Алан Кэйу - Бишу-ягуар Страница 18

Марика энергично закивала. Великий охотник не мог ошибиться.

Урубелава широко развел руками:

– Не могло ведь животное спрыгнуть с водопада?

Девочка засмеялась и сказала:

– Все-таки ягуар спрыгнул.

Долгое время Урубелава молчал, затем мрачно промолвил:

– Именно так я и думал. Животное спрыгнуло вниз с водопада.

Сказав, он пожалел, что выдал эту идею за свою собственную, так как отступить теперь не сможет. Надо было ответить презрительным тоном: «Как могло животное спрыгнуть вниз? Ведь оно погибло бы…» Но, поразмыслив, Урубелава решил, что ягуар и впрямь мог упасть с водопада и теперь лежит, отдавшись на милость грифов или дьяволов или дожидаясь, пока придет кто-нибудь с острым ножом и снимет с него шкуру Чем больше индеец думал об этом, тем сильнее убеждался, что так все и обстоит на самом деле, а посмотрев на дочь, принял окончательное решение. Марика догадалась, куда клонит отец, и не на шутку перепугалась. Урубелава, заметив волнение дочки, успокаивающе произнес:

– Не бойся. Подожди здесь. Я спущусь вниз и посмотрю, не прячется ли там наш ягуар.

– Но там же дьяволы!

– Я сумею постоять за себя. Только найди мне юкку.

Юкка – сочное, мясистое растение ярко-желтого цвета, произрастающее по берегам рек и, по поверью, смертельно ядовитое. Пока девочка искала растение, Урубелаве удалось подстрелить тукана. Он обвязал ножки убитой птицы тонкой лианой, спустился по реке к заводи и сбросил тушку в воду, не выпуская конец лианы из рук.

Ничего не произошло. Тогда Урубелава вытащил тукана из воды, продвинулся немного выше по течению и повторил манипуляцию. С шестой попытки он добился, чего хотел: вода внезапно закипела и стая свирепых пираний набросилась на мертвую птицу. Кровожадные рыбки вмиг растерзали добычу, и Урубелава вытянул на берег все, что осталось от тукана, – на конце лианы болтался белый, дочиста обглоданный скелетик.

Бережно сжимая в руках скелетик, чтобы не повредить его, Урубелава возвратился к тому месту, где расстался с дочерью. Марика успела отыскать юкку и уже варила растение в котелке, непрерывно помешивая отвар палочкой; варево приобрело ядовито-желтую окраску. Индеец одобрительно покачал головой, присмотрелся и сказал:

– Достаточно.

Пользуясь пучком травы как кисточкой, Урубелава осторожно выкрасил белый костяк. Закончив, он подвесил скелетик на ветку, чтобы высушить, а сам уселся в тени, не проронив ни слова, пока краска не высохла. Тогда он отломил несколько блестящих желтых косточек, нанизал на обрывок тонкой лианы и повесил это ожерелье на шею. Потом приказал дочери:

– Хорошенько промой котелок, чтобы не рассердить духов. Марика уже оттирала мокрым песком пожелтевшие стенки.

Она не очень верила в духов и в ритуал с костями, но миссионер однажды поведал ей историю, как люди, которые ели из посуды, где варились стебли юкки, умерли в страшных муках… В отличие от отца, девочка не была суеверной, но на всякий случай принялась еще усерднее тереть котелок песком. Урубелава потрогал желтое ожерелье и сказал:

– Теперь дьяволы не причинят мне зла. Я хорошо защищен.

Он еще сильнее заточил лезвие мачете, время от времени испытывая его остроту ногтем, потом подошел к водопаду и начал спускаться в пропасть, куда низвергалась вода.

Грохот потока вселил в него страх. Спускаясь на шаг, Урубелава прикасался к желтым косточкам и громко бормотал.

– Юкка, юкка, юкка…

Чем ниже он спускался, тем больше боялся, начиная всерьез сожалеть, что столь безрассудно похвастал перед дочерью своей храбростью. Внизу, над водой, сияла радуга, а серые скалы, мокрые от водяной пыли, то тут, то там были покрыты зелеными ростками невиданных пышных растений. «Уж не они ли составляют пищу дьяволов?» – подумалось Урубелаве.

Крутой спуск становился все более и более предательским. Крупный валун, о который оперся индеец, внезапно пошатнулся и загрохотал вниз по склону, увлекая Урубелаву за собой. В последний миг индеец удержался, схватившись за лиану. Но при этом выпустил из рук лук. Оглядевшись по сторонам, он заметил, что лук застрял в кроне высокого высохшего дерева. Урубелава с проворством обезьяны вскарабкался по стволу и вдруг столкнулся нос к носу с огромной, более семи футов в длину, серо-зеленой кайсакой. Рассвирепевшая от непрошеного вторжения змея шипела и угрожающе раскачивала головой, готовясь нанести смертоносный удар. Урубелава в панике выбросил перед собой руку с ножом и отсек змее голову. Какое счастье, что он заточил мачете перед опасным спуском! Спустившись с дерева, он побрел к воде и вдруг, пробираясь через заросли камыша, ощутил болезненный укол в лодыжку.

Урубелава перепуганно заорал, убежденный, что попал в лапы дьяволов, и схватился за ожерелье, но, вытащив ногу, увидел, что в лодыжку вцепилась смертоносная маленькая коралито, бразильская кобра; казалось, что пламя охватило ногу и быстро поднимается вверх. Он инстинктивно полоснул коралито ножом, но змея не разжимала челюсти, повиснув на ноге, словно отвратительная гигантская пиявка. Урубелава, рискуя поранить ногу, отрубил туловище и отбросил прочь голову пресмыкающегося, челюсти которого продолжали конвульсивно сжиматься и разжиматься.

Опасаясь, что в зарослях могут скрываться другие змеи, он поспешно отбежал подальше от гиблого места и ничком свалился на мокрый мох, уже чувствуя острую резь в глазах. Сделав несколько глубоких надрезов на коже вокруг ранки, Урубелава попытался отсосать яд, но укус пришелся на внешнюю сторону лодыжки, и он не сумел дотянуться ртом до болезненного места. Тогда он взял с земли острый камень и принялся исступленно колотить им по ране, подползая при этом ближе к воде.

Болела уже вся нога, а бедро угрожающе распухло, но Урубелава знал, что если бить камнем по ране, то яд выйдет с кровью наружу. Всю мякоть вокруг раны надо превратить в кровавую массу, из которой яд вытечет в воду; только не повредить при этом кость и успеть все сделать прежде, чем лишишься чувств.

Вскоре Урубелава без сил откинулся на спину, тяжело дыша и закусив губы от боли. Какое счастье, что он приказал дочери оставаться наверху! Она сейчас все глаза выплакала бы, думая, что отец умирает Урубелава знал, что Марика не поверила в магическую силу его амулета. Он благодарно прикоснулся рукой к желтым косточкам, убежденный, что только им обязан тем, что выжил. Превозмогая безумную боль, он старался не шевелиться. Шаманы всегда твердили: «Лежи спокойно, и боль пройдет».

Внезапно все тело свела судорога, и из горла индейца вырвался нечеловеческий вопль; спина непроизвольно выгнулась, и он заметался по траве, как рыба, выброшенная на берег. Боль была сильнее, чем он мог вытерпеть.