лица. Я принял этот жест как знак того, что урок выучен.

Пока мы с Дженни шли домой, измученный Марли ни разу не натянул поводок. Я весь светился от гордости за свое достижение. Неделями мы с Дженни пытались обучить пса основным правилам поведения и манерам, но прогресс был просто ничтожным. Будто бы мы пытались научить дикого жеребца пить чай из изящного фарфорового сервиза. Бывали дни, когда я чувствовал себя родителем ребенка-инвалида. Я все вспоминал Святого Шона и то, как я, десятилетний мальчишка, успешно обучил его всему необходимому для воспитанной собаки. Мне просто становилось интересно, неужели я сейчас делаю что-то не так.

Но наше небольшое упражнение с палкой подало проблеск надежды.

– Знаешь, – сказал я Дженни, – кажется, до него начинает доходить.

Она посмотрела на пса, устало бредущего рядом. Он был мокрый и весь в песке. Из пасти капала слюна, а палка, добытая тяжелым трудом, все еще была зажата в зубах.

– Я не очень уверена в этом, – сказала она.

На следующее утро я снова проснулся до рассвета от всхлипываний Дженни.

– Эй, – сказал я, обнимая ее. Она прижала лицо к моей груди, и я почувствовал, как моя футболка намокает от ее слез.

– Я в порядке, – выдавила она. – Правда. Только… В общем, ты знаешь.

Конечно, я знал. Я старался держаться бодро, но и у меня было то же тяжелое ощущение потери и неудачи. Странно. Менее чем 48 часов назад мы были переполнены радостью, ожидали ребенка, а теперь все повернулось так, будто бы никакой беременности вообще не было. Словно все это время мы спали и видели сон, а сейчас с трудом просыпаемся.

Чуть позже в тот день я вместе с Марли поехал за продуктами и лекарствами для Дженни. По пути обратно я остановился у цветочного магазина и купил огромный красивый букет весенних цветов, надеясь, что это поднимет настроение Дженни. Чтобы букет не рассыпался по дороге, я закрепил его ремнем безопасности на заднем сиденье возле Марли. Когда мы проезжали мимо зоомагазина, я подумал, что пес тоже заслужил поощрения. В конце концов, он лучше меня сумел успокоить безутешную женщину.

– Будь хорошим мальчиком, я сейчас вернусь.

И я побежал в магазин, чтобы купить ему большую игрушечную косточку из замши.

Спустя несколько минут мы вернулись домой. Дженни вышла встретить нас, и Марли выскочил из машины, чтобы поприветствовать хозяйку.

– У нас для тебя маленький сюрприз, – сказал я, но на заднем сиденье, где были цветы, сюрприз ожидал скорее меня.

Когда я покупал букет, он состоял из белых маргариток, желтых хризантем, отборных лилий и ярко-красных гвоздик. Однако теперь гвоздики куда-то исчезли. Приглядевшись, я заметил обезглавленные стебли, на которых несколько мгновений назад красовались цветки. В остальном букет остался в первозданном виде. Я пристально посмотрел на Марли: он кружился, будто танцевал под зажигательную мелодию.

– А ну, иди сюда! – заорал я, и началась погоня.

Когда я, наконец, изловил пса и разжал челюсти, то обнаружил там неопровержимое доказательство его вины. Глубоко в огромной пасти, застрявшая в зубах, словно кусок жевательного табака, виднелась одинокая красная гвоздика. Остальные, предположительно, уже соскользнули в шлюз. Я был готов прибить Марли на месте.

Я взглянул на Дженни и увидел, что по ее щекам струятся слезы, на сей раз от смеха. Даже если бы я привел уличного музыканта и сам бы спел с ним серенаду для жены, она бы не позабавилась больше, чем сейчас. Мне оставалось лишь тоже расхохотаться.

– Ох уж этот пес! – пробормотал я.

– Да мне все равно гвоздики никогда не нравились, – сказала Дженни.

А Марли так обрадовался тому, что все счастливы и снова смеются, что подпрыгнул на задних лапах и станцевал нам настоящий брейк.

На следующее утро меня разбудило яркое солнце, светившее в комнату сквозь ветви бразильского перечного дерева. Я посмотрел на часы: было около восьми. Моя жена мирно спала, дыхание ее было размеренным. Красивая грудь спокойно вздымалась и опускалась. Я поцеловал волосы Дженни, обнял ее за талию и снова задремал.

ГЛАВА 8

Битва решений

Марли еще не исполнилось полгода, как мы записали его на курсы дрессировки. Видит Бог, они ему были необходимы. Не считая успеха с палками в тот день на пляже, он показывал себя глупым, нерадивым учеником. Безудержная энергия заставляла его постоянно отвлекаться. Мы начали понимать, что наш пес не похож на остальных собак. Как высказался мой отец после того, как Марли попытался вступить в брачные отношения с его коленкой: «Эта собака совершенно помешанная». Требовалась помощь профессионалов.

Наш ветеринар рассказал нам о местной частной школе дрессировки собак, занятия которой проходили каждый вторник вечером на автостоянке позади учебного манежа. Уроки базовой дрессировки вели добровольцы из клуба, опытные любители, которые, вероятно, уже сделали своих собак образцом цивилизованного поведения. Курс включал в себя восемь занятий и стоил 50$, что мы считали очень выгодным предложением, особенно учитывая то, что Марли мог отгрызть кусок аналогичной стоимости от новых туфель за тридцать секунд. К тому же клуб практически гарантировал, что после окончания курса мы уйдем домой с новой Лэсси. Записываясь на занятия, мы познакомились с женщиной, которая набирала нашу группу. Суровый, серьезный инструктор, она придерживалась мнения, что не существует безнадежных собак, есть только безвольные и бесталанные хозяева.