Бернар Эйвельманс - Великий морской змей Страница 17

Суть в том, что, как и китообразные, эти акулы питаются почти исключительно планктоном, большей частью мелкими ракообразными. Постоянно лениво передвигаясь в воде, акулы глотают огромное количество воды, заполненной крошечными организмами, и когда жидкость выливается наружу через жаберную щель, маленькие существа удерживаются «частоколом». "Содержимое их желудков, — подчеркивает Джордж Пети из Парижского музея, — всегда представляет собой красноватый или винно-красный бульон, напоминающий томатное пюре". Вот, кстати, и объяснение того, почему фермер Фолсеттер не нашел в желудочном тракте чудовища из Стронсы ничего, "кроме красноватого вещества, похожего на смесь воды и крови".

Короче говоря, определение Эверарда Хоума было точным. Но, однако, наш хирург вел все свое расследование с преступной небрежностью. С одной стороны, он не смог обратить себе на пользу все попавшие ему в руки свидетельства, которые подтвердили бы его мнение настолько, что оно стало бы неоспоримым. С другой стороны, он весьма ослабил свое положение несправедливой критикой по части точности приведенных измерений.

Если взглянуть на перечень всех больших рыб, выброшенных на берег или отловленных с конца XVIII века, о которых до нас дошли сведения, то окажется, что подчас размеры этих акул достигали 12 метров в длину и более. Говоря только о чемпионах, можно упомянуть экземпляр, выловленный в августе 1851 года в заливе Фунди, на севере Новой Шотландии: его длина была 12 метров 19 сантиметров; в 1865-м в Повоа-де-Варзим в Португалии выбросило на берег акулу длиной более 12 метров; и в 1913-м можно было наблюдать экземпляр в 11 метров 50 сантиметров в Конкарно, в Бретани.

Подобные случаи еще не были зарегистрированы во времена Хоума, но и тогда были известны экземпляры 10 метров длиной. Епископ Гуннер еще в 1765 году заявил, что, согласно словам очевидцев, вполне заслуживающих доверия, есть экземпляры длиной больше 21 метра, а время от времени на норвежском побережье вылавливают акул и до 30 метров длиной… Но, кажется, Хоум не был расположен всерьез принимать епископские описания китовой акулы. Впрочем, это и понятно: если для данного вида позвоночных еще можно принять существование отдельных особей-гигантов, чьи размеры превышают обычные на две трети, то уж совсем трудно признать, что есть и такие, чья длина вдвое или даже втрое больше.

Размеры гигантских акул, если считать всех выловленных и выброшенных на берег, колеблются от 2 до 12 метров, а нормальная длина взрослых самцов признана в 8–9 метров. Если вполне объяснимо существование очень больших особей 11–12 метров, то почему теоретически нельзя допустить монстров от 13 до 16 метров? Не был ли зверь из Стронсы одним из таких? Так что Хоум был неправ, не желая вглядываться в отчеты: он предпочел усомниться в неоспоримой точности измерений, и в своем опусе в итоге заявил следующее:

"Для науки важно, что эта рыба вовсе не новое животное, отличное от обычных порождений природы".

Хотел ли мистер Хоум этим сказать, что, если зверь из Стронсы был бы настоящим морским змеем, то он должен был состоять "из материи, которая образует мечты" и иметь сюрреалистическое строение, как те внеземные создания, которых изобретают фантасты? Предпочтительней думать, что, следуя традициям — увы, устойчивым! — зоолога-конформиста и реакционера, Хоум пожелал подчеркнуть этим заявлением всю несуразность открытия зверя подобной величины, ранее науке неизвестного. Но он не исключал того, что животное, выброшенное морем на берег Оркад, было некой хрящевой рыбой, то есть хрящевой рыбой неизвестного вида. Нужно проникнуться мыслью, что точное определение акулы невозможно, если в распоряжении нет зубов и фрагментов кожи.

Будущее опровергло, и весьма решительно, утверждение Эверарда Хоума. Через несколько десятков лет, в 1828 году, была открыта акула еще большей величины, чем гигантская китовая (Rhineodon): в 1934 году в бухте Комметье в Южной Африке измерили экземпляр длиной 16 метров 10 сантиметров, а существуют еще и такие, чьи размеры колеблются от 18 до 20 метров, как та, которая запуталась в 1919 году в бамбуковой сети в Кох-Шике, к востоку от Сиамского залива, но которую так и не смогли квалифицированно измерить.

Добавим, что зверь из Стронсы не мог принадлежать к этому виду, который водится только в теплых водах. Но не будем забывать и то, что, невзирая на весьма сильные подозрения, точная идентификация вида хрящевой рыбы из Стронсы по-прежнему остается проблематичной.

Злополучный осмотр доктора Барклая

Но никто не лишает нас возможности обсудить эту идентификацию.

Прежде всего, категорическое определение Эверарда Хоума весьма шокировало доктора Джона Барклая, который в энтузиазме первых отчетов совсем упустил из виду свои неосторожные утверждения о структуре позвоночника предполагаемого морского змея. Его протесты, опубликованные в "Записках Вернеровского общества", только еще более тягостно подтвердили его некомпетентность в вопросах сравнительной анатомии. Так, пытаясь доказать, что черепная коробка животного из Стронсы была слишком мала для того, чтобы принадлежать 10-метровой гигантской акуле, он не переставая путал «череп» и «голову». И к тому же жаждая продемонстрировать, что в противоположность рыбам чудовище имело шею и должно было, следовательно, быть по крайней мере китообразным, он настойчиво подчеркивал тот факт, что первый позвонок, еще сросшийся с черепом, был гораздо меньше, чем у крупных гигантских акул; но тем самым он доказал еще более ясно свою неспособность отличить заднюю часть черепной коробки от передней, так как принял за позвонок то, что на самом деле было остатком носового хряща!

Наконец, потребовалось его особое незнание особенностей анатомии гигантских акул, чтобы утверждать, что наличие отдушин доказывает то, что животное вообще не было рыбой. Но верно, однако, и то, что почти полстолетия само существование этих отдушин больше отрицалось, чем признавалось самыми крупными светилами зоологии!

Доктор Барклай, очевидно, имел причины настаивать на том, что размеры зверя из Стронсы и 10-метровой акулы, с которой его сопоставлял Хоум, сравнивать нельзя. Вот критические высказывания шотландского врача, которым можно поаплодировать от всей души: это его ответ на не допускающее никаких возражений заключение Хоума:

"Что касается вашего утверждения, что для науки важно не допустить новые виды или подвиды в наши каталоги, то этого я решительно не понимаю. Но для науки совершенно точно является значительным ударом, когда натуралист основывается в своем определении вида животного на весьма смутных признаках".