Джон Кац - Год собаки Страница 16

Старина Хемп и Старина Кэп смотрят на Девона с небес и наверняка гордятся таким потомком.

Люблю, люблю, люблю

На прогулках Стенли по-прежнему отставал от нас, и не случайно. Наш чудный пес болен — и болен смертельно. Так сказал нам ветеринар.

Поначалу мы не могли в это поверить. Стенли исполнилось семь лет, но он по-прежнему был по-щенячьи весел и игрив, и глаза его блестели все той же радостью жизни.

Доктор Бренда Кинг — отличный ветеринар: опытный, прямой и надежный. Она очень любит собак и во время приемов часто больше разговаривает с ними, чем с их хозяевами. Ее диагнозы и рекомендации обычно коротки, но дельны и полны смысла.

Стенли был у нее уже не впервые. Он поздоровался, ткнувшись носом доктору в руку, и охотно пошел вместе с ней к рентгеновскому аппарату — только немного обеспокоился, когда увидел, что я остаюсь ждать его в кабинете. Немного погодя доктор Кинг вошла и прикрыла за собой дверь. Дурной знак. Она хорошо знала моих собак и всегда питала к Стенли особенную слабость.

— Новости у нас неважные, — проговорила она суховатым «докторским» тоном, однако глаза выдавали ее истинные чувства. — У Стенли нарушение сердечной деятельности, и оно прогрессирует.

Впервые она заметила перебои в сердечном ритме несколько месяцев назад, но тогда они были слабыми и не влияли на самочувствие пса, а значит, и не требовали специального лечения. Но сейчас исследование показало совсем иную картину. Кроме того, продолжала она, рентгеновские лучи выявили второе заболевание — подозрение на тяжелую дисплазию бедра, часто поражающую лабрадоров и золотистых ретриверов. При беге или долгой ходьбе у Стенли начинает болеть нога. Эта болезнь будет прогрессировать, и через некоторое время он станет хромым.

— Удивительно, что он все еще гоняется за мячом, — добавила доктор Кинг.

Я подавленно кивнул, думая про себя, что Стенли будет гоняться за мячом до последнего издыхания.

Гораздо больше тревожила и меня и врача быстро прогрессирующая болезнь сердца. Мы договорились, что я привезу Стенли в клинику еще пару раз, один раз — утром после сна, другой — после прогулки. Мы проведем все необходимые проверки, чтобы убедиться.

С каждым следующим посещением новости становились все хуже. У Стенли отказывало сердце. Исход был ясен без слов, и доктор Кинг даже не пыталась ободрить нас или внушить надежду.

В жизни собачника бывают два трудных решения. Одно — покупать ли собаку, и если да — какую, где и у кого. Второе решение неизмеримо тяжелее: ты должен решить, когда усыпить своего любимца. Некоторые люди стремятся поддерживать жизнь своих питомцев до последнего; некоторые и себе выбирают такую же судьбу. Буду откровенен: я к таким не отношусь.

Бренда Кинг сказала мне однажды, что самое сложное в работе ветеринара, как и в жизни собачника, — необходимость решать за животных. В отличие от людей, собаки не могут решить, что им нужно, и настоять на своем. Лишь некоторым везет: они живут с людьми, которые знают их, борются за них, обращаются с ними гуманно и думают прежде всего об их интересах.

— Вам необходимо понять не только чего хочет сама собака, — в своей обычной суховатой манере объясняла мне доктор Кинг, — но и что будет для нее лучшим выходом. За вас этого никто не сделает.

Такое решение нельзя принять мгновенно, по наитию. Оно должно было вырасти из десятилетий моего жизненного опыта, из миллионов факторов, сформировавших мою личность и взгляд на мир. Это было огромное, пугающее решение. Тем более пугающее, что я очень любил Стенли — ласкового и игривого пса, рядом с которым мир для меня становился добрее и светлее.

Чего я хочу? Чего хочет сам Стенли? Что будет для него наилучшим? Наверное, умереть так же легко и счастливо, как жил. Захочет ли он превратиться в калеку? Страдать от сердечных приступов или судорог? Доживать свой век беспомощным инвалидом, с тоской и завистью глядя на своих здоровых друзей?

Не знаю, и никогда не узнаю, правильно ли я поступил. И никто мне наверняка не скажет. Но у меня было ощущение, что я поступаю правильно, что именно этого хотел бы от меня сам Стенли.

Милый мой Стенли! Каждое утро он забирался к нам в постель и сворачивался клубком между мной и Полой, ожидая обычной порции ласки. Всякий раз, бросая на него взгляд, я невольно начинал улыбаться. Стенли, добрый, простодушный и счастливый. Сколько в нем было детского, щенячьего умения бескорыстно наслаждаться жизнью! Право, я не знаю другого такого пса. За его погонями за мячом, на земле и на воде, можно было наблюдать вечно — столько азарта, увлечения и невыразимого удовольствия он вкладывал в эту нехитрую игру.

Милый мой Стенли, покоритель рек и озер! Как случилось, что тебя подвело твое щедрое сердце?

В тот день, когда доктор Кинг в третий раз сообщила мне дурные вести, Стенли подошел ко мне после обеда и положил голову на колени, виляя хвостом. Я не удивился: он обеспокоился, почувствовав, что я несчастен. Я почесал его за ухом — ему это особенно нравилось.

— Мне кажется, лучше всего будет его усыпить, — с трудом выдавил из себя я. — Что скажешь?

Пола кивнула.

— Если об этом говорит такой заядлый собачник, как ты, значит, это в самом деле лучший выход.

Другие варианты были для меня неприемлемы. Ограничить Стенли в прогулках — значит обречь его на тоскливую, безрадостную жизнь. А если не ограничивать, однажды он свалится от сердечного приступа на прогулке или в водной погоне за мячом — и умрет мучительно, в судорогах, а я буду стоять над ним и ничем не смогу ему помочь…

— Жизнь Стенли прожил счастливо, — сказал я доктору Кинг. — Пусть так же и уйдет.

Она согласилась, добавив: хотелось бы ей, чтобы больше ее клиентов разделяли мою точку зрения. Нет ничего тяжелее и печальнее, чем поддерживать в дряхлых или безнадежно больных собаках еле теплящуюся жизнь. Она упомянула немецкую овчарку, которой пришлось ампутировать задние лапы; хозяин возил ее на тележке. Понятно, что хозяину трудно расстаться с любимым животным, но, когда в жизни собаки нет больше ни цели, ни радости, продлевать ее дни — значит обрекать ее на бессмысленные мучения.

Я не хотел, чтобы Стенли так страдал. Но прежде, чем с ним проститься, хотел в последний раз свозить его в горы. Это мне решать, ответила доктор Кинг.

Самое печальное было то, что Стенли по-прежнему наслаждался жизнью. Я хотел, чтобы и ушел он так же — счастливым, не зная ни боли, ни страха, ни унизительной слабости.

Мы назначили усыпление на следующую неделю. Доктор спросила, хочу ли я кремировать тело, и я ответил согласием. Пепел Стенли, думалось мне, я развею в горах: в лесах, на лугах, в водах Баттенкилла, где он так любил плавать и где мы оба однажды едва не расстались с жизнью.