Дорин Тови - Новые кошки в доме Страница 20

И вот в среду после его показательных прыжков на сухарики Сафра перестал есть. Сидел с тревожным видом, отказывался выходить, а затем вообще исчез. Я обыскала весь коттедж, включая пространство между холодильником и стеной в пристройке к кухне, которое Сафра, котик со своим образом мышления, избрал в качестве потайного убежища. Поскольку до задней двери было рукой подать, мне кажется, он исходил из предположения, что я, не подозревая, где он, могу оставить дверь открытой и он выскочит наружу. Но как бы то ни было, он подолгу просиживал там, предаваясь размышлениям. И я заглянула туда. Его там не оказалось, но кое-что обнаружилось. Нечто длинное и таинственное. Когда я его вытащила, выяснилось, что это остатки сиреневого полотенца.

Хранил ли Саф его там в течение некоторого времени как неприкосновенный запас или съел в один присест, я не установила — он мог вытащить полотенце из кухонного шкафчика в любое время, но едва мне удалось отыскать воришку (он сидел за занавеской в спальне и апатично поглядывал во двор, что было совершенно не в его характере), я позвонила в Лэнгфорд, объяснила, что произошло, и мне сказали, чтобы я привезла его немедленно.

Вывести машину, посадить кошку в корзину, с панической скоростью помчаться вверх по дороге… сколько раз я уже это проделывала! Но на этот раз ехать мне предстояло не двадцать пять миль. Десять минут спустя Саф уже лежал на смотровом столе. Профессор послушал его сердце, ощупал, смерил температуру. Немножко повышена, сказал он, но все как будто в порядке. Он сделает ему инъекцию антибиотика. Не привезу ли я его еще раз утром? И тогда, если температура останется повышенной, надо будет сделать рентген. Он помолчал, поглядел на Сафа, пронизывавшего его сапфировым взглядом, и, казалось, что-то вспомнил.

Однако, сказал профессор, принимая во внимание, что это за котик, рентген они сделают в любом случае.

Что это означало? Я прикидывала и так и эдак. Вспомнил ли он Сесса? Или Сафра подпортил свою репутацию, когда оперировался здесь?

Я увезла его домой. Назад в коттедж. Ужинать он отказался. Но попозже в саду с Шани, пока я стояла рядом и мучилась, не зная, что принесет грядущий день, он выкинул номер, абсолютно для него типичный. Внезапно прыгнув под папоротник, он одним стремительным движением поймал мышь. Мышонка, которого принес и бросил на траву передо мной, а затем, когда я нагнулась поднять бедняжку, ухватил его и дразняще подбросил в воздух. Мышонок по дуге пролетел сквозь сетку кошачьей вольеры. Надеясь, что он еще жив, я вбежала в вольеру и увидела, как Саф снаружи на дорожке снова вздернул голову, — и сквозь сетку к моим ногам упала еще одна мышь. Значит, он поймал двух сразу! Конечно, это были маленькие мышата, видимо, он нашел гнездо — но только он был способен схватить двух сразу.

— Уа-а-а! — брезгливо выразилась Шани, когда я спросила, что она об этом думает, и я поняла, что, по ее мнению, он страшный задавака и нам не следует его поощрять. Я согласилась, а про себя решила, что вряд ли ему так уж скверно, если он способен на подобные прыжки. Однако от еды он отказывался по-прежнему.

И вот на следующее утро мы снова в рентгеновском кабинете Лэнгфорда — я и сестра в фартуках со свинцовой подкладкой, а Сафра распростерт на столе между нами. Я воображала, будто меня попросили ассистировать, чтобы мое присутствие помогло ему справиться с испугом, однако в этом никакой нужды не было.

— Ну-с, молодой человек, сейчас мы проверим все ваши грехи, — сказала сестра с притворной суровостью.

А он, лежа на боку и не сомневаясь, что мир населен только его друзьями, глядел на нее широко раскрытыми безмятежными глазами.

Снимки были сделаны, он снова водворен в корзину, а меня попросили подождать в приемной, пока их не проявят. Такое уж мое везенье! Только что я купалась в безмятежности, но тут кто-то вышел из кабинета, не закрыв за собой дверь, и я увидела за ней двоих в белых халатах. Они разглядывали рентгеновский снимок, держа его против света. Нет, конечно, это не снимок Сафры, заверила я себя, хотя и знала, что, скорее всего, снимок его.

— Ну, мне как-то не верится, что это опухоль, — услышала я слова одного из белых халатов.

А я тут же поверила: сказано это было так неуверенно! Я потеряю моего мальчика, как потеряла Сесса, подумала я, и сердце у меня налилось свинцом.

Заметив, что дверь открыта, кто-то ее закрыл, и больше я ничего не услышала. Несколько минут спустя ко мне вышла сестра и объяснила, что снимок очень неясный, так что они оставят его, накормят бариевой кашицей и проследят ее движение. Может быть, я поеду домой и позвоню днем?

Я позвонила. И услышала, что пока ничего не произошло. Что-то там есть — у соединения толстой кишки с прямой. Но оно неподвижно. Не позвоню ли я через два часа? Я позвонила. Ничего нового. Не позвоню ли я в пять?

В пять мне сказали, что они хотели бы оставить его на ночь, и я положила трубку в ужасе, не сомневаясь, что потеряю его. Шани, без умолку болтая, ходила за мной повсюду, как моя Верная Подруга. Я уже заметила, что она поступает так всегда, если, кроме нее, в коттедже никого нет. Не берусь судить, скучала ли она без Сафа или же воспользовалась его отсутствием, чтобы выйти на первый план, поскольку обычно довольствовалась вторым местом, предаваясь своим фантазиям о похитителях. Но как бы то ни было, она шла за мной на кухню, в ванную, прыгала на холодильник и читала мне нотацию, пока я запирала на ночь заднюю дверь, стояла на кровати, задрав хвост, и разговаривала со мной, пока я раздевалась, а когда я ложилась, свертывалась у меня на руках и гудела шмелем, хотя обычно спала внизу с Сафрой. Она сидела на шкафчике в прихожей и болтала со мной, когда я на следующее утро позвонила в Лэнгфорд. Что бы это ни было, сказали они, оно немного сдвинулось. Не могу ли я позвонить еще раз днем? Я подумала, что Сафра был бы очень доволен, знай он, что о его здоровье сообщается так, будто он особа королевской крови. Но, возможно, он и знал — ведь он был Сафра!

Была пятница, день, в который я всегда ездила в Бристоль помогать Луизе, если ей что-либо требовалось, и я сказала им, что позвоню оттуда. В двенадцать они сказали, не могу ли я позвонить в три и попросить к телефону профессора, который хочет со мной поговорить. Вновь в полной уверенности, что меня ждут самые плохие новости, в три часа я была вынуждена сесть перед телефоном — у меня подгибались колени, а Луиза встала рядом с рюмкой коньяку. Оно движется, что бы это ни было, сообщил профессор, к моему неимоверному облегчению, но происходит это крайне медленно. Не возьму ли я его домой до понедельника и не понаблюдаю ли за дальнейшим? Ему, видимо, у них не нравится, добавил профессор нерешительным голосом. О Господи! Что еще натворил этот котик! Но, во всяком случае, он возвращается домой. Услышав это, Луиза выпила коньяк сама.